Шарлотта Хайнс

Я согласна

1

«Западной страховой компании». Джеймс Монтгомери задумчиво барабанил пальцами по крышке стола, изучая лежавшее перед ним письмо.

— Передай им, что данные ранее обязательства препятствуют мне в отношении каких-либо планов по работе с их оборудованием, однако я ощущаю в себе более чем достаточно сил для того, чтобы управлять им. Ты найдешь, что сказать, Мэгги.

Мэгги Хартфорд кивнула и украдкой быстро взглянула на запястье с изящными золотыми часиками. Шесть часов! Она даже дернулась в нетерпении. Пора же наконец заканчивать. Если Джеймс не прекратит прямо сейчас, то она опоздает. Снова. Она внутренне содрогнулась. Ведь Фред же ни за что не поймет. Сегодня день его рождения, и он должен за ней заехать, полагая, что она уже готова.

Со все возрастающим внутренним беспокойством следила она за тем, как Джеймс распускал узел шелкового коричневого галстука, расстегивал верхнюю пуговицу своей белой рубашки. Затем он взял другое письмо. Волевой рот его брезгливо сжался, он скомкал в раздражении лист и выбросил его в мусорную корзину. Комочек, упав на краешек корзины, какое-то мгновение балансировал, прежде чем свалиться на пол. Джеймс глянул на него так свирепо, как будто именно тот был виноват в неудачном попадании.

Мэгги с трудом скрыла усмешку. За пять лет, что она работала у Джеймса, она не могла припомнить случая, чтобы он точно попал в корзину.

— Это было приглашение на вечеринку у Митчелла. Ну, ты помнишь,— прибавил он, встретив ее недоумевающий взгляд,— этот жирный лысый архитектор, что пытался переманить тебя к себе в контору. Тогда, за обедом, в октябре. И проделывал это, сидя прямо напротив меня! Ни стыда у него, ни совести. Вероятно, он пригласил нас для того, чтобы снова наброситься на тебя. Передай ему, пусть поупражняется со своей собственной секретаршей.

— То есть послать отказ и извиниться,— перефразировала Мэгги.— А еще что-нибудь сегодня вечером будет? — Она с надеждой улыбнулась ему.

— Еще что-нибудь!— Джеймс недоверчиво взглянул на нее.— Конечно, есть кое-что еще.— Он посмотрел на груду писем на столе, прямо перед собой.

— Что, вот это все, да? — тихо спросила Мэгги при виде такого количества работы, которого хватило бы ей до восьми часов.

— В чем дело? Ты проголодалась? — Его голубые, со стальным отливом глаза изучали ее лицо, на котором застыло выражение подавленности.— Мы можем позвонить в закусочную за углом, пусть пришлют бутерброды. Бог его знает, как ты питаешься, и птица-то не проживет на том, что ты ешь.

Особенно с тех пор, как села на диету. Отощала совсем.

— Иными словами, стала «стройной по моде»,— Мэгги удовлетворенно оглядела свою фигуру, но благодушие ее моментально улетучилось, едва она снова посмотрела на часы.

— Благодарю вас, но я не хочу прерываться,— сказала она.— Перекусим, когда сделаем всю работу от начала до конца.— Перо ее нависло над блокнотом, мысленно она подгоняла Джеймса.

— Как хочешь.— Откинувшись в свое коричневое кожаное кресло, он положил ноги на полированный, красного дерева стол, совершенно не обращая внимания на возмущение Мэгги при виде столь бесцеремонного обращения со старинной вещью.— Пишем к Джонсу и Филмору. Очень интересную идею они предлагают.— С отсутствующим видом он потер челюсть.

Как завороженная, Мэгги следила за движениями теней на его подбородке. У нее зудели кончики пальцев, когда она представляла себе, как ее руки медленно подбираются к щетине на его скулах. Легко касаясь его волос, пальцы поддразнивают его крепко сжатые губы. Ее пальцы... Тут она крепко сжала авторучку, заставив сознание вернуться к реальности, не без усилий сосредоточиваясь на том, что сказал Джеймс.

— У меня нет времени, чтобы самому это спланировать,— размышлял он вслух,— но один из архитекторов помоложе мог бы с этим управиться под моим руководством. Может быть, Портерфилд? — Он приподнял темную бровь, ожидая, что она скажет.

— Лучше Эрик Тальбот.— Мэгги горящим взглядом посмотрела на дверь.— Бретт Портерфилд со своей женой ждут в следующем месяце первого ребенка, и в ближайшие дни он будет занят.

— Занят не только он,— заметил Джеймс.— Что с тобой происходит, Мэгги?

— Сейчас — шесть часов,— доложила она ему.

— Что? — спросил он в недоумении.

— А то, что я хочу пойти домой.

— Но почему ты так торопишься? — ошеломленно вопросил он.

— Потому что сегодня у меня свидание, и хоть один раз мне хотелось бы успеть вовремя.

— Свидание?— Глаза Джеймса были выпучены в совершеннейшем непонимании. Волна гнева захлестнула Мэгги.

— Да! День рождения,— выпалила она,— у одного человека. Тебе не понять, как это может быть. Но я хотела бы уйти по такому случаю.

— Ну и уходи! Разве я не брал тебя с собой на вечеринку в прошлую субботу? А перед тем мы были на концерте хорошей музыки. А как насчет приема в Коламбии за неделю перед концертом?

«Эта правда»,— подумала Мэгги. Он приглашал ее несколько раз за прошедшие месяцы, но только потому, что порвал с Моникой, и вокруг не было никого, чтобы заменить ее. Мэгги подозревала, что их совместное, вне работы, времяпрепровождение должно столь же внезапно оборваться, сколь внезапно оно началось.

— Я благодарна вам за приглашения, но все же существует огромная разница между тем, когда вы меня зовете, не найдя под рукой никого больше, и тем, когда меня зовет Фред, потому что хочет быть именно со мной,— сказала Мэгги.

Джеймс посмотрел на нее с испугом и одновременно с удивлением, и Мэгги почувствовала себя вынужденной пуститься в дальнейшие объяснения.

— Это мой друг...— Про себя, с некоторым неудовольствием, она заметила, что звучит это как-то не по-взрослому, но никакого другого определения того, кто же собственно Фред, не приходило ей на ум. Он был больше чем друг, но меньше чем возлюбленный, вопреки своей неизменной настойчивости.— Этот мой друг заказал столик в «Альгамбре» на семь тридцать, ну и в это время я бы хотела там быть.

— Я думаю, лучше просмотреть эти письма завтра,— предложил Джеймс, и в голосе его послышалась некоторая сердечность. Он проницательно посмотрел на Мэгги, которая сидела на краешке кресла с таким видом, будто он вынуждал ее изменить свое решение.

Она помолчала, потом, пробормотав поспешное «Доброй ночи», стрелой метнулась за дверь; он же, в разочаровании, отбросил свою авторучку с золотым пером.

2

— Ну что, путь свободен?— Эми Бертли просунула в дверь завитые по последней моде локоны, украдкой оглядывая просторную комнату Мэгги.

— Да.— Мэгги взглянула на свою неугомонную подругу.— Наш уважаемый босс там, у себя, читает почту.

— Слава Богу! — Эми, демонстративно содрогнувшись, ленивой походкой прошла в комнату. Она опустилась в мягкое бурой кожи кресло, прямо напротив дубового стола Мэгги, скрестив свои длинные стройные ноги.— Всякий раз, когда Джеймс Монтгомери останавливает на мне свой стальной взгляд, я так ясно ощущаю, что ему хочется куда-то меня пригласить.

— Наверное, к твоим пишущим машинкам,— едко ответила Мэгги, хотя в душе у нее не было упрека. Почему-то казалось, что юная Эми не ограничивает себя общепринятыми правилами. Отпущенный ей жизненный срок она проживала в полнейшем равнодушии к собственному прошлому, равно как и к будущему. Все у нее было сфокусировано на извлечении максимального удовольствия из настоящего. Ее поведение вызывало у Мэгги любопытство, однако серьезного желания перещеголять Эми не было.

— Может быть,— Эми скорчила гримасу.— Хотя, я думаю, у него в голове мысли о другом местечке. Ну, ладно, хватит об архитектуре. Расскажи-ка мне, пока я совсем не сгорела от любопытства, как там насчет этого большого свидания? — Эми подалась вперед, ее лицо так и светилось от любопытства.

— Да так себе.— Мэгги нажала на клавишу своей пишущей машинки.

— Так себе! — недоверчиво повторила Эми.— Как же это могло случиться? Я думала, что Фрэд пригласил тебя в «Альгамбру». Самое достойное место для таких событий.

— С ума сойти,— саркастически бросила Мэгги.— Там народу битком набито, страшные цены и совершенно не проветривают.

— Ну и что из того? — пожала плечами Эми.— Это же Нью-Йорк!

— Я знаю. Я не собираюсь строить из себя красотку. Дело-то ведь не в том, на каком месте ты сидишь в зрительном ряду, а в том, какие перед тобой актеры.

— То есть Фрэд взял на себя ведущую роль?

— Он хотел разыграть роль любовника. Ну, помнишь это избитое клише: «Берегись мужчин с руками, как у русских, и с пальцами, как у римлян?» Так вот, прошлым вечером Фрэд, вдохновленный этой чушью, вздумал разыграть нечто подобное.

— Звучит как шутка,— хихикнула Эми.

— Может быть, в теории это и так, только на практике оставляет желать много лучшего,— вздохнула Мэгги.— Тихой сапой, подталкивая меня локотком, Фрэд вел дело к тому, чтобы эти его толчки нынче ночью перешли в толчки куда более ощутимые. И все то время, когда он не говорил прямо о том, чего он хочет, у меня оставалось впечатление, что либо я пойду с ним в постель, либо он передумает поддерживать наши отношения. Он сказал, что это противоестественно, согласившись на свидание, отказаться с ним переспать.

— Он прав. Бога ради, Мэгги, ты же не какая-то там девица, томящаяся в поисках истинной любви. Тебе уже двадцать пять. Чего ты еще ждешь? Дела у Фрэда процветают, он вполне приличен. Чего же еще больше-то? Ведь ты же не отвергла его, правда? — требовательно спросила Эми.

— Нет, я попросила время, чтобы подумать.

— Послушай-ка тетушку Эми. Нечего думать. Эх, горе мое. Ты слишком хороша, чтобы жить вполсилы. Тебе надо бросить все — и жить. Оставь-ка эти викторианские манеры и наслаждайся. Если бы у меня были такие взгляды, я бы и понятия не имела обо всех тех удовольствиях, что испытываю каждую ночь. А ты — абсолютно великолепна.

— Это точно,— состроила гримасу Мэгги.

— Ты опять за свое,— проворчала Эми. Стань-ка сама собой. Ты, точно, великолепна. Посмотри на себя хорошенько в зеркало. Волосы у тебя такие черные, что отливают синевой, а этот крупный пучок...

— Шиньон,— уточнила Мэгги,— это на французский манер и очень стильно.

— ...Крупный пучок,— продолжила Эми, не отвлекаясь на слова подруги,— придает тебе особенное совершенство. Волосы блестят так, что особенно выгодно подчеркивают молочную белизну твоего лица. А твои глаза...— Эми завистливо вздохнула.— Они у тебя куда сильнее, чем у Симоны Легрэ.— Она кивнула в сторону кабинета Джеймса.— Твое тело тоже само совершенство...— Эми окинула взглядом стройную фигуру Мэгги.— Ничего не прибавить, не убавить. В точности такая фигура, что нравится мужчинам. Ну, так и в чем же дело, Мэгги? У тебя есть полный набор для того, чтобы подцепить любого самца. Но в ту же минуту, когда рядом с тобой кто-то появляется, ты демонстрируешь свою холодность.

— А все потому, дорогая моя инквизиторша, что воспоминания о лишнем весе никуда не деваются.

— О весе? — озадаченно переспросила Эми.— Что же тут поделаешь? Ну у тебя же нет ни фунта лишнего.

— Сейчас — нет. А вот два года назад у меня было пятьдесят лишних фунтов.

— Да ну!..

— Я серьезно говорю.— Мэгги выдвинула ящичек стола и, пошарив среди его содержимого, наконец извлекла снимок, где запечатлена была женщина, стоящая у железной, выкрашенной в белое, ограды. Точные, филигранные линии железа еще отчетливее подчеркивали грузные очертания дамы.— Вот, смотри.— Она передала фотографию Эми.— Традиционная «перед тем, как...» картина.

Эми вопросительно посмотрела на фото, потом, в изумлении, взглянула еще раз.

— Боже мой, Мэгги!

— Угу. Я весила почти сто шестьдесят пять фунтов, когда меня фотографировали.

— Но как, почему?..— залепетала Эми.— Как же так? Это все диета?

— Как же так? — Мэгги задумалась.— На самом деле ничего особенно драматичного. Я сидела как-то в парке и ела мороженое, когда ко мне подошла женщина — раньше я ее никогда не видела — и сказала, что стыдно быть такой толстухой при таком-то хорошеньком личике.

— И это заставило тебя сесть на диету?

— Нет, это повергло меня в депрессию, и я поступила, как обычно в таких случаях,— накупила массу ненужной еды. Как раз в это время в гости ко мне пришла одна подружка — и не смогла высидеть даже половины того времени, пока я уплетал свой первый пакетик с жареной картошкой. Она-то и открыла мне глаза.— Мэгги предалась воспоминаниям.— Сама удивляюсь, как я позволила ей затащить меня в спортивную группу, где занимались сбрасыванием лишнего веса. Собственно, это и было тем, в чем я по-настоящему нуждалась. Год занятий означал потерю пятидесяти фунтов веса, и в конце концов я их сбросила. Поверь мне,— поклялась Мэгги,— лишнего веса не стало. Не было особых ухищрений, на которые я бы шла, чтобы сбросить фунт здесь, несколько унций там. В один прекрасный день, встав на весы, я вдруг поняла, что вернулась к нормальному состоянию.

— Все это случилось там, на прежнем месте? — спросила Эми, не скрывая удивления.

— В сущности, да. Я всегда была немножечко склонна к полноте. Когда я должна была начать учиться в средней школе, мы с семьей переехали с фермы на западе Массачусетса в Бостон. Моя новая школа была огромной, я не знала там ни души. Я была в отчаянии и постоянно лакомилась, чтобы себя утешить. Потом, уже перед поступлением в старшие классы, у меня было достаточно друзей, и можно было бы прекратить обжорство, но, к несчастью, к этому времени меня уже разнесло.

— Бедняжка,— содрогнулась Эми.— Я ненавижу следить за каждым кусочком еды. Думаю, уж лучше растолстеть!

— Да нет, конечно,— с полной убежденностью заявила Мэгги.— Это ведь не так уж и плохо следить за своим весом. Просто с понедельника до субботы я подсчитывала калории. А зато потом, в воскресенье, я ела все, что мне хотелось. Всем хорош такой размеренный распорядок... Если что-нибудь не собьет меня с избранного пути.

— Как это? Ты же замечательно выглядишь. Мэгги оперлась подбородком на ладонь, ее задумчивый взгляд был устремлен вдаль.

— Я думала, что, когда я похудею, все мои заботы отпадут сами собой, но этого не произошло. Сейчас мое тело стало таким, как у исполненной желанием женщины, однако сознание осталось совершенно тем же, что было раньше. Первые двадцать три года моей жизни приучили меня к тому, что мужчины меня не замечают, и я не могу отделаться от подозрения, что здесь ничего не изменится. Да и не только это. Ведь даже когда я согласилась пойти на свидание, у меня не было никакого опыта, я не знаю, как нормально ведут себя в таких случаях.

— То есть?

— То есть ожидается, что ты повалишься с мужчиной в постель и отблагодаришь за приятно проведенный вечерок. А я этого сделать не могу. Особенно понимая, что этих проклятых свиданий у меня не было бы до самой смерти, не сбрось я веса. Ведь как личность я совершенно та же, что и была. Мужчинам важна оболочка, мне же от нее никакого удовольствия.

— Радость моя, это же жизнь. И все мужчины именно такие,— Эми пожала плечами.

— Должно быть, так оно и есть,— согласилась Мэгги.— Может быть, ты права. Может быть, толку от меня на свиданиях никакого. Может быть, мне следовало бы совершить сексуальную революцию. Может быть, я и совершу с Фрэдом это дельце! — продекламировала она в огне бравады.— Кто знает? Я должна стать современной свободной женщиной.

— Это одни разговоры,— осадила ее Эми.— Позвони сегодня вечером Фрэду и скажи, что согласна. Скажи ему...

Ее совет оборвался, как только на столе у Мэгги включился селектор.

Эми вскочила на ноги и пулей вылетела за дверь.

— Лучше уйти,— бросила она через плечо,— пока он не пришел и не поймал меня.

— Мэгги! — нетерпеливый голос Джеймса Монтгомери доносился из-за закрытой двери.

Мэгги схватила ручку и блокнот, мысленно перебирая все, что могло вывести шефа из себя. Он был в хорошем расположении духа, когда прибыл в офис полчаса назад. Он выпил свою обычную чашку горячего черного кофе, а потом у него появилась потребность узнать, почему она бледна — вопрос, который она оставила без внимания, так как разбирала почту.

Мэгги открыла дверь, соединяющую оба помещения, и проскользнула к нему в кабинет. Джеймс сидел за своим просторным столом, где в беспорядке валялись остатки утренней почты. Несколько клочков бумаги, сначала разорванных, а потом скомканных в шарики, были брошены в сторону мусорной корзины. Не обращая внимания на нетерпеливое подрагивание его бровей, она убрала мусор, а потом спокойно села. Ей давно уже было известно, что наилучший способ справиться с его редкими приступами раздражения — просто не замечать их.

Для того чтобы прекратить нависшее тяжелое молчание, Мэгги сочла необходимым поправить телефонную трубку, гудевшую у него на столе. Джеймс, видимо, небрежно бросил трубку, и из аппарата то и дело слышались записанные на автоответчик слова приветствия, адресованные тем, кто звонил в офис. Мэгги ощутила, как губы ее сложились в улыбку, демонстрирующую великолепные белые зубы.

В редкие моменты попустительства самой себе, она позволяла себе изучать Джеймса, пока внимание его сконцентрировано было на чем-то другом. Его густые темные волосы, обильно посеребренные у висков, были небрежно взъерошены, словно он пропустил их через пятерню. Чернота мощных бровей еще сильнее оттеняла голубизну глаз. Мэгги по собственному опыту знала, что эти глаза могут быть теплыми, когда в них отражается забота, могут сверкать, когда он смеется, в них может светиться ум или вспыхивать раздражение. За годы, что они работали вместе, она никогда не видела в его глазах ни отчаяния, ни мягкого света любви. Никогда — только в мечтах.

Ее взгляд опускался ниже, к жесткому рту, выражавшему сильнейшую сосредоточенность, и она пыталась вообразить себе то ощущение, которое возникнет от прикосновения этих губ к ее губам. И то, когда он привлечет ее к себе мускулистыми руками. И если он...

— Мэгги? — его озадаченный голос прервал ее эротические фантазии. Она освободилась от очарования духовной ауры Джеймса.— Мэгги, у тебя все в порядке? — Он поднялся и, обойдя стол, остановился напротив нее.

— Абсолютно.— Она не без усилия придала своему голосу обычное звучание.— Что вам нужно?

— Поговорить об одном твоем чувстве.— Он присел на край стола.

— О чувстве? — машинально повторила Мэгги, и против воли глаза ее опустились, остановившись на его болтающейся туда-сюда ноге в дорогом ботинке. Пристальный взгляд ее проследовал выше, туда, где под покровом сшитых по моде брюк можно было безошибочно различить прекрасно развитые икры и крепкую кость колена.

Испугавшись направления собственных мыслей, она отвела глаза, намеренно отложив авторучку, чтобы движение ее было оправданным. Что же с ней случилось? Обычно, когда она находилась рядом с Джеймсом, она жестко контролировала свои чувства. Никогда ничто большее, чем неосторожный блеск в ее глазах, не давало ему повода заподозрить, что ее чувства к нему выльются во что-то иное, нежели теплая дружба. Все эти годы она хранила свою тайну так же, как скупец бережет золото. И вот сейчас, вдруг, здесь, она смотрит в его глаза, словно забитая старая дева, неожиданно столкнувшаяся лицом к лицу с Робертом Редфордом. Будь проклята Эми и все ее разговоры о сексуальной свободе. Ее наставления и неослабевающее давление Фрэда совершенно выбили Мэгги из колеи. На один кратчайший миг она не удержалась в избранной роли совершенной секретарши, чего не могло вызвать присутствие Джеймса само по себе.