— Но на этом спектакль не закончился, — предположил Матвей, видя, что это еще не финал.

— Конечно. Комсомолец, на свою беду, заявил, что он изучает три языка. Тогда я встаю. — В эмоциональном порыве молодой сотрудник встал и, театрально вскинув правую руку, стал читать стихи на таджикском.

— Омар Хайям?

— Точно. Вы знаете таджикский?

— Нет. Догадался, что это его рубаи.

— А этот балбес рот открыл и спрашивает, на каком это языке. Я говорю: на норвежском. Он понимающе кивает, а вся приемная комиссия покатывается со смеху.

— И на этой хохме тебя взяли в столичный иняз?

— По сути, да. По результатам экзаменов я, конечно, не добрал баллы, меня должны были отчислить, но секретарь комиссии, хороший дядька, настоял, и меня взяли сверх набора с испытательным сроком.

— Что ты пообещал им за это?

— Что буду ходить на факультатив арабского языка.

— Так у тебя еще и арабский? Очень хорошо.

Юрий успокоился и стал выжидательно смотреть на гостя из Москвы. Ему никто еще не объяснял, что от него хотят.

— Теперь, мил человек, объясни мне, как ты удрал от полиции на «Трабанте». Это же мыльница с мотоциклетным мотором. Кстати, они на чем были?

— На «Вартбургах». Там было два экипажа.

— Даже так. — Непонятно это было сказано — с осуждением или с одобрением.

— Я рассудил, что на прямой они меня сделают, поэтому шанс был только при условии запутать их в переулках.

— Грамотно.

— Они выдержали только полчаса и потерялись, а я ушел дворами.

Север, пока не утверждены кандидатуры руководством, не имел права раскрывать детали предстоящей операции.

— Какой у тебя оперативный позывной?

— Батый. В честь восточного полководца.

— Какая сейчас легенда?

— Студент университета, родом из Саксонии. Шлифую роль и язык.

— В ФРГ бывал?

— Да, пару раз. В Западном Берлине при Свободном университете обитают студенты, сбежавшие из ГДР. Приятель с курса их знает и меня с ними знакомил.

— Даже так, — заинтересовался оперативник. — Не попадался тебе там Дучке? Руди Дучке?

— Как же, познакомились. Он тоже перебежчик с Востока. Активный такой парень, любит поспорить. Только голова у него забита классовой борьбой. Ни о чем другом говорить не может.

— Где это было?

— Они обитают в Коммуне номер один. Это такой большой, почти заброшенный дом-муравейник. Там живут одни студенты.

— Хорошо, — обрадовался складывающимися условиями майор. — В машинах разбираешься хорошо?

— Есть такое дело. В гараже с отцом все свободное время пропадал. Люблю с друзьями погонять и по трассе, и по бездорожью.

— Рукопашным боем владеете? — неожиданно спросил московский гость.

— В разведшколе было несколько занятий.

— Понятно. С взрывчатыми веществами работали?

— Нет. — Собеседник явно был сбит с толка такими вопросами. — И стреляю я не очень, хоть и знаю четыре языка, — заявил он.

Это был вызов. Вернее, очень грамотная провокация, рассчитанная на то, что собеседник так же эмоционально заведется и проболтается. Но Саблина такими приемами не взять.

— Хорошо, Батый, рад знакомству. В ближайшее время стричься запрещаю. Можешь начинать дерзить преподавателям в университете, хорошо бы выступить на каком-нибудь митинге с левацкими, можно даже анархистскими, высказываниями. С основоположниками «Франкфуртской школы» философии знаком? Можешь отличить взгляды Маркузе от Адорно?

— Так это для нынешней молодежи такие же основоположники, как для вас Карл Маркс и Фридрих Энгельс, — заулыбался Цыганков. — Кое-что читал.

— Тогда иди изучай и обсуждай с друзьями. Пока все.

Смирнова язык никак не поворачивался назвать Василием, только Васей. Невысокого роста, похожий на подростка, русоволосый паренек, глядя на которого у женщин возникало желание подкормить его. Разговорный немецкий у него был не на высоком уровне, прежде всего, из-за затруднений в поиске нужных слов.

— Как попал в разведку? — Северу важно было понять мотивацию людей, с которыми предстояло работать в непростых условиях.

— По наследству, — честно признался Вася и даже шмыгнул по-пацански носом. — Дед у меня генерал, еще в СМЕРШе воевал. Отец полковник, служит в Центральном аппарате. Я и поступил на юридический, а дед считает, что боевой опыт сейчас можно получить только в нелегальной разведке.

— Понятно. А сам ты что хотел?

— Мне нравится театр. Я с четвертого класса участвовал в театральной студии при Дворце пионеров.

— Какие роли играл?

— Разные. Большие и маленькие. Даже белогвардейца-заику в постановке «Любовь Яровая».

— Что-то я не помню там заику.

— Это видение нашего режиссера.

— Получился заика?

— Отзывы были хорошие.

— Ну-ка попробуй сейчас включить заикание. Стихи немецкие знаешь?

Василий уверенно начал декламировать Гете, правдоподобно имитируя заикание.

— С сегодняшнего дня ты у нас заикаешься. Понятно почему?

— Понял, — догадался молодой нелегал. — Заиканием проще скрыть дефекты произношения. Хороший прием.

— Как складываются отношения с немецкими сокурсниками в университете?

— Нормально, у меня много приятелей.

— За счет чего?

— Я люблю играть в карты, знаю много игр. Даже умею показывать фокусы с картами.

— Жульничаешь?

— Не без этого, — согласился, немного смущаясь, Вася.

— Какой у тебя позывной?

— Карась.

Коллеги вместе понимающе заулыбались.

— Предлагаю в связи с серьезностью операции сменить.

— Можно на «Зенит»? У меня у деда был такой оперативный позывной, — с надеждой спросил начинающий разведчик.

— Согласен. Традиции в нашем деле только приветствуются.

Третьим был крепкий парень в мешковато сидящем костюме. Челка низко нависает над глазами, создавая впечатление, что ее хозяин смотрит исподлобья.

Матвей заметил, что молодой человек все время прячет руки под столом. В разговоре активности не проявлял, только отвечал на вопросы.

— Врабий Виктор, позывной «Голова». Здесь прохожу как студент Политеха по специальности Строительство и архитектура.

— Немецкий у тебя не очень хороший, — заметил Север.

— Так по легенде я — румын.

— Интересно, и румынский язык знаешь?

— На самом деле я родом из Молдавии. Молдавский схож с румынским, так что выкручусь, если что.

— Какие еще языки знаешь?

— Могу говорить на романи, это цыганский.

— Н-да, куда в Германии без цыганского, — задумчиво произнес майор. Этот третий ему чем-то не нравился. Но это эмоции, надо работать с тем, что есть.

— Скажите, а правда, говорят, что тем, кто в капстранах работает, дополнительно по восемьдесят марок выплачивают? — неожиданно поинтересовался Виктор.

— Да, есть такой приказ. Тебе что, деньги нужны?

— По возвращении жениться хотел, — не переставал удивлять Саблина новичок.

— Что, и невеста уже ждет?

— Пока нет, но найду. Делов-то.

Разговор явно не клеился, и через десять минут Матвей отпустил Виктора.

Перед отъездом в Москву на согласование плана операции Саблин еще раз встретился с Фадеевым.

— Иван Анисимович, посмотрел я ваши кадры. Не густо. Будем включать в операцию всех троих. Основным пойдет Цыганков, то есть Батый. Его задачей будет сойтись с политически активной верхушкой, я бы сказал, с агрессивной частью молодежи в Западном Берлине. Связником и дублером у него будет Зенит. Голова будет пока «спящим» агентом. Кстати, как он к вам попал?

— Персонально направили на стажировку из республиканского управления КГБ по Молдавской ССР. У нас никак себя не проявил. Когда планируете начать?

— Думаю, за месяц все утрясем, согласуем. Прошу за это время Батыя и Зенита натаскать в плане физической подготовки. Особенно рукопашный бой, обязательно работа с холодным и огнестрельным оружием, основы взрывного дела. Если мы все правильно просчитали и дело у немецкой молодежи дойдет до реальных мероприятий, по неопытности могут и себя, и наших угробить. Поэтому пусть хоть наши в этом будут разбираться.

— Сделаем. Спецы есть. Голову, значит, не привлекать?

— Нет. Мало ли что. С этими двумя есть ясность, а он для меня все еще темная лошадка. Пока не увижу в деле, полностью доверять не могу. Чтобы не получилось, как с Хохловым, помните?

У Фадеева напряглось лицо и невольно сжались кулаки.

— Я же сам помогал ему переправляться в Германию, где он должен был провести операцию по ликвидации одного из лидеров НТС Георгия Околовича, служившего еще фашистам. У Народно-Трудового Союза как раз тогда в разгаре закрутился роман с ЦРУ. Они совместно забросили в СССР несколько диверсионных групп. Надо было отвечать. А Хохлов, сука, переметнулся и все рассказал американцам, сдал всех. Ему наш суд вынес смертный приговор за измену Родине. В 1957 году, я тогда только пришел в 13-й отдел, наш сотрудник смог подойти к нему на конференции во Франкфурте. Они разговорились, решили выпить по чашке кофе, но Хохлов сделал только два глотка — и его срочно позвали, сделал бы третий — и хана бы ему. А так повалялся при смерти три недели, и врачи в американском госпитале смогли его вытащить.

— Яды — дело темное и ненадежное, — поддержал генерала Саблин.