Сергей Венедов
Улики против улик
Часть первая
В каждой избушке свои погремушки
Если работа следователя заключается прежде всего в том, чтобы много думать, то Геннадий Буров как раз находился в разгаре трудовых усилий. Сидя за служебным столом в позе прилежного ученика, оба локтя перед собой, он невидящим взглядом упирался в уродливые ржавые железяки за окном, — наследство, надо надеяться, временное, механического цеха, располагавшегося ещё недавно во дворе нового офиса районного следственного отдела.
Размышления его были прерваны стуком в дверь, через которую, не дожидаясь ответа, в пока ещё пустоватый кабинет проникла внешне миловидная, но суровая лицом девушка.
— Мне бы Бурова, — тихо произнесла она, пристально глядя на единственного хозяина кабинета, уже оторвавшего взгляд от окна и разворачивающегося в сторону двери.
— Он самый, госпожа Вохмина, чем могу… присаживайтесь, — сразу откликнулся из-за пустого стола молодой, неатлетического сложения мужчина, галантно выходя навстречу посетительнице.
На суровом лице девушки отразилось удивление.
— Как? Вы меня знаете?!
— Видите ли… мой долг — знать всех… и всё, что связано с тем или иным делом… Я видел вас несколько раз… издалека… Валерия… Вы — дочь Павла Сергеевича Рубцова, приёмная дочь…
В глазах у девушки вспыхнул сердитый огонёк.
— В таком случае вам, наверное, доложили, что я ненормальная, взбалмошная особа и «любительница ворошить старые могилы».
— Нет, об этом, представьте, мне не сообщали, — понизил голос Буров, показывая на стул.
Девушка присела, помолчала для виду и сразу же перешла в наступление:
— Мой отец невиновен!
Она, видимо, рассчитывала произнести эту фразу бесстрастно, как юридическое заключение, но ей не удалось скрыть дрожь в голосе. На Бурова смотрели серые глаза, полные отчаяния в ожидании хоть какого-нибудь знака одобрения, чтобы продолжить.
Он не стал отводить взгляд.
— Мой отец невиновен, — повторила девушка уже решительнее. — Однако его обвиняют в хищении и убийстве. Вы удивитесь, конечно, определению «обвиняют», когда его уже… нет на свете. Но я нарочно употребляю настоящее время, потому что подозрение продолжает висеть над ним и сегодня. А я не могу допустить, чтобы оскорбляли его память…
Девушка не говорила, а стреляла словами, глядя Бурову прямо в глаза и с тревогой пытаясь уловить реакцию буровских зрачков. Похоже, она давно готовилась к этому разговору и сегодня явилась к зав. аналитическим отделом в двойном качестве: как приёмная дочь обвиняемого и как будущий юрист. Семейная драма, закончившаяся смертью её отчима пять лет назад, и неодолимое желание разобраться в путаном деле привели Леру Вохмину-Рубцову на юрфак. И всё это время в голове занозой сидела мысль о той минуте, когда она сможет взять в руки запылённую папку с делом того, кого она звала отцом, чтобы наверняка обнаружить в нём массу ошибок и натяжек. Неточностей и нелепостей. А может, и подтасовок.
Поэтому сегодня перед Буровым сидело не частное лицо, а законный стажёр следственного архива. И в том, что милая девушка явилась без предварительной записи, свалилась как снег на голову, виноват был в конечном счёте непосредственный шеф Бурова из центрального управления полковник Назарук, старый друг семьи Рубцовых, который просто-напросто забыл накануне отзвонить подчинённому и предупредить о согласованной «наверху» стажировке.
Все эти подробности Буров выяснил уже в первые десять минут беседы с Валерией Вохминой. «Блатнички, позвоночнички, всё по-старому», — недовольно подумал он, но девушке изобразил невнятную улыбку, разглядывая по-мужски её стройные ноги. «Архивариус чёртов, сухарь», — думала в этот момент девушка. Но тоже отметила, что у сидевшего перед ней чиновника, воплощавшего сегодня все её надежды, было открытое лицо не нахального и даже не самоуверенного человека и смешная манера то и дело сдвигать очки на кончик носа плавным движением.
— Вы меня понимаете? — спросила она, понизив голос. — Даже если мой отец покончил с собой… Я хочу… Я должна… То есть вы должны мне помочь…
— Я прекрасно вас понимаю: хотя Рубцов был вам приёмным отцом, но, судя по всему, был вам особенно дорог.
Бурову показалось, что он нашёл нужный тон разговора и нужную формулу, рассчитывая снять осаду устремлённых на него глаз.
Девушка на секунду замешкалась и ответила, глядя куда-то в сторону, как бы между прочим:
— Биологического отца я не помню, Рубцов был мне больше, чем отец, любил, вырастил меня, и вообще… я думаю, что он вовсе не покончил с собой… как некоторые считают, а что его убил… настоящий виновный… Вы понимаете?
Бурова так и подмывало опять ответить «конечно, понимаю», он с тоской вспомнил об уговоре с подругой Варей отвезти её сегодня на дачу к родителям, погрустнел, но, встретившись с благородно-тревожным взглядом девушки, ёрничать не стал.
— Вы знаете кого-то, кто не поддерживает версию убийства… то есть ваше утверждение… то есть предположение?
— Знаю, — девушка снова повысила тон, — этот кто-то — распространённое общественное мнение. Насколько мне известно, теперь следственные органы принимают это в расчёт. Я не права?
— Абсолютно правы, — едва заметно Буров передразнил готовность собеседницы к спору. — Вот нам Госдума и дала поручение пересмотреть некоторые старые дела.
* * *
Он прекрасно помнил дело Рубцова. Пять лет назад в загородном пансионате скоропостижно скончался главный ревизор фирмы «Донатор» Игорь Матвеевич Ларичев. Некоторые обстоятельства, связанные с его смертью, позволяли предполагать, что речь шла об убийстве. И когда, после сложных поисков, казалось, личность убийцы была установлена, бухгалтер Рубцов умирает буквально перед самым своим арестом — повесился в душевой пансионата. Все улики были налицо, и дело быстро закрыли. Приёмная дочь подозреваемого, считая своего отчима невиновным, несколько раз подавала апелляцию на пересмотр дела, но ей отказывали.
— Меня направил к вам полковник Назарук… Сказал, что вы как раз копаетесь в старых делах, заключения по которым могут вызывать сомнения.
— Что да, то да. — Буров досадливо кашлянул, вспомнив об этом своём дурацком, как он считал, поручении. «Дело особой политической важности, — втолковывал ему полковник Назарук, навешивая своему любимчику нудную обязанность, — поступил запрос депутатов, требуют действий по делам после 92-го года на предмет липы, не иначе каких-то дружков рассчитывают отмыть. Всё ясно?»
Конечно, Бурову было всё ясно, но утешением это не служило, и радости особой это задание у него не вызвало. Ему стукнуло 34, а пригласили его в розыск, когда он ещё был студентом юрфака. Приглашали и в ФСБ, но он выбрал уголовку — романтик хренов. Его диплом «Разработка и проверка версий тяжких преступлений» привлёк внимание, и новоиспечённому выпускнику сразу же предложили работу в аналитическом отделе Главного управления. С тех пор вот уже семь лет его редко посылали на место преступления, использовали в основном мозги, вроде как у его книжной коллеги Каменской, и, надо сказать, Буров ещё ни разу не подвёл, всякий раз находил неожиданные ходы и решения. Он ещё мальчиком легко разбирал популярные тогда металлические головоломки и зачитывался детективами — Агата Кристи, Сименон. Дела, которыми ему предстояло теперь заниматься, были сложены кипами в железном шкафу и успели изрядно пропылиться, несмотря на героические усилия честной и старательной уборщицы Зины.
— Вот они, полюбуйтесь: закрытые дела давно минувших дней, — кивнул он девушке, — но инстанции, пресса, родственники, друзья осаждают заявлениями, жалобами, манают, просят пересмотреть, разобраться, сообщают «новые» данные, уверяют в невиновности своих знакомых и близких. Как вам это? Вдохновляет?
Серые глаза девушки просияли и, казалось, поголубели.
— Значит, мы будем работать вместе?
— А что с вами делать, если сам Назарук вас прислал… впрочем, такой объём вдвоём легче осилить… «В конце концов, — подумал Буров, — в чём вопрос? Задание занудное, девушка симпатичная, начальство поручило…» — и он опять украдкой пробежал глазами по стройной, а скорее даже хрупкой фигуре посетительницы.
— Я на последнем курсе юрфака и пришла как будущий специалист. Пусть это дело будет моей дипломной работой.
— Твёрдо верите в невиновность отчима?
— Верю, и не только как дочь, но и как юрист…
Буров посмотрел на неё в упор и мягко улыбнулся:
— И основываетесь вы, конечно, исключительно на интуиции, на вашем личном впечатлении… Так сказать, предчувствии…
— Не только, стараюсь быть беспристрастной и рассуждать прежде всего как специалист.
— Вам известны подробности дела?
— Да, в общих чертах… Один знакомый адвокат изучал его.
— Ну и?..
— И остановился на полпути, сошёл с дистанции. К сожалению, он тоже считает, что мой отец — я привыкла называть Рубцова отцом — виновен и что именно поэтому покончил с собой.
— Ну а вы что думаете? Как… специалист?
— Действительно, все обстоятельства, изложенные в деле, говорят не в пользу Рубцова. Но расследование провели небрежно и не довели до конца. По крайней мере, я так считаю. Остались вопросы, причём отнюдь не праздные.
