Я наказал Ниночке приготовить тот самый чай, пачка со слоном имелась в одном из шкафчиков, а мы с Мироновым прошли в дальнюю спальню, плотно притворив дверь за собой.

–

Через полчаса он уже сидел за нашим столом, явно повеселевший и сменивший окраску лица с бледно-голубой на розовую.

— Это Галина поспособствовала тебе с квартиркой? — поинтересовался он, отхлебывая одновременно из двух стаканов.

— Бери выше, Александрович, — я тоже перешел на его двухстаканную методику, — квартиру мне устроил сам Леонид Ильич.

— Не врешь? — посмотрел он мне в глаза и увидел там бездонную безмятежность, — вижу, что не врешь… высоко же ты залетел, Петя… Петрович.

— Сам знаю, — отвечал я, — даже страшно временами становится. Только давай вот что… давай тему сменим — расскажи лучше что-нибудь про свой театр.

— Про сатиру-то? — зачем-то переспросил он, — а что про нее рассказывать, и так все на поверхности. Плучек руководит, мы выполняем его мудрые указания.

— А мне про Ширвиндта интересно, — осмелилась задать свой наболевший вопрос Нина.

— И что тебе именно про него интересно? — повернулся к ней Андрей.

— Такой отличный артист и почти не снимается в кино — почему это так? — конкретизировала свой интерес Нина.

— Почему не снимается? — возразил Миронов, — а Трое в лодке? А Небесные ласточки? Рязановский «Вокзал для двоих» скоро на экраны выходит, там он тоже есть.

— Ну с тобой-то не сравнить, Александрович, — помог я Нине, — у тебя в год по 3–4 фильма с главными ролями, а у Ширвиндта по одной картине в эпизодах. Главных-то ролей по сути и нет… не считая Троих в лодке.

— Что тут можно ответить, — задумчиво сказал Андрей, протягивая мне опустевший стакан, а когда я обновил его содержимое, продолжил, — профессия актера, к сожалению, напоминает роль женщины во взаимоотношениях с мужчиной. Сидишь и ждешь, пока тебя под венец позовут — инициатива наказуема и там, и тут. Вот не зовут Александра Анатольевича на главные роли и ничего тут поделать нельзя…

— А денег много это кино приносит? — расхрабрилась Нина на такой скользкий вопрос. — По сравнению с театром, например.

— Конечно, — не стал запираться Миронов, — несравнимо больше… мне за Бриллиантовую руку четыре тыщи выплатили. За Соломенную шляпку — все пять. А театр… ну что театр… место постоянной работы — двести рэ плюс премии иногда. Плюс гастроли, там тоже что-то добавляется.

— А возвращаясь к Ширвиндту, — захотел продолжить тему я, — артист от бога же, комедийный талант у него невероятный, да и коммерческая жилка, насколько я знаю, имеется. Почему бы ему самому не замутить что-то такое? Что приносило бы дополнительный доход и способствовало продвижению его личности в массы?

— О чем ты? — не понял Миронов, но ответить я ему не успел — зазвонил черный эбонитовый аппарат, стоящий на краешке кухонного стола.

— Пардон, — извинился я, снимая трубку.

Выслушал, что мне там сказали и извинился ещё раз:

— Срочные дела, коллеги — вынужден вас оставить на некоторое время.

Госпиталь, где-то в Тихом океане

— Mike, he seems to have woken up! (Майк, он кажется очухался) — это было первое, что я услышал, когда пришел в себя на больничной койке.

А приключения-то продолжаются, подумал я, кажется попал я не совсем в нашу советскую больничку, судя по этой фразе — тут Майка какого-то поминают, в наших лечебных заведениях таких не водится. А ко мне тем временем склонился гражданин в белом халате и с совершенно лысой головой.

— Эй, как тебя там! — бесцеремонно потряс он меня за плечо, — как дела?

— Петр я, Питер то есть, — прохрипел я ему в ответ и добавил, — спасибо, пока живой… а где это я?

— Авианосец «Дуайт Эйзенхауэр», военно-полевой госпиталь номер два, а я госпитальный санитар Майкл Джексон, — сообщил он мне.

— Ни хрена себе, — вырвалось у меня, — тот самый Майкл Джексон?

— Не, не тот, — потряс он головой, — просто в Америке очень много Джексонов. Голова не кружится? — продолжил он опрос.

— Немного, — признался я, — а как я сюда попал?

— В результате спасательной операции, — сообщил он, усаживаясь рядом, — когда это ваше корыто взлетело на воздух, мы начали вылавливать из воды, кого смогли. Ты одним из выловленных оказался.

— А второй корабль, — спросил я, — который русский — он чего делал?

— То же самое, — хладнокровно отвечал Майк, — думаю, двух наших ребят они к себе забрали. Ну ничего, скоро поменяемся.

— То есть здесь еще кто-то из русских имеется? — ухватил я эту нить из его рассуждений.

— Конечно, еще четверо, одна из них женщина.

— И где эти четверо?

— Трое в соседнем отсеке, — пояснил этот санитар, — а женщина на корме.

— Понятно, — буркнул я, хотя понятного здесь было очень мало. — Поговорить-то с ними можно?

— Нельзя, — отрезал он, — не сегодня во всяком случае.

Я немного подумал и сформулировал следующий вопрос:

— А какие у меня повреждения?

— Сотрясение мозга и перелом правой руки, — ответил тот, ткнув пальцем в мою руку.

И действительно, только сейчас я заметил, что она в гипсе.

— А когда нас поменяют?

— Сначала с вами побеседует наша служба безопасности, а потом уже определимся и с обменом, — любезно просветил меня Майк. — Ты пока лежи и не дергайся, вредно для здоровья дергаться. А к вечеру тебя посетит офицер безопасности.

— А пожрать мне дадут чего-нибудь? — задал я главный вопрос.

— Это без проблем, — Майк поднялся, заглянул в открытую дверь отсека и сделал какой-то знак невидимому собеседнику.

Через минуту мне привезли на тележке вполне сносный завтрак… или обед… но не ужин — сказано же было, что безопасники вечером придут, значит это не вечер.

— Спасибо, Майк, — довольно искренне поблагодарил его я и добавил еще один моментик, — а газеты тут у вас есть какие-то? Новости почитать чтоб…

— Ты сам подумай, — наставительно ответил он, — какие могут быть газеты посреди Тихого океана… есть местная газетка, освещает деятельность нашего корабля и называется «Эйзенхауэр ньюс» — ее могу принести.

— Ну хотя бы, — поморщился я, — если нетрудно, то принеси — на безрыбье и рак рыба.

На английском эта поговорка звучала так — Better a small fish than an empty dish. А газетенка оказалась весьма любопытной, на аналогичные советские типа «На страже Заполярья» или «Крылья Отчизны» походила очень мало. Первая полоса была посвящена предстоящим учениям под названием «FleetEx’83», в которых должны были принять участие аж три авианосца… ну детали конечно тут не раскрывались, но в общем и целом было понятно, что затея эта очень серьезная, включает маневры вдоль советской экономической зоны и даже условное бомбометание по территории условного противника.

Перелистываем… вторая страница — будни боевой и политической подготовки US Navy. Мутные фотографии бравых вояк на фоне чего-то железного. Проценты выполнения личных планов по подразделениям.

Третья страница — новости остального мира… так, маленькая заметочка про корейский боинг… прочитал три раза и ничего не понял. Информация была предельно размыта и разбавлена дежурными выпадами по отношению к ужасной советской военной машине. А вот то, что товарищ Рейган по этому поводу сказал, было в двух последних абзацах… радует хотя бы то, что выражение «империя зла» никак не прозвучало.

И последняя страничка… письма родственников, объявления по купле-продаже, погода на неделю… про корейский десантник и про нас четверых конкретно ни звука. Доел пищу (круто сваренное яйцо, манная каша и стакан кофе с молоком), отложил газетку в сторону и стал смотреть в иллюминатор за неимением других объектов, привлекающих внимание…

Безопасник явился в шесть вечера местного времени, судя по хронометру, висевшему на стенке. Он вежливо поздоровался, представился уоррент-офицером Питером Вачовски (поляк что ли), открыл блокнот на чистой странице и начал:

— Имя, год и место рождения, национальность, образование, место работы?

— Петр Балашов, — начал отвечать я.

— Тоже Питер? — слегка изумился он, — бывает и такое. Но ты продолжай, я записываю.

— 23 года, русский, родился в Нижнереченске, закончил политехнический институт по специальности «радиотехника», там же и работаю — в Институте прикладных проблем.

— Что делал на Камчатке? — задал Питер следующий вопрос.

— Участвовал в экспедиции нашего института, — ответил я и, не дожидаясь уточнений, сам рассказал чего мы там исследовали, — внутренние океанические волны были целью наших экспериментов.

— Знаем мы ваши волны, — ухмыльнулся он, — радар вы налаживали в Березовой бухте. Но ладно, об этом не будем. Ты откуда английский так хорошо знаешь? — перепрыгнул он вдруг.

— Затрудняюсь с ответом, — пожал плечами я, — наверно лингвистические способности хорошие — вот и выучил.

— ОК, — задумался на секунду этот Вачовски, — как ты попал на корейский десантник?

Третий раз об этом спрашивают за последние дни, подумал я и со вздохом начал отвечать:

— Наш самолет маршрута Ключи-Магадан потерпел аварию возле одного из островов Курильской гряды…

— Какого именно острова? — перебил он меня.