Перво-наперво я установил контакты с уголовным розыском и прокуратурой. Постепенно знакомился с городским начальством и разными лицами, являющимися существенными. И все глубже и увереннее, как начинающий, но способный водолаз, погружался в пучины городских дел.

В число обязательных профессиональных качеств приличного уполномоченного ОГПУ входят неуемное любопытство и повышенная общительность. Это такой особый склад личности и наработанные навыки — притягивать информацию, плавать в ней, как дельфин. А стрелять — это любой боец умеет.

Контакты везде и всюду. Устанавливать, развивать, входить в доверие. Нарабатывать такую базу, которая позволит тебе быть самым осведомленным человеком и знать все на территории и объектах обслуживания. Особенно ценятся контакты не по принуждению, а на отношениях. И раз установленные контакты надо всячески поддерживать и развивать.

Такие мысли у меня, кипящего рабочим энтузиазмом, возникли вечером, когда я закончил писать своим аккуратным почерком очередную справку, которую у меня затребовал заместитель начальника отдела Первак. Мне хотелось изыскивать новые, неожиданные возможности и копать глубже. Ведь надо же себя показать!

Тут я вспомнил об одном контакте, который не довел до ума. А надо бы. Человек все же занимает неплохие позиции у наших углекопов, может быть весьма полезен. Да и надо отдать ему вещь, которую я у него по случаю взял.

Я достал из ящика стола толстую книгу «Приключения Шерлока Холмса». Прочитал я ее быстро и с большим интересом. Можно сказать, что она произвела на меня впечатление — прежде всего величием английского сыщика и осознанием собственного ничтожества, поскольку я вряд ли когда приближусь к таким высотам сыскного ремесла. Хотя книжка она и есть книжка. Это там сыщики только сосредоточенно думают да оценивают улики. У нас все проще — тупо внедряй осведомителей да жди информации, как у моря погоды.

Книжку нужно отдать. Заодно попытаться сблизиться с ее владельцем. Человек тот в городе новый, свежий взгляд его на окружающую реальность может оказаться ценным.

Решено. Завтра вечером и отправлюсь в гости.

Я открыл книжку и вытащил лежащую между страницами визитную карточку. «Ветвитский Сигизмунд Яковлевич, горный инженер».

Вот и поговорим с ним про горную инженерию. Пора уже выбираться из моего вопиющего гуманитарного невежества в светлые чертоги инженерной мысли и машинного производства.

Но на следующий день выбраться в шахтоуправление не удалось. Вместо этого опять началась стрельба…

Глава 7

Водяная мельница была давно заброшена, колесо покрылось трещинами, половины лопастей не имелось. Зато прилегающие дощатые складские помещения и амбар находились во вполне приличном состоянии. По оперативной информации, там хранилось зерно, которое теперь в стране на вес золота.

Мне вспоминались строки из только сегодня прочитанной справки ОГПУ:

«Кулаки организовали саботаж хлебозаготовок в 1927–1928 годах. Обладая большими запасами хлеба, они отказывались продавать зерно государству по закупочным государственным расценкам. На 1 января 1928 года дефицит товарного хлеба составил 128 миллионов пудов».

Эти самые миллионы пудов теперь разлетелись по таким вот складам и тайникам, чтобы перепродаваться по тройной цене. НЭП, свобода торговли, черти ее дери!

Еще недавно проблем с обнаружением запасов зерна не было. Держали его хозяева в городах — в лабазах, на складах около рынка. Но как скупщиков принялись щемить, тут они и стали искать лазейки, обустраивать укромные места.

Вылазкой руководил сам начальник нашего окротдела. Помимо меня к ней привлекли еще нескольких милиционеров, вооруженных «мосинками» и «наганами». Спекулянты, конечно, народ торговый, но очень уж злобный. Они заботились об охране своего имущества и готовы были за него кому угодно горло порвать.

Памятуя о прошлой нашей вылазке, Раскатов сейчас довольно внимательно прислушался к моим советам, как провести операцию и одолеть противника.

Используя складки местности и естественные укрытия, мы незаметно подобрались к цели. Около мельницы маячил сонный мужик с ружьем. Сейчас он сидел на корточках и раскуривал вонючую самокрутку. В самом складском помещении тоже наблюдалось движение.

Атаковать в лоб мы не стали. Я аккуратненько прополз вдоль берега и стремительным броском свалил часового, умелым ударом ладони вышиб ему сознание. Ничего, очухается и еще спасибо скажет, что не ввели в смертное искушение открыть огонь по представителям власти.

Оставалось только взять сам склад. А присутствие там какого-то неизвестного фигуранта меня смущало. Потому вся надежда только на скорость.

И наши это понимали. Устремились вперед на всех парах. Пробежать каких-то три десятка метров, но при этом на каждом шагу имея шанс получить пулю в грудь — это дело нервическое. Атака — это вообще острие жизни и смерти. Но иначе не получалось, по-другому к складу не подберешься.

Почти успели.

Но почти не считается.

Нет, никто стрелять по нам не стал. Закрутилось все иначе. В дверях появился крупный бородатый мужик средних лет, в справных сапогах и качественной одежонке. Мирон, судя по всему, хозяин склада. Известный нэпман и зерновой спекулянт.

Оружия у него не было. Зато у ног стояла канистра, скорее всего, с керосином или бензином, а в руках он держал подпаленный факел — и когда только успел зажечь.

— Стой, голытьба! — заорал он. — Подожгу! Вместе с собой!

Наши бойцы застопорились. Стране нужно было зерно, а не угольки.

— Мирон! — крикнул Раскатов. — Не чуди!

— Все сожгу!!! — истошно заорал нэпман.

— Чего ты развоевался? — примирительно спросил начальник, приближаясь к нэпману и держа в руке тяжелый «маузер». — Сдашь зерно. Глядишь, даже и не посадят. Ты же закон знаешь.

— Богопротивный закон твой! — орал никак не желающий угомониться спекулянт. — Мое! Никому не отдам! Вместе с зерном сгорю!

И он начал подносить факел к канистре. Скорее всего, такие же канистры стояли на складе. Мирон давно уже готовился к такому раскладу. И словесными убеждениями его не пронять. Что с ним, дураком, делать, спрашивается?

Между тем Раскатов приближался к спекулянту, воркуя и уговаривая. Пока Мирон не заорал:

— Стой! Ни шага!

Расстояние сократилось прилично.

— Стою, — покорно произнес начальник. Потом вскинул «маузер» и выстрелил.

Пуля угодила мироеду точно в плечо. Да так, что факел отлетел в сторону. Вот ведь снайпер! Молодец!

Сухая трава загорелась, и огонь пополз к канистре. К складу кинулись все. Мирона сбили с ног и связали. Затоптали огонь.

Ранение было несерьезное, и Мирон неистовствовал, выпучив глаза, поливал нас проклятиями:

— Ничего, время ваше кончается! Скоро белый царь вернется! А пока его люди вам житья не дадут!

— Кто? Уж не атаман ли Шустов? — поинтересовался Раскатов.

— А хотя бы и он! И кишочки тебе выпустит! Все будете в лесу на ветках висеть. На своих кишочках-то! — Спекулянт злобно и совершенно безумно захохотал, а потом заскулил от резкой боли в раненой руке.

— Ты говори, не стесняйся, — кивал Раскатов.

С каждым словом Мирон увеличивал себе срок. Если в начале за махинации с зернозаготовками он мог отделаться годом принудительных работ, то сейчас стремительно утяжелял наказание антисоветскими высказываниями.

— Что говорить? Имущество забрал! А без имущества мне жизнь не в жизнь! Так что добей меня, большевистская гадина! Добей!!!

И его начала бить дрожь. Припадочный. Ну ничего. Мы и не таких вылечивали…