Сергей Жоголь

Крестовский душегуб

г. Псков, послевоенные годы…

Когда дежурный по Управлению доложил Корневу о странном происшествии, произошедшем на площади Жертв Революции, начальник псковской милиции вздрогнул и тут же принялся энергично хлопать себя по карманам.

— Вы же бросили, товарищ подполковник, — осмелился подсказать дежурный.

— Что? — не понял Корнев.

Вытянувшись в струнку, старший лейтенант громко по-военному выкрикнул:

— Курить, говорю, бросили!!! Уже год как не курите! Сами же говорили, помните?

— Помню?.. — Корнев снова вздрогнул и вдруг разом пришёл в себя. Его брови сдвинулись, щёки стали надуваться. — Конечно, помню! Только вот в твоих комментариях, старлей, я не нуждаюсь. Тебе вообще кто позволил орать в моём кабинете?

Дежурный побледнел:

— Виноват! Не подумал…

— Очень плохо, что не подумал! Кто занимается этим делом?

— Шувалов! — отчеканил дежурный.

— Ко мне его! Срочно! И ещё… — Корнев снова резко поник, что-то пробубнил себе под нос, потом, налив из стоявшего на столе графина полный стакан воды, сделал несколько глотков. — Немедленно отыщите мне Зверя!

Пятью часами ранее на площади…

Несмотря на прошедший ночью дождь, на небе не осталось ни единой тучки, а солнце светило так ярко, что Дудукин, пройдя метров сто, уже пожалел, что не надел свою любимую серую панаму. До парка было рукой подать, поэтому Семён Семёнович не стал возвращаться, понадеявшись, что с лёгкостью найдёт себе местечко в тени. Выйдя так рано утром из дома, Дудукин пребывал в отличном расположении духа. Накануне он посетил своего лечащего врача, и тот заверил старика, что сердце у него работает как часы, на всякий случай прописал какую-то микстуру и порекомендовал больше бывать на свежем воздухе. Так что сегодня, несмотря на перенесённый недавно обширный инфаркт, Семён Семёнович был спокоен и бодр как никогда.

Тяжело опираясь на трость, Дудукин в течение пяти минут добрался до своего излюбленного сквера. Он прогулялся до газетного киоска, купил «Правду» и занял место на одной из свободных скамеек в теньке́. Водрузив на нос очки, Дудукин прочитал статейку о расстреле Миха́йловича [Д. Михайлович — сербский военной деятель, возглавивший югославскую монархистскую организацию в годы Второй мировой войны.] и его сподвижников в Югославии и что-то ещё — про успехи тружеников страны в сельском хозяйстве и их новаторских методах по выращиванию сахарной свёклы. Когда глаза устали, Дудукин снял очки, отложил газету и отчего-то вдруг принялся вспоминать прошлое.

До революции здесь был обыкновенный базар. Площадь называлась Сенно́й, потому что здесь торговали углём, дровами и сеном. Днём тут всегда было многолюдно и суетно, а к вечеру площадь преображалась и скорее напоминала вытоптанный захламлённый пустырь. В двадцатом здесь высадили деревья, а спустя три года это место стали именовать площадью Жертв Революции.

В послевоенные годы площадь преобразилась. Деревья разрослись, а газоны в жаркое летнее время покрывались пышной и сочной зеленью. Однако Семён Семёнович любил это место вовсе не потому, что его как-то особо привлекали чистый воздух и восхитительные местные ландшафты. Он любил прогуливаться в этом сквере в первую очередь не потому, что тот находился в пяти минутах ходьбы от его дома, а из-за того, что Семён Семёнович считал своё присутствие здесь своеобразной данью памяти погибшим героям. Ведь именно здесь в годы Гражданской вояки батьки Балахо́вича [С. Н. Балахович — военный и политический деятель времён Гражданской войны.] проводили массовые казни большевиков, а Семён Семёнович вполне заслуженно считал себя настоящим революционером-ленинцем.

Он родился в семьдесят восьмом в крестьянской семье, в маленькой деревеньке под Псковом; в семнадцатом покинул родные места и без колебания вступил в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию, но повоевал недолго и после ранения поселился в Пскове. Здесь он долгое время проработал технологом на швейной фабрике «Славянка», здесь же пережил и немецкую оккупацию.

Здесь, в восемнадцатом, Семён Семёнович встретил Варвару Ивановну Елисееву — единственную свою любовь. Спустя три месяца они поженились.

Брак Семёна Семёновича с Варварой Ивановной можно было бы назвать удачным, вот только он не принёс обоим особого счастья. Они и прожили душа в душу почти четверть века, но так и не заимели детей. И Варвара, и сам Семён Семёнович предполагали, что виной тому была его старая рана в живот, полученная им в Гражданскую, но в семье это не обсуждалось. Накануне захвата города гитлеровцами Дудукин отправил Вареньку к родственникам в Ленинград, а сам остался в городе.

В сорок третьем Варвара Ивановна вместе со своей младшей сестрой и всем её семейством погибла при очередной бомбёжке города на Неве.

В очередной раз отогнав грустные воспоминания и смахнув со щеки скупую мужскую слезу, Семён Семёнович огляделся.

Сегодня на площади было немноголюдно. Неподалёку в тени разросшегося клёна две молоденькие дамочки в ситцевых платьях и кружевных шляпках о чём-то увлечённо болтали, совсем не замечая того, что один из их детишек, толстенький карапуз лет четырёх, рвёт с газона траву и пытается накормить ей другого малыша — помладше, сидящего в коляске.

Напротив беспечных мамаш и их детей, тоже на лавочке сидели: очкастый парень в мешковатом костюме и хрупкая девушка в плиссированной юбке в горошек. Молодые люди тоже о чём-то оживлённо говорили, пили лимонад, не отрывая друг от друга глаз. Чуть дальше, за разросшимся кустом сирени, у лотка с мороженым, сидела на раздвижном стульчике довольно толстая продавщица и клевала носом. Вдалеке у фонтана пожилая парочка кормила голубей.

Семён Семёнович собрался уже было возвращаться домой, как вдруг его внимание привлёк мужчина в милицейской форме, который быстрым уверенным шагом шёл по дорожке от фонтана в его сторону. Синий китель и фуражка с бирюзовым околышем, почти новые яловые сапоги. Дудукин рассматривал идущего с почтением и лёгкой завистью. Среднего роста, подтянут, уверенная походка. Семён Семёнович водрузил на нос лежавшие на газете очки и смог чуть лучше рассмотреть мужчину в форме, и тут же обомлел: «Этого же не может быть!» Семён Семёнович сорвал очки, протёр их платком и снова надел.

Теперь у него уже не было сомнений — он узнал этого человека!

Семён Семёнович схватил лежащую рядом самшитовую трость и бросился наперерез идущему. Тот, увидав старика, немного замедлил ход.

Когда разъярённый и немного запыхавшийся от бега Семён Семёнович попытался треснуть милиционера тростью, тот ловко увернулся. Дудукин замахнулся снова, но мужчина перехватил руку старика, вырвал у него трость и отбросил её в кусты. Поняв, что самостоятельно победить в этой схватке он не сможет, Дудукин схватил милиционера за китель и заорал что есть мочи:

— Граждане, держите его! Держите этого мерзавца! Это же Крестовский душегуб! Это же он… Он — проклятый палач! Убийца!

— Успокойтесь! Успокойтесь же! — процедил сквозь зубы милиционер и попытался оторвать вцепившегося в него как клещ старика. — Вы меня с кем-то спутали.

Крики старика Дудукина лишь ненадолго привлекли внимание окружающих. Молодые мамаши прервали свою беседу и в этот же момент увидели, чем занимаются их ненаглядные чада. Мамаши тут же принялись орать, выковыривать изо рта сидевшего в коляске ребёнка траву. До этого момента малыш казался вполне довольным, но ощутив внезапную «материнскую заботу», тут же разревелся. Молодые люди, сидевшие напротив раскричавшихся женщин и их детей, бросили лишь беглый взгляд на Дудукина и его неприятеля и стали смотреть на так внезапно переполошившихся женщин и их детей. Тучная продавщица мороженого словно очнулась ото сна и энергично принялась пересчитывать свой слегка подтаявший на солнышке товар. Старичок и старушка, стоявшие у фонтана, продолжали кормить голубей. Криков Дудукина и перепуганных женщин они, скорее всего, просто не услышали.

Дудукин же всё ещё голосил и с поразительной для его размеров и возраста силой продолжал держать своего противника. Не на шутку встревоженный милиционер тщетно пытался оторваться и успокоить старика, уверяя, что не знает никакого «душегуба». Когда милиционеру всё же удалось оторвать от своего кителя одну руку Дудукина, тот вдруг пошатнулся и ослабил хватку. Пальцы старика разжались сами собой, он побелел, отшатнулся и стал медленно оседать на землю. Когда Семён Семёнович упал на колени, его лицо исказила гримаса боли. Теперь он уже не кричал, он шептал:

— Да как же так? Люди! Держите его! Держите же этого мерзавца, ведь это…

Не договорив, Семён Семёнович упал лицом вниз, а его недавний противник тут же опустил голову вниз и, не оглядываясь, поспешно покинул место разыгравшейся трагедии.