— Светочка чудесная девочка — рассказывал он, когда они оба мучились бессонницей, — только вот жене порадоваться на нее не удалось.
— Умерла?
— Рак, — одним словом объяснил старик.
— А что случилось с ее родителями? — спросил Федор.
— Разбились на машине, — неохотно ответил старик. — Светочке бы поехать в Москву, учиться, да она боится оставлять меня одного…
— Кто такой Пашка Бык? — спросил Федор, без всякой связи с предыдущим разговором.
— Павел Шуров? — встрепенулся Александр Сергеевич. Он приподнял голову с подушки и темными, неразличимыми во мраке глазами посмотрел на Федора. — А почему вы о нем спросили?
— Слышал кое-какие разговоры.
— Шуров был не очень хорошим мальчиком, — осторожно сказал учитель, — правда, очень инициативным. В школе он верховодил в своем классе, но как-то, знаете ли, подловато. Сидел на первой парте и дирижировал остальными. Ребятам за шалости попадало, а он всегда выходил сухим из воды. Однажды я, все-таки, поймал его, как говорится, за руку и пообещал вызвать в школу отца. Так он подкараулил меня после уроков и начал предавать всех своих товарищей. Знает, детские шалости, кто из них набедокурил, что они говорили обо мне и других учителях.
— А вы что сделали?
— Прогнал, конечно. Я бы и так не стал вызывать его отца. Звероватый был мужчина, очень жестокий. Павлу от него все время попадало. Кончил он нехорошо, лет пять назад погиб при невыясненных обстоятельствах.
Разговор на этом кончился сам собой. Александр Сергеевич постарался удобней устроить на подушке забинтованную голову и закрыл глаза. А на следующий день Федор сам удостоился лицезреть Павла Шурова по кличке Бык.
Ранним утром в палату вошел врач Дима. Выглядел он не лучшим образом, был расстроен и прятал глаза за стеклами фальшивого пенсне. По нему было видно, что случилось что-то нехорошее.
— Как вы тут? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Больные зашевелились. Крючков и Федор сели на кроватях, остальные двое остались лежать, просто повернули головы.
— А чего нам сделается, — бодро за всех ответил Крючков, — лежим себе и болеем.
— Здесь такое дело, — не слушая его, заговорил врач, — я посмотрел ваши медицинские карточки, думаю, у вас дела идут на поправку. У всех, — непонятно зачем добавил он.
Доктор Дима замолчал, а присутствующие внимательно наблюдали за ним, не понимая, куда он клонит. Не дождавшись никакой реакции больных, врач продолжил:
— Мне кажется, вас уже можно выписывать, а лечение можно будет продолжить амбулаторно.
Опять никто ничего не понял, все ждали разъяснений.
— Значит, такое дело, — наконец решившись, виноватым голосом заговорил он, — сейчас к нам привезли раненого и он, мне… — Дима сбился и начал сначала. — Короче говоря, у меня требуют для этого раненого отдельную палату. Другого места кроме вашей у меня нет. Никита, конечно, останется, — врач кивнул на стоящую в углу кровать с растяжкой, — полежит пока в коридоре, а вас Александр Сергеевич, я буду навещать дома. Вы не беспокойтесь, я договорюсь, вас кто-нибудь отвезет домой.
— А мне куда деваться? — спросил Федор.
— Да, с вами, пожалуй, сложнее, — начал мяться врач. — Может быть, перевести в психиатрическую больницу? — оживился он. — Там, заодно, полечат вашу амнезию? Правда, а почему бы и нет! Я попробую договориться!
Федор не успел ответить, как в разговор вмешался старик:
— Что случилось, кто ранен?
— Обычный человек. Почему вы сразу думаете о плохом?! — отводя взгляд, сказал Дима.
— Потому что ты нас выгоняешь из больницы, — сердито сказал учитель. — И не в какую психбольницу Федор не поедет, он поживет у меня. Так что, все-таки, случилось?
Дима снял пенсне, повертел его в пальцах и опять водрузил на переносицу. Смотрел он при этом не на учителя, а в окно.
— Я же сказал, привезли тяжелораненого, ему нужна отдельная палата…
Не успел врач договорить, как в комнату уверенно вошел парень лет двадцати пяти, по виду напоминающий кинозлодея из телесериалов про хороших милиционеров и плохих уголовников. Одет он был, несмотря на теплое летнее утро, в дорогой деловой костюм, голубую рубашку с красным в синюю полоску галстуком. Еще у него были сияющие ботинки и прилизанные волосы.
— Здравствуй Паша! — радостно, как будто увидел долгожданного гостя, поздоровался Крючков.
Тот не ответил и вообще ни на кого не обратил внимание. У Быка был тяжелый нависший лоб и нервное лицо болезненно самолюбивого человека, но он это всеми силами скрывал, прикрываясь маской высокомерия.
— Долго ты еще будешь телиться? — грубо спросил он врача. — Считай, что время пошло!
Отдав приказ, Пашка Бык круто повернулся и покинул палату. Униженный Дима жалко улыбнулся и беспомощно развел руками:
— Так я попрошу, чтобы вас с Федором отвезли домой, — сказал он старику. С психбольницей, конечно, не очень хорошая затея. Зачем, если можно лечиться и так, — начал говорить он, но не досказал, махнул рукой и быстро вышел из палаты.
Сборы были короткими. Никто не обменивался мнениями на счет случившегося. Одни из страха, другие, видимо, потому что говорить было не о чем. Пока старика поднимали с постели, доктор уговорил какого-то амбулаторного больного довезти их с Федорм до дома. Так что вопрос коллективной выписки решился без конфликтов и проблем. Спустя четверть часа, обоих инвалидов уже подвезли к жилищу старика.
Дом учителя был старый, если не сказать старинный, с каменным первым и бревенчатым антресольным этажом. Федор с удивлением рассматривал мощное сооружение никак не вязавшееся с сухеньким учителем-пенсионером. Дом был не полуразрушенный, как у нас обычно бывает со старинными строениями, а хорошо ухожен и даже свежее выкрашен. На фасаде красовалась скромная мемориальная табличка, сообщающая о том, что здесь жил и работал известный писатель. Далее шла фамилия писателя, и указывались годы им здесь проведенные.
— Ваш родственник? — спросил он Александра Сергеевича, прочитав надпись.
— Отец, — со скрытой гордостью ответил он. — Только по этому, — он кивнул на табличку, — дом и сохранился за нашей семьей.
Федору фамилия писателя ничего не говорила, хотя где-то он ее и слышал. Поддерживая старика, он помог ему войти на крыльцо и постучал в дверь.
— Светочка должна быть дома, она редко выходит так рано, — сказал хозяин.
Им, как и предполагал осведомленный гость, никто не открыл.
— Постучите сильнее, — попросил старик.
Федор еще несколько раз стукнул в дверь кулаком.
— Странно, куда она могла пойти. Давайте пройдем к черному ходу, там у нас спрятан запасной ключ.
Они медленно спустились с крыльца. Старик совсем обессилил и еле передвигал ноги. Федор усадил его на лавочку, нашел в указанном месте ключ и отпер входную дверь. Вернулся, и помог старику встать, опять подняться на крыльцо и доковылять до гостиной.
— Я прилягу, — виновато сказал Александр Сергеевич, — что-то закружилась голова.
Федор кивнул и уложил его на большой кожаный диван.
Только после этого ему удалось осмотреться. Обстановка оказалась в том же стиле, что и сам дом — очень старая и большая. Однако не громоздкая резная мебель привлекли внимание гостя, а увешанные картинами стены.
— У вас здесь просто филиал Третьяковской галереи, — сказал он, разглядывая полотна.
— И дед и отец собирали, — ответил Александр Сергеевич, ревниво наблюдая за впечатлением которое производит его жилище на гостя.
— Это что, Поленов? — спросил Федор, разглядывая типичный для кисти Поленова московский пейзаж.
— Да, но, к сожалению, только хорошая копия, — ответил хозяин.
— Поленова помню, а себя забыл, — подумал Федор, проходя вдоль иконостаса картин русских передвижников.
— Федя, посмотрите, может быть, Светочка оставила мне записку, — попросил Александр Сергеевич, возвращаясь к самой интересной для себя теме, внучке.
— Вряд ли, она же не знает, что нас с вами вышибли из больницы, — бодро ответил Федор, чтобы успокоить старик.
Слой пыли на лакированной панели пианино, говорил о том, что в доме давно никого не прибирался.
— Скорее всего, ваша внучка, пошла по своим делам, — попытался он успокоить старика, — Вы поспите, а то совсем расклеитесь.
Однако заснуть старику не удалось. Во входную дверь кто-то громко постучал, и Александр Сергеевич тотчас встрепенулся:
— Федя, откройте скорее, это должно быть Светочка пришла.
Зачем девушке стучаться в собственную дверь, было непонятно, но спорить не приходилось, и Федор пошел в прихожую. На крыльца стояли два крепких парня с похожими лицами. Они удивленно посмотрели на типа в больничной пижаме, растрепанных домашних тапочках и перебинтованной головой.
— Старик дома? — спросил один из них, нагло проходя без приглашения в дом.
— А вы, собственно, по какому делу? — попытался остановить его Федор.
— По личному, — ответил парень, бравируя своей физической силой и уверенностью в превосходстве. — Ты мужик не возникай. Тебя забыли спросить.
— Светочка, это ты? — крикнул из гостиной хозяин.
— Светочка-конфеточка, — срифмовал гость, — дед, разговор есть!
Федор пожал плечами и пошел следом за парнями в гостиную. Те когда вошли, встали рядом в дверях, одинаково сцепив пальцы внизу животов. Старик сел на диване, смотрел тревожно и жалко.
— Вы от Светочки? — спросил он, не дождавшись, когда они заговорят. — Простите, я не могу встать…
Парни переглянулись и насмешливо улыбнулись стариковской наивности..
— Паровоз, тебе было говорено, чтобы ты ни возникал? — строго спросил парень с круглыми румяными щеками. — Что мало, что неизвестные хулиганы тебе башку проломили, хочешь еще и внучки лишиться?
— Где моя девочка?! — неожиданно поменяв тон, зло, даже с ожесточением спросил Александр Сергеевич. — Что вы с ней сделали?!
— Твоя Светка у нас, и если не хочешь, чтобы тебе ее вернули по частям, сделай то, что тебе велено!
Учитель заморгал глазами. Решимость его сразу же исчезла, и дальше говорил он жалко с умоляющими интонациями, которые его гости по тупости просто не воспринимали.
— Но, так же нельзя! Если я отдам свой дом, где мы будем жить?
— Это твои проблемы. Такова жизнь, — равнодушно сказал румяный, а второй парень глумливо добавил:
— Ты же всю жизнь отдавал людям, вот пусть они о тебе теперь и заботятся!
Шутка им так понравилась, что они разом засмеялись.
— Ну, ладно, Паровоз, мы тебя предупредили. Сроку у тебя три дня. Бык больше ждать не согласный. Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
Выполнив дипломатическую миссию, парламентеры повернулись и, отодвинув с дороги остолбеневшего от услышанного Федора, удалились.
— Александр Сергеевич, в чем дело? — машинально спросил он, хотя уже все понял и так. — У вас хотят отобрать дом?
— Это все Пашка бык, — ответил старик, забыв, что, совсем недавно протестовал против кличек, — это место ему нравится, он говорит, хочет здесь сделать на нашем участке поле для гольфа.
— Что? — вытаращил глаза Федор, — поле для гольфа!?
— Кажется, или теннисный корт, простите Федя, у меня все в голове смешалось.
После недавней вспышки гнева, он сник, и глаза его начали слезиться. То ли от волнения, то ли старик плакал.
— Ничего, Федя, как-нибудь проживем. У меня пенсия, цены у нас на жилье невысокие, снимем что-нибудь. Что же делать, коли, так получилось…
— Нужно обратиться в милицию, тем более что участковый ваш бывший ученик.
— Пустое все это. Пашу все бояться. Он богатый, у него связи. Что поделаешь, если у нас на Руси всегда прав тот, у кого больше прав.
— Мне нужно сходить к участковому за деньгами, — осторожно сказал гость, — за одно поговорю, может и можно будет что-нибудь предпринять.
— Упаси боже, и не думайте! Моя девочка у них в заложницах, я никогда себе не прощу, если с ней что-нибудь случится!
— Хорошо, как скажите, — легко согласился гость, — тогда я просто зайду в милицию за деньгами.
Глава 4
Младший лейтенант Василий Медведкин, как обычно, мирно сидел в обшарпанном кабинете на скрипучем стуле за письменным столом, и разгадывал кроссворд. Работы у него не было. Поселок Осташков тихий и криминальные драмы случаются здесь редко. Разве что поспорят по пьяному делу муж с женой и ухайдакают друг друга до смерти, или родственники во время ссоры, порубят друг друга топорами. Реже, пьяные парни в беспамятстве пырнут кого-нибудь ножом. Чаще бывают кражи личного имущества граждан. Но те, у кого есть ликвидное имущество, умеют его защитить сами, а у остальных и воровать нечего.
В таком благодатном месте жизнь участкового Медведкина протекала спокойно и почти счастливо. Злодеем он не был по природе, и как многие большие, сильные люди, был скорее добродушен, чем жесток. Он умел мирно ладить с большинством жителей, последнюю рубашку с них, как правило, не сдирал и поступал, как говорится, по уму и понятию. Правда и то, что особого ума у него не было, но, тем не менее, Василий пользовался авторитетом у населения и безбедно существовал на свою небольшую зарплату.
Финансовые удачи, такие как найденная в кармане пострадавшего гражданина пачка долларов, случались, крайне редко. А точнее, первый раз за всю его службу. Обычно в карманах рядовых жителей поселка денег или не было вовсе или было так мало, что присваивать их казалось неприличным даже милиции. Поэтому, когда при личном досмотре Василий обнаружил в кармане потерпевшего целое состояние, он не сразу поверил в свою удачу. От неожиданности Медведкин так растерялся, что даже решил поделиться американским деньгами со своим напарником Виталькой Крапивиным. Тот во время исследования карманов потерпевшего, на месте преступления отсутствовал, вынуждено отлучался в кусты. Однако первый, глупый порыв быстро прошел. Василий прикинул и понял, что этих денег ни то, что им двоим, ему одному ни на что толковое не хватит.
Находку он, с замирающим сердцем, присвоил. Но вот третьего дня, когда все казалось, хорошо устроилось, он неожиданно для самого себя, проговорился об этих злополучных зеленых бумажках. Подвели его широкий жест и желание выглядеть в глазах земляков благородным человеком.
— Дернуло меня за язык сказать про три тысячи, — запоздало раскаивался он в своей доброте и честности.
Мало того, что отдавать незнакомому человеку эти тысячи было мучительно больно, слух о долларах мог дойти до Витальки, что неминуемо осложнило бы и без того непростые отношения между двумя конкурирующими представителями одной ветви власти.
Эти невеселые размышления неожиданно прервал, сам того не подозревая, Федор. После вежливого стука, он, не дождавшись приглашения, вошел в кабинет Медведкина. Василий посмотрел на посетителя недоумевающим взглядом. Тот был одет в байковую пижаму с черными номерами на рукавах, на босых ногах красовались стоптанные тряпочные шлепанцы, что выглядело в официальном учреждении, по меньшей мере, неуместно.
— Я, гражданин, кажется, не давал вам разрешения входить, — строго, чтобы привести в чувство невоспитанного человека, сказал участковый, — вы что не видите, я занят!
— Ничего, — ответил тот, нахально рассматривая лежащий на столе красворд, — у вас, кажется, сейчас не очень важное дело.
Василий собрался, было резко одернуть наглеца, но внимательно на него посмотрел и узнал давешнего потерпевшего, о котором только что вспоминал.
— А это ты, — миролюбиво сказал он, — чего сам пришел, ты же больной. Тебе надо лежать и лечиться.
— Ты же сам не принес мои деньги, — со скрытым упреком ответил посетитель, — пришлось зайти, напомнить.
— Какие еще деньги? — начал был недоуменно поднимать брови младший лейтенант, но видно вспомнил, о злополучных долларах и добродушно улыбнулся. — Вот ты о чем! Зря беспокоился, деньги на месте. Я, понимаешь, с делами закрутился, занести было недосуг. Ты не беспокойся, я как только освобожусь, сразу занесу.
— Давай.
— Чего давать?
— Как что, деньги. Мне одежду нужно купить.
На добром, открытом лице милиционера появилось огорченное выражение.
— Никак не получится, — сказал он, и, для большей убедительности, даже слегка развел руки. — Пришел бы ты чуть раньше. Виталька-то уехал, а ключ от сейфа у него. Давай завтра? Я сам занесу. Виталька к завтрему точно вернется, я тебе и занесу. Ты иди себе, лечись. У нас надежно как в аптеке.
Кто такой Виталька и почему он увез какой-то ключ, участковый объяснять не стал, как будто знать это Федору должен был сам. Положительно решив вопрос, он опять опустил глаза в газету. Однако посетитель почему-то не уходил, продолжал стоять над душой, Медведкин перестал его замечать, и демонстративно, как бы в предвкушении интеллектуального удовольствия, начал считать в кроссворде клеточки. Но посетитель почему-то остался стоять на месте.
— Ну, что вам еще, гражданин? Долго вы еще будете мне мешать? — наконец рассердился он.
— Как мне быть с документами? — спросил Федор.
— С какими еще документам? — не уловил смысла вопроса Медведкин.
— У меня должны быть какие-то документы удостоверяющие личность.
— А я-то здесь при чем? — поразился его наивности Вася. — Напиши заявление по месту жительства укажи причину утраты, там и получишь новые.
— Что значит по месту жительства! Я же ничего не помню, — начал сердиться Федор. — Нашли меня здесь у вас, вот вы и разбирайтесь кто я такой.
Участковый около минуты недоумевающее смотрел на странного типа, потом, все-таки решил растолковать всю глупую необоснованность его претензий:
— Ты, как там тебя, сам пойми. Я тебя вижу в первый раз, а ты пришел требовать какие-то документы.
— В третий, — перебил его посетитель.
— Что в третий?
— Ты видишь меня не первый, а третий раз.
— Почему? А, ну да. Пусть в третий. Все равно. Согласись, я же тебя знать не знаю. Может быть, ты беглый преступник и находишься в розыске.
— Вот и выясняйте, кто я такой. Вы ведь завели уголовное дело, по факту попытки убийства?..
Такая постановка вопроса младшему лейтенанту решительно не понравилась. Он не выносил никакой бумажной работы и, как человек дела, предпочитал погони, захваты и подвиги, а не канцелярские изыски.
— Какого еще убийства?! Может быть, это ты сам спьяну о дерево головой ударился! Если на каждого ханурика уголовные дела заводить, то никакой милиции не хватит!
— Могилу я себе тоже сам выкопал? Ты ведь в больнице говорил…
— Мали ли, что я тогда наговорил. Слово к протоколу не пришьешь. Одно дело дружеский разговор, другое — служба.
— Выходит, я сам себе…
— Ничего не выходит, иди-ка ты, по добру по здорову, откуда пришел. Милиция и без тебя разберется, что к чему.
— У меня есть еще одно заявление, о похищении человека, — упрямо сказал Федор, не трогаясь с места.
Медведкина такое ослиное упорство контуженного идиота возмутило, но он взял себя в руки и спокойно, как душевнобольному, посоветовал:
— Вы, гражданин, напрасно тут свои порядки наводите. Что же такое получается, то убийство у вас, то похищение! Это кого похитили, вас что ли?
— Нет, не меня. Дочь старика учителя.
Медведкин не сразу понял, о ком идет речь, но, путем дедукции, сопоставив все известные ему факты, догадался, кого посетитель имеет в виду: