— Кхм, я так понял, товарищи, что у вас тут с организацией кхм дорожного движения не все ладно. Вы уж разберитесь, кхм.

Секретарь берет под козырек. И строго на следующий день начинаются работы по возведению эстакады (которая здесь, если честно, совсем не нужна, есть более проблемные места), за полгода в общем отгрохали и запустили в эксплуатацию.


Рекламы нету! Биллбордов тоже!! Вместо аляповатых вывесок «Салон связи», «Быстро-деньги» или «Пиццерия» простые и жесткие, как кусок дюральки, названия «Продукты», «Одежда», «Промтовары», иногда с добавлением порядкового номера. Ну и лозунговое хозяйство, куда ж без него — про 25 съезд КПСС, про планы партии и что советский народ да здравствует.

А вот и до боли родной проспект им. товарища Кирова, широкий и пустой, с трамвайной линией посередине (один трамвай ходит на жд вокзал, а второй… правильно, на автовокзал). А вот и дом родной, вот я стою в санках… пардон, в жигуленке у въезда в арку, в нашем доме 2 арки, ей-богу не вру. У нас хоть и не Минина-1, но домик тоже не самый простой, ладно, потом как-нибудь расскажу, а пока машину на стоянку на другой стороне улицы, подальше от ненужных вопросов, а сам в 6 подъезд, домофонов и кодовых замков тогда еще не придумали, так что вход охраняют только бдительные бабки на скамеечке. Самая бдительная из них это Полина блять Андреевна, которая круглые сутки похоже сидит она на этой скамеечке, все замечая и все фиксируя в долговременной памяти.

Поздоровался с бабулями предельно вежливо и нырнул в прохладу подъезда. А вот и наш 4 этаж, а вот и наша 94 коммунальная квартира. Нажал на звонок, у нас нет этих дурацких табличек «Ивановым 1 зв, Сидоровым 2 зв», так что звонят все один раз, а открывает, кто ближе к двери окажется. Что за черт — сломался что ли он? Или свет отключили?


Коммунальный терроризм


Открыл дверь захожу внутрь, щелк выключателем, никакого результата, ну точно значит свет вырубили, это такое бывает. Квартира у нас коммунальная, но далека от ужасов, нарисованных например в фильме «Место встречи», всего 3 комнаты, трое значит и соседей. Сразу направо семья Усиковых, где живет мой кореш Валера по кличке Холера, за следующей дверью жил ветеран дядя Федор, один как перст, ну и в конце коридора была значит наша комната, длинная и узкая как пенал. В коридоре, еще более длинном и узком никого на удивление не встретил, постучал в свою дверь, ну чтобы не пугать маму, и после «Кто там?» уже таки открыл дверь.

Был встречен бурей криков радости, упреков, что не сообщил, и поцелуев. Какая ж у меня красивая мать-то, не замечал ведь раньше…

Когда все маленько (еще одно, как утверждают британские ученые, слово, характерное только для нижегородского региона) успокоилось, выдохнул и начал рассказывать свою сагу про тамбовского дядю Мишу и копейку. Ту же версию, что и тете Зине выдал, с вещим сном и номером газеты за 8 сентября, ну это если они вдруг созвонятся, показания чтоб на расходились. Мама слушала открыв рот и поминутно охала и ахала, но в целом восприняла все довольно спокойно — она у меня вообще-то флегматик, самый лучший, по-моему, тип темперамента из возможных. В конце она наконец упрекнула меня, чего это я у нее не спросил разрешения на поездку в Тамбов, на что получила резонный ответ, что телефонов в деревне нету, а пока я нашел бы откуда позвонить (и куда кстати — номер ее рабочего телефона я все равно не помню), время бы ушло, а так успел тютелька в тютельку, спас понимаешь человека и машину получил во временное пользование, два полезных дела в одном флаконе. Вроде бы аргументы получились вполне убедительные, они и убедили маму в конце концов.

Да, и еще она потребовала какого-нибудь подтверждения, может я наврал ей как последний сивый мерин, я в ответ подвел ее к окну и показал желтенькую копейку на стоянке через дорогу, с номером 3771 ТАЖ (новые номера, где первая буковка перед цифирками была, не успели еще широко распространиться), спросил — помнишь наверно такую? Мама помнила.

— Да, а чего это ты раньше-то времени приехал, — вспомнила вдруг мама, — ты же в начале октября должен был.

— За ударную работу, мам, нас на неделю раньше отпустили, а мне лично еще и премию выписали, вот, — показал я смятые бумажки из кармана и попытался вручить деньги ей в руки.

— Ну ты молодец, — задумчиво отвечала мама, — раз заработал, пользуйся сам. Совсем взрослый стал, скоро семью кормить будешь.

— Да, а чего это у нас света-то нет? — поинтересовался я под конец разговора.

— Так отключили, два дня уже без света сидим, холодильник вон весь протек. Да свет-то что, и воды у нас никакой нет с понедельника.

— Это что, сегодня пятница, пять дней что ли?

— Четыре, вечером в понедельник отключили. С ведрами в колонку ходим.

— Ну хотя бы газ-то остался?

— Да, газ на месте, горит.

— Все равно это ж безобразие какое-то, просто коммунальный терроризм получается… а что говорят?

— Ничего не говорят. А старший по дому, этот, как его… Пенькович только водку лопать может с такими же пеньками, просили его сходить и разузнать, так он только отмахивается.

Совсем нехорошо, подумал я.

— А где ж мне помыться-то с дороги?

— К бабе Вере сходи, у них вроде есть вода.

Баба Вера вообще-то сестра отца, мне значит тетя, а маме золовка, но почему-то звали ее все бабой, жила через квартал в бараке, но улучшенного типа, с душем и сортиром в каждой квартире. Придется туда идти, чо…

<начало автобиографии> Тут наверно надо бы сказать пару слов о моей биографии. Мать закончила тамбовский пединститут и была направлена по распределению в далекий-далекий город на западной границе страны, где и вышла замуж за отца, который там служил в ПВО. Потом родился я, спасибо матери с отцом, потом отца срочно демобилизовали, в 35 лет, ага, а через полгода он умер в горьковской больнице, мне 3 года было. В справке было написано «гипертония» и это даже не смешно. Болтали разное, что он там облучился, что отравился чем-то нехорошим, но слухи как говорится к делу не пришьешь — и вот осталась мать в 30 лет одна-одинешенька, не считая сопливого дитяти на шее. Замуж так и не вышла второй раз. А за отца мне лично пенсию платил военкомат, да, по 23 рублика в месяц, за 14 лет набежала достаточно крупная сумма, почти 4 тыщи, лежит в сберкассе на мое имя. <конец автобиографии>

Ладно, кинул рюкзак в угол, там что-то звякнуло, что это? Вроде ничего железного у меня не было, полез внутрь — опа, я утащил у Пугачева все микросхемы из ЗИПа маслобойки плюс пульт диагностики, когда сдавал работу, включив автопилот. Ну и ладно, дуже перепрошую, батько, мени ця штука бильш трэба… может пригодится для чего-то в дальнейшем, а в Анютино-то ведь и подключить его правильно не смогут.

Надо мыться идти, мать собрала чистые вещи, заодно постирай там грязное, сказала, вышел в коридор — навстречу мне из своей конурки вывалился дядя Федор.

— Разрешите обратиться, тщ старший лейтенант, — сделал я под козырек жестом футболиста Дзюбы.

— Обращайся, — милостиво разрешил он, покачнувшись.

— Что, плохо? — спросил я, подхватывая его под правую руку, а левой у него не было ниже локтя.

— Да, что-то совсем расклеился я, Сергуня…

— Отставить уныние, дядь Федя, ты ж боевой офицер, ты же в танке под Сталинградом горел…

— Под Котельниковом.

— Ну неважно. Я к тому, что это ж разве проблемы по сравнению с 42 годом? Так, проблемки. Давай помогу.

Довел я его до кровати, посадил. Странный он был человек, никогда о себе ничего не рассказывал, разве что хохмы какие-то иногда вспоминал, а что он горел, это я случайно узнал из статейки в нашей автозаводской многотиражке.

— Чайку принести? Может таблетки какие? Или сразу пивка?

— Ничего не надо, Сергуня, вроде уже лучше стало… но все равно спасибо тебе.

Тут я вспомнил, что хотел сказать ему:

— Слушай, дядь Федь, у тебя же вроде гараж пустой есть, сдай мне его в аренду на пару месяцев, очень надо.

Машины в те времена не принято было на улицах оставлять, вроде и не угоняли их особо, но вот не принято и все тут.

— А тебе зачем?

— Да вот жигуленок у меня завелся первой модели, надо бы под крышу поставить.

— И откуда ж у тебя жигуленок взялся?

— Наградной, за ударную работу в колхозе, — бодро сказал я и, видя недоумение в глазах, тут же поправился, — шучу конечно, родственник дал покататься.

— Вон оно чо… хорошие у тебя родственники… ну ставь конечно, все равно мой мопед не жилец, ключи в пиджаке лежат… а пивка хорошо бы было…

— Айн момент, сбегаю вот помыться и принесу через полчасика, тебе какого, Жигулевского или может покрепче?

— Жигули давай, обмоем Жигулями твои Жигули… и Беломору еще, если не в лом.

Поскакал к бабе Вере вдоль бараков, они у нас начинались аккуратно во дворе нашего дома и тянулись к железке Доскино-Счастливая на протяжении двух примерно километров. Бараками кстати их никто не называл, говорили «щитки», видимо потому что собраны они были из реечных щитов. По степени комфортности, как я уже вроде заикался, щитки эти делились на 3 категории — первая, это отдельные квартиры, обычно двухкомнатные, есть сортир и душ, а на кухне газ, вторая это когда ничего из удобств нету, кроме света и тепла, но квартиры все-таки отдельные. Ну и последняя третья — классическая коммуналка с коридором во всю длину здания. В таких обитали «химики», условно осужденные лица, отрабатывающие свои срока на стройках народного хозяйства — вон у нас целый ряд таких домиков на улице Челюскинцев стоит.