Сергей Телевной
Я — не заморыш
Об авторе
Посчастливилось мне родиться на Ставрополье, в поэтических Моздокских степях, вдохновивших Ивана Сурикова на «Степь, да степь кругом…». Случилось это в 1959 году в маленьком, но «титулованном» хуторке Графском — в семье колхозников Телевных — Владимира Александровича и Антонины Прокофьевны.
Поэтические степи, однако, не возымели вначале на меня особого действия. И потому, ещё не научившись писать, я, слыша по радио песни, удивлялся: «И зачем эти слова? Их все равно не разобрать! Можно ведь просто: ля-ля-ля…». В 5 лет я, впервые севший за руль папкиного «ЗиС-150» и вдохнувший головокружительно-сладкий аромат, бензина, возмечтал стать шофёром. С тех пор вопрос: «…зачем слова, когда можно просто «лялякать», не возникал — это не было мне интересно.
Трагедия оборвала жизнь моего отца. Мы покинули «титулованные» хутор Графский. Обосновались «почти в городе» — селе Троицком, граничащем с райцентром Моздок. Там я пошёл в первый класс. Поскольку я жил в иной — «хохляцкой» языковой среде, то история взаимоотношений с русским языком и чтением в школе у меня оказалось очень сложной…Первая учительница Мария Михайловна Слободина, заподозрив во мне полную безнадежность, предложила моей маме, не особо бойкой вдове-колхознице, определить меня в интернат. Это, конечно, маму возмутило, но и мене предало импульс. Я бросился догонять одноклассников, к четвертому классу догнал и в основном перегнал.
Парадокс, но при паталогической нелюбви к чтению в школе я начал что-то рифмовать. Очевидно, так срабатывал некий психологический компенсационный механизм.
Вот так, с переменным успехов и окончил сельскую школу, а потом техническое училище по специальности «радиомонтажник» в г. Нальчике. Может, вскрытое в детстве радио, а потому и раскуроченный радиоприемник «Муромец» — целое достояние» семьи колхозника — возымели свое действие. Или стремление вырваться из бесперспективного села побудило получить «городскую, прогрессивную» специальность.
Служить довелось в ГДР — в войсках связи. Места исторические: Тюрингия, колыбель европейской Реформации, г. Ваймер (Гётте и Шиллер), г. Рудольштадт (помните, роман Жорж Санд «Графиня Рудольштадт?). Там стоял наш батальон связи. Но там же неподалёку — и Бухендальд.
Связист из меня вышел так себе. Но до младшего сержанта дослужился. В военном билете я с гордостью носил вырезку из районной газеты «Ленинская правда» — мой первое стихотворение.
После армии наступило у меня «средневековье». Обстоятельства побудили устроиться на… мясокомбинат. Вкалывал простым работягой. Думал, временно. Летом хотел поступать в вуз. Вместо института последовала женитьба, потом — дети, стройка… «Средневековье» продлились 10 лет. Но компенсационный механизм действовал, как в двигатель от «ЗиС-150» — с обязательным прогревом, но надежно. Работая на мясокомбинате, я садомазохистски усложнял себе задачи — осваивал твёрдые стихотворные формы: сонет, рондо, рондель, триолет, секстина. Даже на венок сонетов замахнулся. Послал стихи в республиканскую газету, в ответ меня послали к литконсультанту в республиканское отделение Союза писателей СССР. Там посмотрели, пригласили на совещание молодых писателей. Дело шло к первой поэтической книжке. Но тут рухнул Советский Союз… Вместо книжки вышла подборка в журнале «Дарьял». Тот самый «мясокомбинатовский цикл». Многим позже — он же и в «Юности».
Хватило сил всё же вырваться с мясокомбинате. Вырваться в никуда — без профессии, без образования. Мыкался по сторожкам, по котельным… Даже художником-оформителем самодеятельным пробовался. А годы-то наступили 90-е… детей кормить, однако, надо. Припекло, взял охапку стихов, подался в районную газету. Думал, может, за них хоть какие-то копейки получу. Но к тому времени за рифмы в районке уже не платили. От безысходности написал заявление о приеме на работу. Взяли корреспондентом. И понеслось. В паузах между «вестями с полей и ферм» пишу кое-что негазетное. Как известно, «лета к суровой прозе клонят» и быстро так склонили.
Тут ещё грянула Чечня. Непосредственная близость «мятежной провинции» к Моздоку сделала городок прифронтовым. Этот термин в местной прессе ввёл я.
Кое-что из прифронтового перекочевало в мои рассказы. Осторожно так, потому что резко — было опасно для здоровья…
Потому, подхваченный миграционным потоком и движимый личными мотивами, очутился я на Урале — в Перми. Город-миллионник не особо распростер свои объятья перед районным газетчиком, да ещё из неоднозначного региона и в бесперспективном для мегаполиса возрасте 42+. Однако я барахтался-барахтался, аки лягушка в том кувшине с молоком. И случилось же взбить кусочек масла в виде места в пресс-службе губернатора края. Предел мечтаний для «кавказского лица русской национальности», пришедшего буквально с улицы.
Короче, всё как-то стабилизировалось. Но зов предком и моздокской редакции снова возвернул меня на малую родину — уже в качестве редактора газеты. Потом я от редакторства был отлучён — находился во «внутренней миграции». Однако через время снова был возвращен. И по сей день тут…
В паузах между всем этим занимался негазетным сочинительством. Случалось публиковаться: в «Юности», «Искателе», «Сибирских огнях», «Нижнем Новгороде», «Литературной Перми», «Южной звезде», «Литературной Таврии», «Русском эхе», «Дарьяле», «Ирафе», «Сибирских истоках», «Благовесте», «Белой акации», а также «Нёмане» (Белоруссия), «Венском литераторе» (Австрия), «Книголюбе» (Казахстан), «Белом вороне» (США-Россия), «Новой прозе» (Украина) и др.
Сподобился издать книгу прозы «Ветер противоречий» (Кисловодск, 2013 г.), в 2016 г. переиздана в Праге (Чехия) — электронный вариант. Были кое-какие «лаврушки»: шорт-лист Южно-Уральской литературной премии в номинации «Премия Сергей Чекмарёва»; лонг-листа Международного литературного конкурса «Литературная Вена»; «бронза» на международном литературном фестивале «Золотой витязь», диплом международной премии им. Ершова и др.
Упражняюсь в переводах с языков народов бывшего СССР: коми-пермяцкого (лонг-лист Международного литературного форума «Золотой витязь-2021», номинация «художественные переводы»), осетинского, табасаранского, аварского, азербайджанского.
Меня, случается, переводят — на украинский, осетинский языки…
Вот теперь — на общедоступный язык. Посредством «Эксмо».
© Сергей Телевной, 2021
Глава I
1. Перед тем, как я возник на свет
Мне 14 лет, зовут Кирилл. Имя дали в честь деда, ничего оригинального… А так-то у меня по жизни кликуха — Заморыш. Обидно, конечно, но, если честно, я был таким всегда. Даже когда ещё не родился, уже был заморышем.
Поселок, где я появился на свет и живу, называется Лесостепной. От леса здесь в окрестностях — редкие лесополосы, которые каждый год пожары изводят. Ну а степь — прямо за окном, выветривается пыльными бурями. А вдалеке виднеются горы. Вот такая моя малая родина, как сейчас говорят. Нет, конечно, если про наш поселок кино в стиле фэнтези снять, то — да! Кадры будут здоровские. Но это сейчас не по теме. А вообще наши края по телику называли «неоднозначным регионом». Потому что бывшая «горячая точка» недалеко. От нас в ту сторону летали «вертушки» — вертолеты, значит.
Короче, перед тем, как я возник… Моя будущая мама — тихая, вся в комплексах и семнадцатилетняя — была студенткой сельскохозяйственного техникума. Технарь, значит, по-нашему.
Мой будущий папа только что закончил профтехучилище и работал в местном колхозе трактористом.
В общем, со всех сторон — не фонтан… Ну, понятно, в нашем поселке, который «ни к селу ни к городу», какой может быть «фонтан»?
Не представляю, как мама познакомилась с моим будущим папой при её комплексах? Вообще — фантастика! Она катастрофически боялась подходить к парням. Но познакомили их как раз в технаре, чтобы приколоться:
— Давай для хохмы сведём Иринку с Костей, — ржали одногруппники. — Интересно, что эти пионеры будут делать?
— Вот Иринка, — показали моему будущему отцу мою будущую маму с грустными серыми глазами. — Она просто мечтает о тебе!..
— А это Костя, он влюбился в тебя с первого взгляда! — представили мою родительницу будущему же моему бате и все хором заржали.
Ну, примерно, так это у них происходило. Нельзя сказать, что моя мама влюбилась в папу. Он просто ей понравился. Папа был высоким парнем, только очень худым. Наверное, на тот момент рост — это было его единственное достоинство. Хотя, нет, не единственное — он ещё хорошо ремонтировал мотоциклы. Я-то понимаю, что это классно, а маме тогда было всё равно. Она просто обрадовалась, что на неё обратил внимание такой высокий парень. Точнее, повёлся на чьи-то приколы. Моя будущая мама конкретно боялась, что к ней больше никто не подойдет…
— Ничего, что худой. Были бы кости, а мясо нарастет, — сказала её подружка Галя, которая всё про всех и всегда знала. Она была старше мамы, уже окончила медучилище и работала в местной амбулатории медсестрой.
