Сергей Жуков, Иван Фёдоров
Расколотый космос
Открытый космос
Молодой навигатор Нимс (вообще-то он был простым вторым пилотом, но в его дипломе стояло именно это слово — дань традиции) вперил взгляд в бегущие по иссиня-чёрному экрану столбцы зелёных цифр. В дремлющем мозгу всплыла мысль, что эту новую техноколористику — сочетание космической черноты и яркой зелени — ввёл в моду какой-то сумасшедший дизайнер, помешанный на эстетике конца 20 века. И теперь считалось хорошим тоном строить графические консоли квантовых компьютеров на старинной цветовой схеме. От неё веяло двухъядерными процессорами, про которые Нимс читал ещё в детских книжках, и странными, пахнущими древним материалом (отец говорил, что он назывался «палластик») музеями Общества сохранения человеческого технонаследия… Бортовая ЭВМ привычно тестировала системы тяжелого планетарного буксира «Амадей» на внешнем рейде галактического порта четвертой категории Каннопус.
Умное ортопедическое кресло было настроено на режим «вялого бодрствования». Кресло-робот, улавливая малейшие попытки пользователя заснуть, тут же выдавало несильный, но ощутимый толчок в седалищный нерв, мгновенно возвращавший к действительности. Режим этот обычно включался во время долгих и скучных дежурств на почти пустом внешнем рейде в ожидании очередного грузовика из ближайшей системы, трюмы которого были доверху набиты урановой рудой, вольфрамовым концентратом или титановыми слитками. Каннопус был местным хабом, складом-концентратором близлежащих как обитаемых, так и не очень миров, исправно поставлявших на рынки человечества более или менее переработанное сырьё.
На огромном, во всю стену ходового мостика, как по традиции называли узел управления буксира, нанокристаллическом экране открывалась панорама ближайшего космоса. На удалении слева болтался в пространстве травянисто-зелёный шар Каннопуса, вокруг которого носились всего его пять спутников, поражавших своей активностью даже видавших виды астровулканологов. В то время, как одни с бешенством изрыгали из себя жуткий химический бульон, вторые синели холодом метановых озёр.
Сделав в воздухе несколько незамысловатых пассов пальцами в манипуляционных перчатках, Нимс мог придать картине какую угодно глубину резкости, детализацию и угол наклона на дальности вплоть до орбиты крайнего планетоида системы «VI3». Но это был уже пройденный этап — за прошедший земной год (а Каннопус за это время успел пройти только 1/4 часть своей орбиты) Нимс наигрался с системой мониторинга пространства до изжоги. И сейчас не хотелось ровным счётом ничего. Ближайший транспорт только стоит на погрузке, и если им суждено сегодня выкружить заказ, то не раньше, чем часа через четыре.
От полной безнадёги и вопиющей бессмысленности происходящего заболели виски. Вылив на ладонь из фляжки, всегда покоившейся в набедренном кармане комбинезона, приятно пахнущую жидкость и втерев её в бритый затылок, Нимс почувствовал облегчение. Некоторые его коллеги постарше из спортивного интереса начинали пить эту немыслимую субстанцию, использовавшуюся повсеместно на торговом флоте для борьбы с последствиями долгого пребывания в искусственной гравитации и бесконечных разгонов-торможений импульсными двигателями, но Нимс до этого ещё не дорос. Знакомый суперкарго, Джони — оловянная голова, как-то рассказывал ему, что делается эта штука из отходов жизнедеятельности мегалополисов. А потреблять чьи-то фекалии, пусть и разложенные до молекул, а потом вновь собранные во что-то новое, Нимс был не готов. К тому же эффект, производимый желтоватой жидкостью на человеческие умы и тела, порою бывал просто непредсказуем и откровенно ужасал.
На фляжке, подаренной отцом по случаю окончания спэйсоскула — далеко не элитного, но всё же не пополняющего команды мусоровозов, — был выбит странный крест с расходящимися лучами. Под ним красовалось изображение двухцветной ленты и какие-то странные древние письмена. Необычный дизайн фляжки выдавал в его отце любителя воинствующей старины. Папаша любил говаривать, что именно из таких (ну или так он думал) потягивали чистейший спирт страшные «сибирские стрельцы», а бойцы «германских штурмовых юнитов» держали разбавленное шнапсом молоко «любимых валькирий»… Но о существовании и тех и других Нимс не слышал ни от кого, кроме своего отца, хотя тому было виднее: по преданию, их род происходил от сержанта Джона Смита, отбывшего «целых 4 тура» в каком-то Афростане. Отец был совершенно невыносим, начиная разговоры о давно забытых странах, солдатах и войнах. Но даже имя — имя! — Нимс получил от своего вечно блуждающего в тумане папаши в честь то ли корабля, то ли какого-то военного менеджера…
Панорама ближайшего пространства говорила о многом. Например, о том, что большой космос, коего так жаждал Нимс, наконец-то был вокруг него, но никаких эпических свершений, о которых он мечтал ещё задолго до поступления в лётный колледж, эта чёрная пустота не сулит. Как не ждёт его и головокружительная карьера Диспетчера Основной полётной зоны, прозрачнокожая дочка Элитмена и почётная Иридиевая Цепь за долгую, непорочную и безаварийную службу. А светит ему чин капитана базового буксира лет через пятнадцать-двадцать, давно стреляющая в него глазами племянница начальника грузового терминала Каннопуса с веками, обильно накрашенными розовыми тенями, и тихое старение где-то между Фронтиром и Большим миром.
Нимс откинулся на спинку умного кресла, отвернул крышку фляги и без колебаний сделал большой глоток.
— Что, малыш, и тебя достало? — послышался за его спиной нагловатый голос.
Нимс затравленно обернулся, словно ребёнок, которого застали за курением отцовских сигарет. За его спиной, улыбаясь, стоял Кук, корабельный техник второго разряда. На нём был потёртый защитный комбинезон, а поверх него — армейский разгрузочный жилет, увешанный кучей карманов и петель. Из его одеяния торчали разнообразные отвёртки, паяльники, молотки, щипцы и другие более эксклюзивные инструменты, о назначении которых Нимс даже не догадывался. На бедре у Кука висел потёртый прокачанный универсальный компактный модуль «мультиин», объединяющий в себе функции десятка инструментов. Завершали амуницию высокие шнурованные ботинки космопеховского образца и защитные очки на голове. Кук был высоким широкоплечим верзилой двадцати пяти лет от роду с острым чувством юмора и полным отсутствием дисциплины, по причине чего он, несмотря на признаваемый всеми профессионализм, по-прежнему оставался всего лишь техником второго разряда Нимс слышал, что некогда Кук служил в каких-то войсках, воевал на Сальюзе Бересте и даже был чем-то награждён, но сам он об этом никому и никогда не рассказывал.
— Да, смена сегодня чертовски долгая и охренительно кислая, — процедил Нимс.
Кук бросил на пол сумку, до отказа забитую какими-то запчастями, и, сдвинув повыше на лоб защитные очки, подошёл поближе к нанокристаллическому экрану.
— С каких это пор валяться в кресле стало обременительным занятием? — пробурчал в ответ Кук.
— Не обременительным, а кислым. Это разные вещи, — огрызнулся Нимс.
— Ладно тебе, лингвист, — хохотнул Кук, — не дуйся, а лучше угости меня глоточком своей бормотухи.
— Ну, если ты такое пьёшь — на, — протянул флягу Нимс.
— Я пью всё, что горит, — ответил Кук и, запрокинув флягу, сделал несколько больших глотков.
— Дерьмовое пойло, — поморщился он, — а вот фляжка зачётная. У моего друга была точно такая же, — добавил он мрачно.
— Он, что её потерял? — спросил Нимс.
— Нет, это моё отделение его потеряло.
Он помолчал и добавил:
— Вместе с его долбаной флягой.
Серые глаза Кука уставились куда-то в пустоту, улыбка исчезла с его лица Нимсу стало неловко оттого, что он своим простым вопросом поднял из глубин памяти техника что-то тягостное, что техник хотел забыть, но к чему вновь и вновь возвращался через предметы, людей и слова В этот момент Нимс ни за что не дал бы Куку двадцати пяти. Его большие серые глаза сейчас принадлежали не молодому парню, а измождённому пятидесятилетнему мужчине.
— Как у тебя прошла смена? — спросил Нимс, желая прервать тягостное молчание.
Кук тряхнул головой, словно очнувшись от наваждения.
— Правый двигатель, мать его, опять барахлит. На этой старой посудине вся электроника — полное дерьмо, латаешь один квантовый контур — летит другой, и так без конца. Я сто раз говорил Говарду, что надо что-то делать, пока это ведро с гайками не застряло на какой-нибудь орбите в очередном рейсе, но похоже, эти говнюки специально не покупают новые запчасти, чтобы нам было чем оправдывать свою зарплату. — Кук смачно сплюнул на пол. Тут же выехавший из небольшого отверстия в переборке робот-уборщик убрал за ним. — Полная авоська долбаных сгоревших линков, шлейфов и ядер, — Кук кивнул в сторону своей сумки, — теперь я из этой требухи должен каким-то образом налепить конфет, которые позволят нам протянуть ещё пару рейсов.
— Да уж, — равнодушно кивнул Нимс и ещё раз приложился к фляге. Внутри растеклось что-то жгучее, и вместе с накатившей на сознание лёгкостью пришло хорошее настроение.
