— Вот! — император удовлетворенно потер руки. — Это именно те слова, которые я хотел от тебя услышать, Вилли! Как я рад, что не ошибся! Ты снял у меня с души один камень, а это так важно!

— Один? — удивленно поднял брови Вильгельм. — Только один? А сколько их у тебя там? Я готов снять все!

«Ну вот и все, наркоз подействовал, пациент потерял связь с реальностью, — подумал про себя император, — пора приступать к операции».

— Второй камень, а точнее — заноза, это Польша, — сказал он вслух и выложил на стол свежую карту: — Оставлять польский вопрос нерешенным — значит постоянно ждать удара в спину…

— И как ты собираешься его решить? — кайзер заметно напрягся, в голове моментально всплыл пример «умиротворения» армян турецким султаном.

— Польшу надо объединять! — уверенно заявил царь. — Разделенная — она опасна, объединенная — будет спокойна и счастлива.

От природы слегка навыкате, глаза кайзера начали жить отдельной жизнью. От интенсивной работы мысли напряглись вены на висках и покраснели уши. Казалось, еще минута, и над редеющей прусской прической начнет куриться легкий дымок. Насладившись произведенным эффектом, русский император закинул в уши врага главную информационную гранату:

— Как ты смотришь на то, Вилли, чтобы объединить Польшу под твоей рукой? — вкрадчиво спросил он, взяв карандаш. — Например, вот так, — начертил аккуратную линию по границам Виленской и Гродненской губерний, срезав польский «балкон» и вопросительно заглянув в глаза кайзеру. — И мне будет спокойно — не придется держать целую армию для гонористых шляхтичей, и им хорошо — они уже почти сто лет страдают. Да и твоя империя только прирастет…

Вильгельм не верил своим ушам. Еще утром он подписал предварительный план развертывания на случай войны с Россией, где Польша была первой естественной целью. Умница Шлиффен удалился считать потребное количество войск-патронов-снарядов, необходимых для отсечения этой территории от России. Цифры выходили пугающие. Тайная полиция усердно подкармливала польских сепаратистов самого разного толка, присылая неудобоваримые счета. Не меньшие ресурсы сжирали террористы, готовившие ряд «революционных эксов» в Привисленских губерниях. И вдруг этот недоумок Никки предлагает отдать часть сладкого пирожка без всякой войны. Сам! Нет, все-таки его изрядно приложило в Баку! Надо успеть воспользоваться таким скорбным состоянием кузена. Брать немедленно все, что он отдает, остальное будет должен…

Все эти бурные эмоции так явно отражались на нервном лице кайзера, что император удовлетворенно про себя хмыкнул — рыбка заглотила наживку, пора подсекать!

— И все же у любого хорошего плана есть несколько «но», — вздохнул Николай, — сейчас Царство Польское — это крупнейший индустриальный и транспортный узел, сотни тысяч квалифицированных рабочих, тысячи предприятий, домбровский уголь, товаров на полмиллиона рублей в год… Изъяв из народного хозяйства этот кирпичик, мы обрушим все бюджетные стены, и от банкротства меня уже ничего не спасет…

— И как помочь моему любимому кузену? — небрежно спросил Вильгельм, уже представивший себя въезжающим на белом коне в Варшаву. — Говори, что тебе нужно? Где мой секретарь? Сейчас составим реестр.

— Мемель, Вилли, — проникновенно произнес император, — меня спасут Мемельский порт, Марианские острова [До Первой мировой войны в колониальные владения Германии входили: Германская Восточная Африка, Германская Новая Гвинея, Германский Камерун, Германское Самоа, Каролинские острова, Кляйн-Венедиг, Марианские острова.] и твои концерны, точнее, их филиалы в России. Вот полный список того, что необходимо построить.

Кайзер небрежно посмотрел на лист — в глазах рябило от названий предприятий, которые русский монарх захотел получить в качестве компенсации. Кроме ожидаемых Круппа и Тиссена во всем многообразии были представлены химические концерны, предмет гордости всей Германии — BASF, «Bayer и Hoechst», а также пять небольших фирм, производящих почти 90 процентов мировых поставок красителей. В истории рейха еще никогда не было такого аккордного заказа на поставку «под ключ» целых предприятий, да еще с сопутствующей инфраструктурой.

«Пожалуй, для выполнения пожеланий кузена придется отменить негласное эмбарго на вывоз химического оборудования за рубеж и приостановить строительство предприятий в самой Германии», — шевельнулась где-то в животе кайзера холодная противная жаба.

— Ты сказал — Мемель? — вслух произнес Вильгельм. — Это невозможно. Мемель — мой второй порт после Гамбурга, он обходит по грузообороту Данциг и Кенигсберг…

— Да, но девять десятых его грузов — это наш лес, а главный торговый партнер — Англия.

— Но это старинный прусский город…

— Который уже входил в состав России после семилетней войны и был возвращен Пруссии мирно и без каких-либо условий…

— Я немцев на поляков не меняю, — набычился кайзер.

— Опять не получается, — улыбнулся император, — из ста сорока пяти тысяч проживающих в мемельском крае только двадцать тысяч можно отнести к этническим немцам, остальные — местные племена жемайтов и аукштайтов, которых называют летувинками и мемельландерами… Как-то странно ты за них печешься, если даже литовцы-лютеране имеют право стоять только на пороге кирхи, не смея заходить внутрь… А российские остзейские немцы вполне комфортно чувствуют себя, никто их не притесняет… Офицеры русского флота на треть состоят из них. Впрочем, для всех жителей края, как и для русских подданных в Польше, предлагаю предоставить право свободного выбора подданства, включая двойное…

Кайзер напряженно размышлял над плюсами и минусами такого действа. Марианские острова — понятно, имея их, русский монарх ставит свою базу в тылу Японии… Но размен в Европе… Никки хочет отодвинуть границу от своей базы в Либаве… Это тоже ясно… Но отдать второй по величине, коммерчески успешный порт… Отдать немецкие земли… Хотя… Восемь миллионов в Польше против 140 тысяч в Мемеле… Варшава стоит мессы.

— Где собираешься строить заводы? — спросил он вслух.

— Как можно ближе к Дальнему Востоку, — широко улыбнулся царь. — Заводы закладывать будем тут, — и он уверенно обвел овалом Южный Урал и Западную Сибирь, включая еще не существующие Кузбасс и Магнитогорск…

— Кстати, а что ты говорил про сущий пустячок на Востоке?..

— Эта мелочь не будет стоить тебе ни пфеннига, но послужит гарантией серьезности моих и твоих намерений, поэтому предлагаю оформить ее в виде отдельного протокола и пока не афишировать…

* * *

— Иван Дмитриевич, дорогой, ну что ты смотришь на меня прошлогодними глазами? — не выдержал император, глядя на постную физиономию Ратиева, когда все бумаги были подписаны, протокольные слова — сказаны, прощальные салюты — отданы и делегация двинулась в обратный путь.

— Ваше императорское величество, — дрогнувшим голосом подчеркнуто официально ответил князь, — я не собираюсь препятствовать вашему волеизъявлению, а посему не хотел бы комментировать подписанные вами с кайзером соглашения…

— Даже если я буду настаивать? — смешливо прищурился император.

— В таком случае, — еще больше нахохлился Рати-ев, — я позволю себе привести слова вашего предка — Николая Первого: «Где раз поднят русский флаг, там он уже спускаться не должен».

— Хорошие слова, — кивнул император, — правильные. Но как быть тогда с сыном этого предка, который спустил русский флаг на Аляске и в Форт-Россе в Калифорнии? Объявить государственным преступником? Или все-таки признать, что императивы в политике и на войне крайне опасны, ибо делают позицию одной из сторон прогнозируемой и уязвимой. Вы ведь военный человек, Иван Дмитриевич, и знаете, какой это подарок — абсолютно предсказуемый противник, не так ли?

— Так это на войне…

— А мы и есть на войне. То, что вы видели — ее невидимая часть, рекогносцировка местности, выбор диспозиции и прочие манёвры, всегда начинающиеся задолго до того, как заговорят пушки.

— И что же у нас с вами за диспозиция, оправдывающая именно такие манёвры? — уже открыто дерзил Ратиев.

— Плохая диспозиция, — не обращая внимания на тон князя, вздохнул император, — крайне неудачная для начала военной кампании. Польша в нынешнем ее состоянии, несмотря на индустриальную развитость и образованность, не усиливает, а наоборот — ослабляет государство. Польша и Финляндия всегда обладали такими правами и привилегиями, которых нет ни у одной другой провинции. И тем не менее шляхта постоянно бунтовала, а сепаратизм только усиливался. Сейчас к нему добавился еще один, очень специфический — национал-социализм, им инфицированы все левые движения — Польская социалистическая партия, Социал-демократия Царства Польского и Литвы, Национально-демократическая партия, куда вошли махровые националисты — «Лига Народова». Германия, Франция, Англия и Австро-Венгрия постоянно тревожат это гнездо польского национализма, укрывая у себя бунтовщиков и щедро подпитывая деньгами социалистов-террористов. Царство Польское сегодня — это троянский конь, стоящий внутри русской крепости, и наша задача — как-то попытаться использовать его в мирных целях…

— И вы решили… — начал Ратиев.

— Я решил продать этого троянского конька-горбунка, — закончил за него император, — под самым благовидным предлогом — под маркой воссоединения единого польского народа. Кто из националистов будет против единения польской нации? Они же так его добивались! И теперь в это булькающее, испускающее миазмы болото на всем скаку влетит прусская администрация. Предполагаю, что этот «подарок» Германия будет переваривать не один год… А значит, в это время она не создаст проблем нам. Кроме того, Австро-Венгрия не захочет отдавать свою часть Польши «для воссоединения польской нации», чем огорчит кайзера, уже примерившего тогу объединителя поляков, и тем самым возмутит польских националистов. Наступит прогнозируемое обострение отношений между этими странами. Это не все… За кусок, скажем прямо, вражеской территории Германия должна поставить нам три десятка остро необходимых предприятий, большая часть которых — это заводы по производству заводов. Представьте, Иван Дмитриевич, сегодня мы заложили основу отечественной химической промышленности.