— Ну что, — выдохнул он, — ты видела? Ничего не говори другим. Они не поймут. На Алмоа много непонятного. Тут все меняется — в одну сторону, в другую… Хи-хи! Здесь не соскучишься. Но это может быть опасным — опьянение, самозабвение… Да, да! Вот что случилось с моими напарниками. Потеря сознания, и — хлоп! — все кончено. Жители Алмоа очень сильные. И обладают особой властью… Могут показать тебе то, чего не существует. Такое уже, должно быть, случалось с тобой, но ты не отдала себе в этом отчета. Постарайся вспомнить. Разве на подводной лодке ты не бывала свидетельницей необъяснимых событий?

Зигрид свела брови. Перед ее мысленным взором внезапно возникло гигантское щупальце, продвигавшееся по коридору в ту ночь, когда спрут попытался проникнуть на корабль через одно из отверстий торпедодержателей. Она поспешила поведать об этом капитану. И заключила рассказ сообщением о своем удивительном открытии:

— Самое любопытное, что час спустя следы разрушений, оставленных осьминогом, пропали. И сорванная дверь снова была как новенькая.

Таннер засмеялся.

— Этого никогда и не случалось! Вы стали жертвой гипнотической атаки. Рыбы собрались вокруг подводной лодки, сконцентрировав на экипаже телепатические волны, мысленно бомбардировали вас образами, чтобы напугать. Это они хорошо умеют.

— А зачем они так сделали?

— Надеялись, что если напугают вас, вы покинете планету. Жители Алмоа еще не поняли, что это невозможно… что подводная лодка не может взлететь, как ракета.

— То есть щупальца не существовало?

— Нет. К тому же в океане нет осьминогов. Жители Алмоа решили заставить вас поверить в то, что океан кишит ими, потому что почувствовали, в какой ужас вас приводят спруты. Это называется «психологической войной». Во время гипнотических атак люди теряют способность к критическому осмыслению окружающего и верят невероятному. Ничто больше их не удивляет.

— А ведь и правда! Давид счел нормальным, что все было починено за час, — вспомнила Зигрид. — А почему у меня не создалось такого же впечатления?

— Потому что алмоанцы избрали тебя, как я же уже говорил, — прошептал капитан. — У них на тебя особые виды.

Таннер замолчал, словно понял, что сказал лишнее.

Мужчина вдруг схватил ее руки и стал трясти их. У них была общая тайна.

— Никому не говори, хорошо? — сказал он, прежде чем уйти. — Это наш секрет.

А через два часа взорвался анализатор.

— Все из-за чертовой планеты! — взбесился Давид. — Тут все так непросто, что даже машины сходят с ума.

От прибора валил дым и летели искры.

— Анализатор превратился в микроволновку — сварил то, что мы просили исследовать, — засмеялся Гюс. — Если хочешь рагу из инопланетной картошки, ставь тарелку — готово.

— Ну, хватит! — зашипел Аллоран. — Ничего смешного!

Странно, но Зигрид показалось, что его ярость была показной.

«Готова держать пари, поломка анализатора не сильно-то расстроила Давида. Интересно, почему?»

— Собираем вещи, — решил вдруг командир их маленького отряда. — Переносим их в лодку и закладываем взрывчатку. Надо все тут взорвать.

— Ты с ума сошел! — запротестовала девушка. — У тебя нет оснований для принятия такого решения!

— Вот именно. И чтобы развеять сомнения, я предпочитаю разрушить ковчег. На этой планете никогда не знаешь, что произойдет. Я уверен: все, что нас окружает, желает нам только зла. Лучше уничтожить корабль!

— А капитан? — осмелился спросить Гюс. — Берем его с собой?

Давид скривился.

— Он — сумасшедший. Каблер шкуру с нас пустит, если мы приведем такого психа.

Зигрид сжала кулаки. У нее сбилось дыхание.

— Ты хочешь сказать, что собираешься его убить?

— А почему бы и нет? — ответил Аллоран. — В лучшем случае — бывший пилот бесполезный человек, в худшем — сообщник алмоанцев. Думаю, он выжил, потому что предал наш род. В общем так, я не хочу здесь задерживаться. Рано или поздно спруты выйдут из саркофагов.

«Неужели Давид и вправду в это верит?» — вздохнула про себя Зигрид.

Она и сама не знала, что ей думать.

— Ну же! — зарычал начальник отряда. — Выполняйте приказ! Сворачиваем лагерь!

Гюс и Зигрид были вынуждены нехотя приступить к исполнению — они были солдатами, а Давид Аллоран руководил заданием.

Однако, пока ребята относили вещи на лодку, девушка побежала в храм, желая предупредить Таннера. Но напрасно искала его — тот снова улетел.

У нее не было времени на розыски в кустах, крики товарищей становились все более и более нетерпеливыми. Сердце ее сжималось при мысли о том, что должно случиться. Наконец Зигрид вернулась к трапу и присоединилась к друзьям.

— Что ты там так долго делала? — спросил Давид, смотря на нее с подозрением.

Они подложили взрывчатку и быстро поплыли, удаляясь от ковчега.

«Просто идиотизм! — не переставала думать Зигрид. — Зачем уничтожать плавучие сады? Там нет ничего опасного для людей!»

Взрывчатка разнесла старый корабль.

Ковчег погрузился в бездну, вызвав сильный водоворот.

Зигрид не смотрела на тонущий корабль, пристально глядела в небо. Далеко в вышине летела, касаясь облаков, черная точка. Была ли это настоящая птица? Или капитан Таннер, как подсказывала ее интуиция?

Она поспешила отвести глаза, чтобы Давид не заметил ее взгляда. Ведь Аллоран был способен схватить ружье и застрелить бедное существо.

Шлюпка приблизилась к третьему ковчегу.

— Не будем подниматься на корабль, — решил командир. — Пустая трата времени. Наш анализатор сломался, мы больше не можем вести исследования. Заложим остатки взрывчатки, и дело с концом.

Давид говорил тоном, не терпящим возражений.

Последний плавучий сад затонул, как и два предыдущих. И тогда птица стала кружить в небе, издавая пронзительные крики.

«Больше нет деревьев, куда бы можно было сесть, — подумала Зигрид. — Когда Таннер устанет летать, то упадет в воду и станет рыбой».

Она опустила голову, чтобы спутники не увидели ее слез.

Два дня троица оставалась в море, ожидая возвращения «Блюдипа». Это было тяжелое испытание, ведь как только поднимался ветер, лодка наполнялась отравленной водой.

Ночью Зигрид снились спруты, приподнимающие крышку саркофага… Или птицы, падающие камнем с высоты облаков. Птицы, превращающиеся в рыб…

Наконец подводная лодка всплыла, чтобы забрать троих исследователей. Подойдя к люку, Зигрид последний раз подняла голову к небу. Там никого не было.

Глава 11

Возвращение домой

По прибытии на «Блюдип» Зигрид стала испытывать приступы удушья. Никогда еще ей не было так тесно в железной скорлупе подводной лодки. Для отчета о задании лейтенант Каблер вызвал только Аллорана. Мнение Гюса и Зигрид по поводу странных событий, произошедших на борту кораблей с плавучими садами, спрашивать не стали.

— Мне кажется, что Давид здорово расписал нас в своем докладе, — пробормотал Гюс. — Короче, подруга, вряд ли мы получим повышение!

Зигрид разделяла его сомнения. Она продолжала задаваться вопросами по поводу таинственных событий последних дней, но перестала верить, что когда-нибудь получит ответы.

Девушка постоянно чувствовала себя усталой, ночи напролет ей снились превращенные в мумию осьминоги и птицы-призраки. А ощутив, что и последние силы ее покидают, отправилась к бортовому доктору.

— Ты плохо спишь, так? — спросил ее старый медик с отяжелевшими веками. — Тебе снятся кошмары?

— Да, — призналась Зигрид. Не утверждать же обратное.

— Ты испытываешь сильный стресс, — пробормотал доктор. — Дозорные всегда испытывают стресс. Заброшенные участки, наверное, не слишком приятное место, так?

— Да, не очень-то, — прошептала девушка.

— А ведь когда-то я жил там, — вздохнул старик. — Раньше там было чисто и светло. У меня была красивая каюта.

Он замер, взгляд его стал нечетким, и Зигрид показалось на секунду, что перед ней робот, у которого разрядилась батарейка.

— Н-да… — наконец пробормотал врач. — И к тому же ты вернулась с внешнего задания, как указано в твоем деле. А выходить наружу очень плохо. Воздух планеты Алмоа нездоровый, наполнен галлюциногенными газами. Вот почему там можно увидеть призраков. Ты же видела что-то странное, так?

— Да, — снова призналась пациентка. Но не стала ничего пояснять, чтобы не выдать себя.

— То были галлюцинации, миражи, — отрезал военный врач. — Ты не должна больше думать от этом. Тебе надо развеяться. Лучше всего в твоем случае сойти на землю. Согласна?

Зигрид послушно закивала.

— Я выпишу тебе короткую увольнительную, — сказал доктор. — Тебе пойдет на пользу вернуться ненадолго домой.

Девушка поблагодарила его, сжала увольнительную в руке и по уставу отдала честь.

— Ну что? — проворчал старший матрос, когда она вернулась.

— Увольнительная на землю, — объявила Зигрид.

— Чертова симулянтка! — выругался тот. — Раз так, бери вещи и проваливай!

Зигрид тотчас же покинула каюту, чтобы в соответствии с предписанием военного врача переехать в зону отдыха подводной лодки.

Эта огромная часть трюма была похожа на декорации к фильму. Пройдя через первый отсек, прибывший сюда оказывался… на маленькой улочке возле набережной. Там, между булочной и бакалейной лавкой, стояли старые дома с зелеными ставнями. Мостовая с расшатанными камнями, фасады с облупившейся от «морского ветра» краской были воссозданы из легких материалов и выполнены с обилием деталей. Тщательно запрятанные пульверизаторы распространяли запахи, напоминавшие запах сохнущего только что постиранного белья, хозяйственного мыла, горячего хлеба, рагу с луком… Что же касается «ветра», он, конечно же, шел из вентиляции!

Все было задумано и сделано так, чтобы у человека, попавшего в зону отдыха, создать впечатление, будто он вернулся на землю и ходит по мостовым родного города-порта. Пациент с увольнительной одним махом оказывался не на подводной лодке, плавающей вот уже целых десять лет в глубинных водах враждебной планеты, а дома. Поднимался по улице Ретамер, приветствовал по дороге булочника или держателя кафе. Через минуту и Зигрид откроет дверь своего дома, поднимется на четвертый этаж, где ее будет ждать ее мать…

Та иногда была брюнеткой, иногда — блондинкой, но всегда звалась Мамой. Или «Ма» — если особо нежно. Она готовила вкусную еду и жила жизнью «своей» дочки. Всегда было радостно вновь увидеться с ней, вернуться в маленькую квартирку, где старая мебель, а на стенах выцветшие обои. Пройти на кухню, узкую, заставленную сковородками, кастрюльками, со связками лука и чеснока. Зигрид разом окуналась в земные запахи и шумы: грузовики, гудки автомобилей, треск мотоциклов. Мама встречала ее на пороге. Без церемоний — в бигуди, в старом халатике, линялом, но таком мягком.

— Не ждала тебя так рано, — неизменно говорила она. — Как хорошо, что ты смогла освободиться пораньше. Это очень кстати, я только что поставила в духовку твой любимый пирог.

Потом Зигрид устраивалась за столом, они с мамой ели, говорили о жизни на подводной лодке. Только на земле можно было, не сдерживаясь, ругать офицеров и плохо отзываться о них, отводя душу. Ма всегда была со всем согласна и предлагала рассказать обо всех обидах.

— Какие подлецы! — восклицала она. — Просто негодяи!

Излив душу, Зигрид чувствовала себя лучше.

Затем она устраивалась на подоконнике и любовалась закатом, поскольку система освещения зоны отдыха с точностью воспроизводила движение солнца по небу. Иногда программа включала в себя атмосферные явления: дождь, ветер, туман, что только усиливало иллюзию. Тогда ветер наполнял комнату приятным запахом влажной земли, доносившимся с недавно распаханных полей. Зигрид слышала, как вдали мычат коровы, лают собаки и поют петухи.

Потом она шла гулять в маленький сквер, чтобы повидаться с друзьями. Они обменивались шутками. Как было приятно болтать, о чем хочешь!

Все это и называлось «побывать на земле». Неделя… Семь дней, во время которых можно было ходить в помятой одежде, не задумываясь о расписании и служебных обязанностях…

Работавшие в службе зоны отдыха женщины, исполнявшие роли подставных матерей, были очень опытными. Они должны были уметь подстроиться к каждому случаю, интуитивно распознать потребности оказавшегося перед ними молодого человека. И более того: сотрудницы службы обладали поистине магическим талантом — способностью буквально за несколько минут установить атмосферу доверия. Эта необычная способность к импровизации делала из них идеальных подставных матерей, даже если у каждой женщины было по дюжине «сыновей» и «дочерей».

От «матерей» зависело психологическое равновесие детской части экипажа. Они утихомиривали ненависть, помогали ребенку излить накопившуюся злобу, успокаивали тревогу в мыслях. Они давали каждому юному существу ощущение, что у него есть хоть призрачная, но семья, что кто-то его любит.

Зигрид перешагнула порог вымышленного квартала. Дверь тамбура закрылась за ее спиной, и девушка попала в другой мир. Вид города, звуки, запахи кружили ей голову. Она заметила сидевших на водосточном желобе чаек, разглядела одетых кое-как детей с перепачканными лицами, катавшихся на скейтбордах по маленькой улочке.

Ее приемная мать жила в старой квартире над сапожной мастерской. На подоконнике стояла клетка с канарейкой.

Как обычно, сначала Зигрид было сложно поверить в происходящее, но «мама» знала свою работу. Ей понадобилось меньше десяти минут, чтобы между ними возникло доверие. Можно было подумать, что они были старыми знакомыми, если не сказать, что и вправду мамой и дочкой. Это было странно, смущало… Но и было приятно. Зигрид не долго сопротивлялась и вскоре поддалась иллюзии, что вернулась в родной дом, хотя его у нее никогда и не было.

На секунду вспоминалось, как Гюс шептал ей на ухо: «Они очень опытные! Пользуются тем, что мы сироты. И они очень хорошо знают, о чем мы мечтаем…» Но Зигрид так хотелось почувствовать себя счастливой, и девушка не стала слушать друга.

Конечно, иногда в отношениях с «мамой» проскальзывала фальшь, портившая приятное ощущение от возвращения домой. Вот и сейчас тоже — Зигрид казалось, что Ма обращалась с ней совсем как с маленькой.

«Боже мой! Мне же двадцать лет, — подумала она и взяла второй кусок своего любимого пирога, — а она разговаривает со мной, словно мне двенадцать».

Чтобы удостовериться в обратном, Зигрид посмотрела на свое отражение в висевшем над камином треснувшем зеркале. Но у нее создалось неприятное впечатление, что в нем отразилась именно девочка: волосы коротко острижены, рот испачкан клубничным вареньем.

Вспомнив про намеки Гюса, она прошептала:

— Скажи, Ма, правду ли говорят, что офицеры подмешивают нам лекарства, чтобы мы перестали расти?

— Что еще за сказки? — вздохнула женщина в бигуди.

— Ну, есть особые порошки, — настаивала Зигрид, — которые подмешивают к еде. Какая-то гадость, которая замедляет процесс роста.

— Девочка моя, — засмеялась Ма, — ты же не веришь в эти глупости? Такие истории рассказывают мальчишки, чтобы прослыть умниками.

Зигрид попыталась посмотреть женщине прямо в глаза. И ей показалось, что она заметила расчетливый огонек в зрачках «мамы». Словно холодный взгляд врача.

— Разве я выгляжу на двадцать лет? — спросила Зигрид, махнув рукой в сторону зеркала. — Я выгляжу, как подросток. И все мои друзья тоже.

Женщина села рядом с ней на продавленный диван, обняла за плечи, желая успокоить, и стала баюкать, как маленькую.

— Да ладно тебе! — перепевала она на все лады. — Гони прочь черные мысли!

Но Зигрид не могла молчать.

— Разве нормально, что я никогда не влюблялась? Мне нравятся Давид и Гюс, но я люблю их, как братьев. А ведь Давид очень красивый. Я могла бы влюбиться в него. В моем возрасте у меня мог бы быть парень. Но нет! Ребята говорят, что это из-за подмешанных в еду лекарств. Офицеры не хотят, чтобы мы влюблялись и раздумывали о женитьбе… Правда, да? Если начнут рождаться дети, на лодке быстро станет много народа, поэтому придумали хитрость: сделать так, чтобы мы навсегда оставались подростками?

Она осознала, что плачет. Женщина, сидевшая рядом с ней на диване, отодвинулась, ее движения стали более сдержанными.

«Как я глупо поступила, — подумала Зигрид. — Не стоило говорить то, что у меня в мыслях. Теперь все будет записано в моем деле. Ох, какая же я идиотка!»

На долю секунды она задумалась: уж не существуют ли поддельные матери для того, чтобы собирать информацию о настроениях матросов? Ведь переданные офицерам сведения позволят пресечь в зародыше возможный бунт.

В последующие дни Зигрид чувствовала себя неуютно, поэтому сократила свое пребывание в зоне отдыха. А потом целую неделю вздрагивала, встречая лейтенанта Каблера. Как бы готовилась к тому, что в любой момент появится военная полиция, задержит ее и уведет. Впрочем, куда уведет? Она не знала.

Однажды вечером, когда дозорная ужинала в одиночестве в столовой, Каблер, не спросив разрешения, подсел к ней за столик. Это был красивый мужчина, правда, с холодным и жестким взглядом. Ему было около сорока лет, и обычно он не общался с теми, кому еще не исполнилось тридцати.

— Я изучил твое дело, — сказал лейтенант, глядя Зигрид прямо в глаза. — И знаю: ты считаешь, что не все твои способности используются в полной мере. Если хочешь, могу добиться для тебя нового назначения.

Стараясь не мямлить, Зигрид спросила, о чем идет речь.

— Ты станешь хорошей поддельной матерью, — прошипел Каблер с улыбкой людоеда. — Можешь начать в качестве матери третьего разряда. Да, думаю, что у тебя есть все необходимые качества. В зоне отдыха катастрофически не хватает персонала, ты знала?

— Но… я слишком молода, — заикаясь, возразила Зигрид.

— Это можно исправить, — шепнул лейтенант, приблизив свое лицо к лицу девушки. — У нас есть лекарства, от которых стареют. Если ты согласишься стать поддельной матерью, я без труда состарю тебя на тридцать лет за одну ночь. Может быть, тебе это подойдет? Ведь ты жалуешься, что слишком юна…

Зигрид побледнела. Угроза была слишком явной. Ей ясно давали понять, что в ее же интересах держать язык за зубами.