Глава 4
* * *
Смоленская область. Колхоз «Ленинский путь».
Проводив мужчин до автобуса, Земфира возвращалась к своему дому, громко объясняя каждому встречному, что вот, мол, поехали за беглянкой.
Она прекрасно понимала, что Лина по-доброму не вернётся. Она как белая ворона в их колхозе, слишком образованная, слишком интеллигентная. Ей кажется, что и в самом деле, нечего ей тут делать. Ну так придется возвращаться по-злому.
Спустить такую выходку Лины, ничего не предприняв, нельзя, репутация у Миши и так пострадала. Съездят мужики в Москву, привезут ее домой, а тут уж она за нее возьмется. В колхозе она работать не хочет… ну так кто хочет? Земфира, что ли, хочет? Еще не так и давно табором кочевали, каждый месяц — новое место, сердце пело. Мишка, вон, и тот эти времена помнит, что уж про нее говорить.
Земфира уж так радовалась, что Лина в её сына влюбилась, что Миша в Москве окажется, из колхоза вырвется. Рано радовалась… Жаль, конечно, что ничего у них не вышло. Сватья упёрлась, не захотела Мишу прописать, даже, временно. Да что сватья? Сестра родная, и та не прописала!
Но надо жить дальше…
Земфира подошла к своему дому и обратила внимание на почтовый ящик, набитый газетами. С этой нервотрёпкой про всё на свете забыла! — подумала она, вынимая прессу.
Вдруг из газет выпало письмо. Из Москвы. От сестры Иды.
Почуяв неладное, Земфира на ватных ногах прошла в дом и вскрыла дрожащими руками конверт. Сестра писала, что уговорила мужа. Яков разрешил временно прописать у них Мишу, но без проживания. Сестра писала, что надеется, что Лине и её матери хватит года, чтобы убедиться, что Миша хороший человек…
У Земфиры похолодело всё внутри. Она специально переговорила с парнями, которых с Мишей отправила, чтобы с Линой не церемонились. Боялась, что он сам слишком ее любит, чтобы жёстко вернуть в деревню. Не будет ли в Москве скандала, который заставит сестру передумать с этим предложением? Она давно уже оседлая, может и не понять…
Неужто она сама своему сыну дорогу в Москву перекрыла своим опрометчивым решением??? Если так, то никогда себе не простит…
* * *
Мишку-цыгана аж перекосило, но он не нашёлся, что ему ответить или хотел дотянуться, сначала, до обидчика.
— Отойди, пацан, — неожиданно толкнул меня старший из цыган в грудь. Вернее, попытался, не зря же я раскачивал свое тело все это время, и вспоминал на занятиях Марата то, что в свое время изучил во время службы в погранвойсках. Рука перехвачена, попадает в захват, вот только довести прием до конца невозможно на такой тесной лестничной площадке… Да еще и второй цыган кинулся на меня, вызволять своего товарища из захвата. Целился кулаком мне в лицо, да не успел. Гриша толкнул огромного цыгана, полусогнувшегося с зафиксированной мной рукой, на него, и оба сели на ступеньки. Не очень жестко, но все равно должно быть неприятно. Руку мне, конечно, пришлось выпустить, иначе я бы тоже на них сверху завалился.
Тут же снизу завизжала Лина.
Вот… женщина! Сказал же, спрятаться в квартире!
— Что тут происходит? — услышали мы снизу строгий голос Ивана.
— Наших бьют! — сквозь слёзы закричала Лина и Иван, естественно, побежал наверх.
Наши это кто? Мы? Или цыгане? — промелькнула у меня шальная мысль.
Огромный цыган подскочил, как на пружине, и снова попытался меня ударить. Физической силы у него, как у медведя, но скорость — совсем никакая. Я снова легко уклонился, и пробил левой в печень. Мне этот удар еще в армии очень хорошо поставили, а как массу тела подкачал, он, наконец, получаться стал снова хорошо.
Но выяснить, насколько хорошо я ударил, не получилось. Гриша тоже подскочил, и врезал ему кулаком в челюсть. Так что фиг его знает, какой удар сработал, но он снова на ступеньки осел. И в этот раз так скрючился, что стало ясно, сразу снова не подскочит…
В голове всплыли многочисленные фильмы про восточные единоборства, когда особо лютого и сильного плохиша хорошие корейцы или китайцы вдвоем или втроем вырубают. Никогда не думал, что буду чем-то таким же заниматься, но вот пришлось же…
Огромный цыган прислонился к стене, сидя на ступеньке, и тут мимо него протиснулся его напарник. Щелкнула выкидуха, он стоял, злобно смотрел на нас и ловко вертел в руке нож. Мелькнула мысль, что запугивает, хотел бы атаковать, уже бросился бы с ножом на нас… Но хорошо понимает последствия…
Решился бы он все же напасть с ножом, или нет, выяснить не удалось. Миша, глаза у которого стали круглыми от осознания, что творится, протиснулся мимо осевшего на ступенях гиганта, и схватил цыгана за руки сзади, с криком:
— Лекса, ты что творишь! Тут же тетя Ида живет! Нельзя так!
Ясно-понятно. Тетя тут живет, поэтому резать нас нельзя, это уже приятно. Нельзя своим проблемы доставлять, это и у нас, у славян, так же принято. А если бы тетя тут не жила? Тогда что получается — режь, пожалуйста, Лекса, друг Миша деликатно отвернется в сторону?
Лекса начал вырываться из рук Миши. Но делал это как-то картинно, не по-настоящему. Это как когда кидаются в драку с криком — держите меня семеро, но вначале убеждаются, что семеро рядом есть, и точно подраться не дадут.
— Уходите, мужики, — громко проговорил я. — Иначе вызовем милицию, здесь состав, сто процентов, будет. Вы же не хотите отправиться лет на пять в тюрьму?
На следующем лестничном пролёте, упав на колени, рыдала Лина. На щеке ее был виден свежий синяк. Рядом с ней присела на корточки Ксюша. На шум вышел Марк Евгеньевич с пятого этажа в своей тельняшке и как старший по подъезду сразу ринулся в гущу событий.
— Кто здесь безобразит? — строго спросил он, спускаясь к нам, но, увидев цыган, тут же повернулся ко мне: — Паша, что стоишь? Вызывай милицию!
— Не надо милицию! Мы уходим, — ответил так и сидевший на ступенях старший цыган. Пришел в себя. Безумно захотелось его спросить, удар в печень или в челюсть его вырубил, но я понимал, что это из-за адреналина меня колбасит, и что такие вопросы прилично воспитанные люди после драки не задают.
Лекса тут же перестал вырываться из рук Миши. Миша отпустил его. Выкидуха мгновенно куда-то исчезла.
Гигант тяжело поднялся, одним взглядом позвал за собой своих и начал спускаться вниз. Мишка и второй цыган послушно пошли за ним. Мы отошли в сторонку, давая им пройти, но и я, и Гриша бдили. Не первая в жизни драка, проигрывать всегда обидно. Можно на словах сказать, что драка все, закончена, но только лишь для того, чтобы усыпить бдительность оппонента, и снова неожиданно напасть.
Мишка спускался, глядя себе под ноги, Лину игнорировал. А она вдруг поднялась и разрыдалась ещё сильнее.
— Миша! — протянула она к нему руки, но он уклонился и поспешил вслед за своими. Вскоре внизу хлопнула входная дверь. Цыгане ушли.
— Ну, всё, всё — подошёл я к ней.
— Не тронут они тебя больше, — добавил, спускаясь к нам Гриша.
— Обязательно было их так? — закричала на Гришу Лина.
Вот тебе и спасибо. Впрочем, кто удивлен? Я удивлён? Спасая женщину, даже когда она кричит на своего парня, а тот ее бьет, нужно всегда быть готовым к тому, что вовсе не парень будет признан ей виноватым…
— Ты уж определись, — остановил я её. — Хочешь ты со своим цыганом жить или нет.
— Я в колхозе жить не хочу-уу! — разревелась опять Лина.
— Так… Давай-ка с лестницы уйдём.
Меня меньше всего волновало, чего она сейчас хочет. Меня больше заботил наш конфликт с цыганами. Сейчас-то они не рискнули с нами связываться, на нашей территории, учитывая, что тетя тут Миши живет, и при таком количестве свидетелей. А где гарантия, что они не захотят ответить в других условиях? Как там — отвертка в печень — никто не вечен…
Подтолкнул Лину к себе в квартиру, позвав взглядом за собой Гришу. Соседи начали расходиться.
— Если нужен буду, я дома, — многозначительно проговорил Иван, пропуская впереди себя в свою квартиру Ксюшу.
И только тут я заметил растерянного Мартина.
— Ну, ты чего? — улыбнулся я ему. — Всё нормально. Заходи, — махнул я ему рукой, приглашая вернуться в квартиру.
— Это нормально? — ошарашено спросил он, показывая на лестницу, где только что на его глазах развернулось наше эпическое сражение за прекрасную даму.
— Привыкай, — усмехнулся Гриша. — Но если хочешь жить скучно, мотай обратно в свою ГДР. У нас по-всякому бывает.
— Так. На чём мы остановились? — попытался я сформулировать беспокоящие меня мысли.
— Мы за пивом с Мартином собирались, — напомнил Гриша о главном.
Ну да, он, считай, с войны недавно вернулся. Для него цыгане с выкидухами банальщина на фоне свистящих рядом пуль в Йемене…
— Нет, я сейчас о другом, — задумчиво проговорил я. — Боюсь, что это не конец, — внимательно посмотрел я на Лину. Она тихо плакала, а после моих слов опять разрыдалась. Заметил, что у нее и на плечах расплываются синяки, тащили ее против ее воли изо всей силы, не стесняясь. Ну да, понять можно, что так сопротивлялась, кто же в колхоз из Москвы уехать добровольно захочет… Но о чем она думала, затевая эту свадьбу? Что маманька ее, достаточно жесткий человек, не устроит ей какой-нибудь вот такой сюрприз?
