Сергей Слюсаренко

Новая Зона. Критерий страха

Предисловие

Что такое Зона? Десятки авторов в своих книгах пытаются проанализировать это. У каждого своя версия. Неужели прилетевшие много лет неизвестные гости просто намусорили на Земле и забыли за собой убрать? А человечество столкнулось с неизведанным и не сумело его использовать? Но почему каждое взаимодействие с артефактами Зоны приводило только к тому, что ситуация становилась все хуже и хуже? И казалось, что уже не авторы изучают Зону, а Зона начинает управлять ими и сама задавать сюжеты книг. В серии книг КС («Кубатура сферы», «Константа связи», «Красный сигнал», «Коллективное сознательное» и «Кромешный свет») мои герои тоже пытались изучить и даже победить Зону и всё, что она порождает, и тех, кто усиливает её действие. Но результат всегда печально одинаков — сколько ни старайся взаимодействовать с артефактами Зоны, никогда ничего хорошего из этого не получается.

Но ведь не может быть такое явление, как Зона, спонтанным? Она имеет начало, конкретное начало, но неужели у нее нет конца? И чтобы попытаться понять первопричину Зоны и её смысл, моим героям придется отправиться далеко от Земли. Там, где-то в далеком космосе, находится место, откуда и началась Зона. И достигнуть этого места можно, только использовав неземной артефакт. Естественно, главным героем этой новой книги будет Малахов. Андрей Малахов, сын Вадима Малахова. Когда-то давно Андрей, еще совсем ребенком, смог пройти всю Зону, ещё изначальную. И вот теперь ему предстоит опять соприкоснуться с ней. И помощи или совета будет ждать неоткуда. Там, вдали от Земли, команда космической станции «КС-6» попытается открыть самую великую тайну — откуда пошла Зона.

Для того чтобы читатель понимал, с чем героям книги приходилось встречаться ранее, автор использует эпиграфические вставки из предыдущих книг серии.

Автор благодарен Андрею Синицыну за настойчивость и долготерпение, Олегу Полю за внимательность и Людмиле Одинцовой за поддержку.

Пролог

— По поводу вашего сына, Андрея, надо поговорить отдельно. — Врач замялся. — Вы же сами понимаете, что Зона — не место для молодого, несформировавшегося организма. И у нас просто нет опыта, клинического опыта, чтобы предположить, насколько пострадал или не пострадал ребенок. Я думаю, те странности… Я хочу надеяться, это просто обычная детская реакция на невероятные события, которые он пережил. Ваш сын просто пока мысленно находится там и не всегда может справиться, адаптироваться к реальному миру.

— Он ведь был там всего несколько дней, — попытался возразить Малахов.

— Вы ведь сами знаете, какие это были несколько дней. — Врач покачал головой. — Так что за ним надо наблюдать. Я слышал, что у вас неполная семья?

— Он некоторое время поживет у своей бабушки, моей матери, пока я разберусь с делами и обустрою жильё. Потом будет жить со мной.

— Я дам вам направление в нашу клинику в Москве. Пусть его там поставят на учет. И умоляю, следите за ним. Детская психика такая хрупкая.

«Коллективное сознательное»


Весна была ранней и стремительной. Ещё совсем недавно казалось, что завалившие город сугробы не сойдут никогда. Но вот прошла неделя, и неожиданная теплынь опустилась и на столицу, и на Подмосковье. Нежная листва опушила березняки, и воздух наполнился пьянящими запахами мокрой коры и смолистых почек. Земля просыпалась. Но радость нежной весны была краткой. Леса и города накрыла почти летняя жара.

Андрей Малахов вел машину по тенистым закоулкам Тучково к дому, где жил его отец. Андрей не виделся с ним долгих четыре года и уже подзабыл точные подъезды к участку. Тем более, что поселок все время перестраивался, постепенно трансформируясь из рабочего в элитный. Но даже такая запутанная дорога рано или поздно кончается, если не барахлит навигатор. Наконец Андрей затормозил у невысокого кирпичного забора. Он узнал его сразу. За этим забором, на зеленой лужайке под старой грушей прошло его детство. Лучшие годы жизни. Отец уехал сюда подальше от Москвы, от службы, от всего, что хоть как-то напоминало ему о Зоне.

Именно тут, на проселочной дороге, Клава Моисейчик впервые усадила Андрея за руль. Раз пятьдесят погоняла по буеракам и даже не сердилась, когда однажды он помял капот так, что его пришлось менять. А потом у нее внуки родились, и жизнь у тёти Клавы стала совсем другой… Однако несколько тех простых уроков навсегда вбили в мышечную моторику Андрея высший пилотаж водителя.

Именно тут Тимур показывал Андрею, как уйти от ножа в любой драке и оказывать первую медицинскую помощь при ранениях, в том числе и себе. Гера Тельбиз долго и непонятно объяснял, как взламывать защиту любого банка, и потом, когда Андрей познал это искусство в совершенстве, взял с него честное слово, что он никогда и ни при каких обстоятельствах не использует это знание. Но за это рассказал, как защитить свой компьютер от любого вируса. Даже преуспев в цифровых технологиях, Андрей так и не смог с такой скоростью и так безошибочно набирать код на клавиатуре, как это делал Гера.

Андрей, тогда его иначе, чем Андрюша, не звали, любил этот дом и, в общем-то, считал его своим, хотя жил давно самостоятельно, далеко отсюда, в новом Академгородке на Урале.

«А он осунулся, совсем седой стал», — с горечью подумал Андрей, когда увидел отца на пороге деревянного дома, старинного, из темных струганых досок, с резными балясинами.

— Вера, смотри, кто к нам приехал! — крикнул Вадим Малахов, обернувшись к двери.

Вероника, а Андрей так всегда обращался к жене отца, выбежала на порог, вытирая руки о передник. Она, как всегда к приезду гостей, готовила на кухне что-то вкусное.

— Ну, наконец ты у нас! — обнял сына Вадим. — Что-то ты там, на службе, совсем погряз в делах. Отдыхать надо хоть иногда!

Вероника в первую очередь отвела Андрея в ванную, чтобы он «хотя бы помыл руки после поездки», потом практически через силу заставила съесть немного очень вкусных запечённых баклажан с чесноком, в которые завернула острую овечью брынзу. Андрей никогда не подумал бы, что Вероника окажется такой отличной стряпухой. Для него мачеха, хотя он никогда, даже в мыслях, её так не называл, была скорее настоящим бойцом, чем домашней хозяйкой. Но ведь прошло столько лет…

Отец, с легкой иронией следя за этой суетой, подхватил один из наиболее аппетитных бутербродов и предложил:

— Давай пойдем к реке?

Уставший с дороги Андрей после сытных закусок слегка осоловел, но от прогулки не отказался. Пологий берег Москвы-реки подходил прямо к краю участка. Темный хвойный лес, словно его заставили, отступил от своих владений и освободил от елей пятачок, на котором стоял дом Вадима Малахова. К речке можно было спуститься по уже густому, даже в это время ранней весны, разнотравью. Солнце скатывалось к закату, и лягушки, казалось, устроили праздничный концерт в честь приезда Малахова-младшего.

— Как бы я хотел, чтобы ты приехал к нам надолго. Мы соскучились. И просто отдохнул бы… Ты жениться еще не надумал?

— Да нет, папа, пока нет. Работа…

— Да что работа?

Тут на ботинок Андрея, выскочив из травы, вскарабкался коричневый пупырчатый лягушонок, словно герой-первопроходец.

— Это не те, которые сейчас заходятся в воде, — отец увидел, куда смотрит сын. — Это древесная. Они смешные, ничего не боятся. Им, таким маленьким, уже нет смысла бояться. Живут и радуются каждой минуте. Почти нечего терять. В любой момент могут или прибить, или съесть, или раздавить… Я в детстве таких в пионерлагере надувал… Страшно подумать, насколько ребенок может быть жестоким.

— А ребенок не понимает еще, что такое жестокость. Жизненного опыта маловато.

— Ну да, в ребенке все может уместиться. И жалость к одинокому котёнку, и безжалостность к древесной лягушке…

— Ладно, пап, спрашивай. Я же понимаю, ты меня специально подальше от Вероники увел, чтобы посекретничать.

— Ладно, спрошу. Это правда? — Вадим Малахов внимательно посмотрел на сына, словно пытаясь понять его затаенные мысли.

— А как ты узнал? — Андрей сразу понял, о чем пойдет речь. — Я сам хотел тебе рассказать.

— Когда старт? — строго, совсем по-деловому спросил отец.

— Через неделю.

— То есть ты просто приехал попрощаться? — с неожиданной тоской в голосе спросил Вадим.

— Пап, ты же понимаешь, я не мог.

— Я все понимаю, но мне-то мог бы сказать. У меня-то и допуск повыше твоего будет.

— Вот потому я и говорю. Остальные члены экипажа такой возможности не имеют. Их близкие узнают все только после старта.

Вадим опустился на самый берег, чтобы перед ним шумел и играл брызгами на полузатопленной коряге только бурный поток весенней реки. Пошарив в траве, он нашел светло-коричневую сосновую иголку, взял её в рот и стал осторожно пожёвывать, словно пытаясь ощутить вкус прошлогодней осени. Потом, выплюнув иголку, неожиданно резко спросил:

— Но зачем тебе лететь? Ты же не космонавт!

— Пап, я конструктор. И бортинженер. Ну, по судовой роли. И потом… Ведь сердце корабля — та самая пирамидка. Это же мое. Это наше! Ничего страшного не произойдет. На беспилотнике уже испытывали. Установили в точке выхода квантовую связь. Отдельный космический модуль. Мы сможем нормально с Землей говорить. Три световых года, а связь будет моментальная!