— Да подожди ты, куда ты меня тащишь! — вырвала она у мужа руку. — Ко мне проверка сегодня явилась и не из РОНО, а из министерства. Никогда таких не было. Целенаправленно шли, накопали много чего, и сказали, что мне не только директорской должности не видать, но и учителем простым больше не быть. И всё из-за нашей доченьки, нашего цветочка! Что я её так воспитала, что меня близко нельзя к детям подпускать!
— Пошли! — опять схватил её за руку отец. — Поговорить надо!
Он все же утащил мать в другую комнату и захлопнул дверь. Регина немедленно прокралась к двери и с замиранием сердца услышала, как отец рассказывал, что у него сегодня было на работе.
— Два управления теперь знают, а значит, и всё наше министерство, что наша дочь любовница секретаря ВЛКСМ МГУ… Я такого стыда натерпелся… Помощник министра лично от него приходил… Шлюха и прохиндейка!
На этих словах отца Регина не выдержала, обулась, подхватила свою сумку, схватила куртку в охапку, и выбежала из дома.
За разговорами дорога не показалась такой уж длинной. Мы немного попетляли между дачными участками и выехали к КПП. Прапорщик Свиридов в разговоре накануне очень подробно объяснил мне, как добраться до его части, так что нашли легко. Его вызвали с КПП и вскоре он вышел лично нас встречать. Щупленький, лысенький, дружелюбно улыбался в ожидании навара. Уселся к нам в машину, дал отмашку солдатику на воротах, и мы спокойно проехали внутрь военного объекта прямиком к складу.
Проведя нас внутрь просторного помещения, он сразу переключился на Ивана, видимо, решив, что в нашем тандеме старший он. Не стал им мешать, прохаживался вдоль полок и стеллажей, пока Иван с прапорщиком обсуждали разные модификации палаток. Когда Иван определился и с палаткой, и с печью, пришло время моего выхода.
— Готово? — улыбнулся я. — Сколько с нас? — полез я в карман за конвертом с подотчётными деньгами.
— Ну, давайте сто семьдесят за палатку вместе с печью, — ответил прапорщик.
У меня были только сотки и две я положил на стеллаж перед Свиридовым.
— Найдётся у вас что-то полезное для экспедиции ещё на тридцать рублей? — спросил я. — Вань, вам ещё что-то здесь пригодится?
Иван растерялся, а Свиридов быстро подсуетился и выдал нам три новеньких ватных спальника в чехлах и три подушки.
— О, это дело, — обрадовался Иван. — Только, нас же пятеро.
Пришлось лезть к себе в кошелёк и искать там двадцать рублей. А то же у прапорщика, как и у попа, сдачи не бывает.
— Эх, ну чего не сделаешь, ради родной науки, — подмигнул мне завсклада и положил перед нами ещё три спальника и какую-то упаковку. — Подарок, — пояснил Свиридов.
Посмотрел, полотенца вафельные двадцать штук. Белые. Ну, хорошо.
— В хозяйстве пригодится, — улыбнулся я.
Мы с Иваном начали грузить купленное имущество, и встали перед проблемой. Палатка кое-как уместилась на заднем сиденье, багажник забили спальниками, полотенца под ноги положили на переднее сиденье. А вот печка уже никуда не влезала…
Прапорщик Свиридов, сам заинтересованный, чтобы мы исчезли со всеми вещами с территории его части побыстрее, вызвался нам помочь, и пригнал свой «Москвич». В него, на заднее сиденье, кое-как влезла печка. Выезжали с территории части вместе.
Иван попросил оставить палатку и всё остальное у него дома, в институте не показывать. Мне всё равно. Довезли вещи до дома, разгрузили втроем обе машины, за что я дал прапорщику еще пятерку. Заодно я к себе заглянул, узнать, как движется ремонт.
Свет в окнах ещё с улицы заметил, значит, всё уже просохло. Мужики, как муравьи, сновали туда-сюда. В квартире было чисто, насколько это возможно в условиях ремонта. Мусор весь сразу выносился.
Жданович обрадовался, что я зашёл. Тут же повёл меня к аркам в коридоре. Они зашили торцы рейками и он спрашивал, оставить их как есть, только полакировать, или покрасить под цвет обоев в коридоре? Решил, что надо красить.
Одну ванную уже выложили синей плиткой по кругу. Только потолок белый. Чудно, конечно, смотрится… Но посмотрим, как с белой ванной будет смотреться и раковиной. Сразу обсудили, что раздвижной экран под ванну, тоже, естественно, должен быть белый.
Приехал домой уставший, но довольный. Вручил Галие пачку вафельных полотенец, она так обрадовалась, как будто я золотое руно добыл. Сразу записал расходы на отдельном листочке и положил в конверт к подотчётным деньгам.
Москва. Квартира Быстровых.
— Как же так? — повторяла дрожащим голосом Нина Георгиевна. — Как же так?
— Вот, так, — с горечью ответил ей муж. — Меньше надо было орать, что тебе надо было за другого выходить, со связями и должностью.
— Ну, я же не всерьёз!
— А что, разве можно говорить при детях что-то вот такое не всерьёз? Да я сам был уверен, что ты это всерьез! Что же ребенку было думать? Тогда, хотя бы, пояснять надо было: «шутка».
— Теперь ты меня во всём виноватой сделаешь? — вскричала Нина Георгиевна, подскочив и уперев руки в бока.
— Поздно метаться! Сядь на место! — непривычно строго сказал ей муж, и она от удивления подчинилась. — С дочерью что будем делать?
— Я с ней разговаривала перед твоим приходом! — заявила она.
— И до чего добрались? Извинилась хоть, дочурка, что нам жизнь поломала? — язвительно спросил муж. — Ну, пошли, вдвоем спросим, как она до такого докатилась?
Они прошли в комнату дочери, но её там не оказалось.
— Регина! — тут же закричала Нина Георгиевна, а муж проверил все остальные помещения в квартире.
— Нет ее нигде, — сказал он, — вот и поговорили…
Святославль. Дом Алироевых.
Решив, что возврат шубы — это хороший знак, Аполлинария принялась готовить ужин. Но когда у ворот остановилась милицейская машина, у неё сердце в пятки ушло. Что теперь? Она как во сне наблюдала, как открылась задняя дверь машины, вылез Ахмад и вошёл во двор. Машина уехала. А Аполлинария обессилено опустилась на табурет.
Когда Ахмад вошёл в дом, у неё не было сил даже плакать. Она повисла у него на шее, беззвучно трясясь.
— Ну, не плачь, — гладил её муж по волосам, по плечам, — всё закончилось.
Немного придя в себя, Аполлинария вспомнила про ужин, а Ахмад отправился в ванную.
Чуть позднее, сидя за столом и выпив с женой по пятьдесят капель за освобождение, Ахмад сказал:
— Что значит советская власть! Есть все же справедливость, махинаторам разгуляться не дали! Приехал зампрокурора из области, разобрался. Филимонова с должности теперь снимут, социалистическая законность восторжествовала!
— Что? — с удивлением посмотрела на него жена. — Какая социалистическая законность? Это сын мой Паша приезжал в воскресенье, оббегал тут всех и поднял на ноги своих знакомых в Москве. Сказал мне, что очень больших людей… Социалистическая законность… Так и сидел бы сейчас, если бы не он… Что творится в стране, что творится…
Ахмад не мог поверить её словам. Но всё было слишком похоже на правду, уж больно резко всё поменялось… Получается, если б не Пашка, сидели бы они с Шанцевым до сих пор и выбивал бы Филимонов из них сейчас показания… Ахмаду стало стыдно. Во-первых, потому что сам сразу не понял, что, на самом деле, произошло. Как же наивен он оказался… А во-вторых, стыдно было, что спас его несовершеннолетний пацан.
— Надо будет позвонить ему, — сказал он. — Сказать большое спасибо, а то решит, что я неблагодарный.
— Давай уже с утра, а то сейчас детей перебудим сыну…
В среду с утра встал пораньше и собирался в командировку. В восемь за мной должен был зайти Сатчан с талонами на дизель. Мы вместе с ним собирались заправиться и ехать на Старую площадь, где договорились встретиться наши начальники.
Вдруг, с утра пораньше, зазвонил телефон, подумал было, что Сатчан проспал, и хочет предупредить, что поедет сразу в горком, но быстро понял, что это межгород.
— Паша! Это мама, — услышал я в трубке её голос. — Ахмада вчера вечером отпустили! И Шанцева тоже!
— Ну, слава богу! — с искренним облегчением ответил я.
— Спасибо тебе, сынок!
— Да ладно…
— Привет, Паш, — услышал я голос Ахмада. — Спасибо тебе огромное. У меня слов нет, сказать, как я тебе благодарен.
— Ну, вы уж совсем, — смутился я. — Свои же, родные. Хорошо, что так всё закончилось… Может, вы, всё-таки, рассмотрите моё предложение в Москву перебраться? — спросил я, а потом сообразил, что не очень подходящее время сейчас такие вопросы задавать. — Хотя, извини, это не срочно. Отдыхайте, пока. В себя приходите. Все теперь будет хорошо!
Успеем ещё обсудить, при очередной встрече.
Москва. МГУ. Кабинет Самедова.
Только бы он с утра не поехал в какой-нибудь райком! — молилась измученная Регина у кабинета Самедова после ночи на вокзале. Как оказалось, переночевать больше было негде. К тем знакомым, что были до университета, идти было нельзя, там бы ее родители достали, а на курсе после того злополучного комсомольского собрания у нее друзей больше не осталось…
Но Самедов пришёл на работу вовремя и крайне удивился, ещё издали увидев её у своего кабинета.
— Заходи, — быстро открыл он кабинет. — Что случилось?