3

— Первый класс — это просто жутко здорово, мам. — В этом месте Джейми на секунду вынужден был прервать свою хвалебную речь, ввиду того что отправил в рот пригоршню конфет. Роб, в свою очередь, не замедлил воспользоваться паузой.

— Правда, мам. Мы сидели в автобусе сзади, вместе с большими ребятами, и они научили нас стреляться бумажными шариками.

— Бросаться шариками? — нахмурилась Лиз.

— Угу. — Джейми, наконец, удалось проглотить то, что было у него во рту, и он снова взял нить рассказа в свои руки. — Сперва нужно хорошенько пожевать клочок бумаги. Тогда шарики становятся по-настоящему тяжелыми и ужасно далеко летят.

— Ужасно далеко. — Светло-карие глаза Роба засветились при одном воспоминании о полученном удовольствии. — Мне удалось перекинуть один аж через пять ярдов, и он попал этой дуре Элли Камински прямо по макушке.

— И так свистел! — Тут Джейми попытался сымитировать звук летящего шарика, в результате чего все пространство кухни наполнилось шоколадными брызгами.

— Она заревела ужасно громко! — добавил Роб с гордым удовлетворением в голосе.

— И тетя за рулем тоже заорала.

— Надеюсь, миссис Диксон хотя бы не была обстреляна? — с затаенной угрозой осведомилась Лиз.

— Не-ет, — на лице Роба отразилось выражение ангельской невинности, — ее я бы никогда не тронул. Ты же говорила нам, что водителя нельзя отвлекать.

— Ну а теперь послушайте меня, вы оба, и потрудитесь запомнить то, что я вам скажу, — Лиз окинула свою двойню суровым взглядом, — вы больше никогда, слышите, никогда в жизни не будете скатывать и швырять в кого бы то ни было шарики из бумаги или из какого-либо иного материала. Ни при каких обстоятельствах. Поняли?

— Но, мама, — запротестовал Джейми, — мы бросаем их только в девчонок.

— Вам следовало бы знать, что я тоже девчонка.

— Ты что?! — Роб, казалось, был до глубины души оскорблен таким ее притязанием. — Ты мама, а мамы не могут быть девчонками. Девчонки все плаксы.

— Оно и не удивительно, раз вы кидаетесь в бедняжек своими дурацкими шариками.

— Но…

— Никаких «но». Понятно? — Лиз подавила в себе желание пригрозить им рассказать отцу об их похождениях. Она всегда старалась воздерживаться от таких угроз. Не хотела, чтобы Джон стал для них чем-то вроде пугала, упоминание о котором нагоняет на детей страх и заставляет их подчиниться ей. Ей не составляло труда восстановить дисциплину собственными силами. Кроме того, Лиз придерживалась того мнения, что в возрасте Роба и Джейми наказание должно следовать сразу за проступком. В противном случае мальчишки просто забыли бы, за что их наказывают.

— Понятно? — повторила она. По опыту она знала, что Роб и Джейми всегда очень искусны в толковании запретов, поэтому она предпочитала самым тщательным образом обсуждать все нюансы своих речей.

— А на улице? — вступил в торг Роб, видно не желая сдаваться.

— Нигде никаких шариков, мягких или твердых, на улице или в помещении, неужели не ясно?

— Ясно, хотя я не согласен, — заявил Роб, однако Лиз не обратила на его протесты внимания.

— Джейми? — Лиз немедленно пожалела, что обратилась к нему, ибо стоило ему открыть рот, как оттуда вывалилась бесформенная масса шоколада.

— Когда у тебя полон рот, можно и просто кивнуть, — заметила она и вздохнула с облегчением, видя, как он, наконец, проглотил свой шоколад. — Что же еще было в школе, кроме шариков?

Роб молчал, вероятно, размышляя о том, что именно могло бы ее заинтересовать.

— Фредди Драйден заревел не своим голосом, когда мама оставила его перед школьной дверью.

— Бедняжка! — посочувствовала малышу Лиз. Никакой он не бедняжка! — Роб сделал большой глоток молока. — Мамаша дала ему доллар, чтобы только замолчал. А он сказал, что таким образом за неделю, пожалуй, наберется пять долларов. — В черных глазах Роба сверкнул алчный огонек.

— Я бы на его месте не особенно на это рассчитывала. Рано или поздно даже у матери может лопнуть терпение, — сухо заметила Лиз.

— Ты так думаешь? — Джейми, очевидно, не разделял ее мнения о терпеливости миссис Драйден.

— Можешь мне поверить.

— Но, — хотел было возразить Роб, однако был прерван оглушительным ударом чьей-то упругой детской ножки по входной двери.

— Джейми, Роб, — зазвенел требовательный мальчишеский дискант, — вы скоро? Я жду!

— Извини, мам, нам пора, — Роб залпом выпил остававшееся в чашке молоко, пока Джейми усердно набивал все карманы сладостями.

— Это на потом, — объяснил он.

Лиз обреченно кивнула, по опыту зная, что даже пир царя Соломона не способен перебить их аппетит, к ужину они все равно будут голодны.

— И скажите Райану, что, если он не прекратит молотить изо всей силы ногами по нашей стеклянной двери, я ему… — Стук стеклянной двери был ответом на ее угрозы, которые, впрочем, так и остались без ответа.

— Нет, с меня достаточно впечатлений. — Лиз стряхнула крошки со стола и слегка нахмурилась, вспомнив, как все было раньше, хотя бы в прошлом году, когда мальчишки ходили в садик. Она вспомнила, как, вернувшись в первый день, домой, сыновья прилипли к ней, словно пластилин, и не отходили весь вечер. Теперь им было уже по семь лет, и они не могли усидеть рядом с ней хотя бы столько, сколько требовалось, чтобы закончить рассказ о первом школьном дне. И, если бы на столе не было печенья и конфет, они пробыли бы дома еще меньше.

Дети росли, стремительно вырастали и отдалялись. Отдалялись от нее. Ее малютки теперь уже без пяти минут самостоятельные личности с собственными суждениями и взглядами на мир. Постепенно, шаг за шагом, по мере того, как Лиз вспоминала, какими Роб и Джейми были в младенчестве, боль начала уходить. Они тогда были такие крошечные, беспомощные, с такими тепленькими тельцами и дышали так мирно и покойно. Интересно, если бы у нее был еще ребенок, он был бы такой же? К примеру, маленькая девочка? Ей вдруг представилось сморщенное симпатичное личико, обрамленное густой копной черных волос, точно как у Джона. Малютка, вся в ленточках и кружавчиках, с довольным и счастливым видом сжимающая в тонюсеньких ручках куклу… И получающая по макушке бумажным шариком. Лиз улыбнулась, вспомнив, какого мнения придерживались близнецы о прекрасном поле, и тут же стряхнула с себя все эти грезы. Нет, она решительно не хотела иметь больше детей. Ей не выдержать еще одной беременности, напоминала она себе. В итоге печали были отнесены на счет неприятностей, случившихся в этот незаурядный день.

Воспоминания о событиях дня навели Лиз на мысль о новой книге, и она решила воспользоваться непредвиденным одиночеством, чтобы хоть бегло пролистать ее. Налив себе чашку свежесваренного кофе, она взяла книгу под мышку и направилась в гостиную, где устало, рухнула на бледно-желтый диван. От возможности вот так тихо сидеть на диване, зная, что тебя никто не потревожит, Лиз почувствовала себя покойно и уютно. Эта комната, выдержанная в жизнерадостных весенних тонах, всегда действовала на нее благотворно, в отличие от остальной части дома, обставленной функциональной мебелью всех оттенков коричневого цвета, позволяющего до известных пределов скрыть разрушения и ущерб, нанесенные неугомонными сорванцами.

Лиз притронулась губами к дымящейся поверхности кофе, сделала микроскопический глоточек и решительно обратилась к первой главе с многообещающим названием: «Как наладить приятные и плодотворные отношения с мужем». Ее немного позабавили попытки автора доходчиво объяснить разницу между неприязнью, которую женщина может испытывать к некоторым «маленьким привычкам» мужа, и неприязнью к самому мужу, и она уже хотела перейти к другой главе, как услышала звук хлопнувшей входной двери.

— Я же просила заходить с заднего хода, дети! — крикнула она. И тут же замолчала, прислушиваясь, что они ответят. Однако ответил ей низкий приятный голос Джона:

— Это я, Лиз!

Она молниеносно захлопнула книгу, лихорадочно шаря глазами по комнате в поисках местах, куда ее можно было бы получше запрятать. В ее планы определенно не входило, чтобы книга попалась на глаза Джону, иначе придется что-то растолковывать, объяснять, например, зачем она ее купила, а это и самой ей не было до конца ясно. Даже поверхностного осмотра помещения оказалось достаточно, чтобы убедиться — спрятать такую вещь, как книга, решительно негде, кроме как под диванной подушкой, что Лиз и сделала буквально за полсекунды до того, как в дверном проеме возникла фигура мужа.

— Что случилось? — спросил он, застав ее посреди комнаты в весьма нервозном состоянии.

— Ничего, — ответила Лиз как можно беспечнее, искоса бросив взгляд на угол дивана. — Просто я удивлена, что ты пришел в такое время. Не помню, когда в последний раз ты возвращался домой так рано.

«Если уж день начинается с сюрпризов, то они не кончаются до самого вечера», — подумала она, усмехнувшись про себя.

— Да нет, мне еще нужно вернуться в клинику. Я, честно говоря, забежал принять душ и переодеться. Ребенку, которого я смотрел, меняли пеленки, ну и я немного испачкался. — Он указал на крупное влажное пятно на левом рукаве рубашки.

— Ясно, производственная травма, — пошутила Лиз. — Ну, иди, я сейчас поднимусь и буду тебя развлекать, пока ты переодеваешься.

— Чем доставишь мне огромное удовольствие. — Джон привлек ее и тесно прижал к себе. На короткое, но полное сладкой неги мгновение Лиз словно окунулась в него. Его приятно шершавые серые брюки мягко касались ее изящных длинных ног, немного ниже края коротких шорт. И по мере их приближения к лестнице, ведущей наверх, развитые мускулы его бедра напрягались все сильнее и сильнее, сообщая Лиз чувство знакомого возбуждения. Она с трудом поборола жгучее желание высвободить руку и провести тонкими пальцами по этим напрягшимся мускулам, повторяя их мужественные очертания. Желание…

— А где дети? — нарушил молчание Джон, по-видимому, не так взволнованный ее физической близостью, как она — его. — Еще не пришли из школы?

— Пришли и ушли, — сообщила Лиз. — Они пробыли здесь ровно столько времени, сколько требуется, чтобы умять сладости и выпить по полпинты молока. Потом убежали с Райаном.

— Ну и как им в первом классе?

— Кто знает? — пожала плечами Лиз. — Кажется, больше всего им понравилось, что старшие мальчики обучили их искусству изготовления бумажных шариков-снарядов, которые эти маленькие разбойники упоенно швыряли в какую-то несчастную девочку.

— Возраст такой, — улыбнулся Джон, пропуская ее первой в верхнюю спальню, — я в их годы тоже был уверен, что девчонки созданы исключительно для того, чтобы обстреливать их из разных самодельных орудий на спортивной площадке. Что ж, пожив на свете еще немного, я уяснил себе, что они годны и еще кое для чего. — Его рука немедленно скользнула под ее почти прозрачную майку.

— О, как мы легкомысленны! — Лиз ловко скользнула в сторону и остановилась вне пределов его досягаемости. Легко перебежав через разостланный по спальне синий ковер, она прижалась спиной к старинному гардеробу красного дерева.

— Не более чем сами этого хотим. — Джон ринулся к ней, в то время как она полезла в гардероб за чистой рубашкой.

— Вот как?! — Лиз метнула рубашку так, что та с шуршанием приземлилась на двуспальную кровать королевских размеров, а затем и сама опустилась на нее, испытывая приятное прикосновение атласного покрывала к обнаженным ногам.

Джон тут же принялся расстегивать намокшую от пота сорочку. Само движение его пальцев возымело волнующий эффект: Лиз прильнула к нему, ее руки сомкнулись поверх его плечей, а затем, спускаясь все ниже и ниже по его груди, начали неторопливо помогать расстегивать пуговицы. Расстегивая их одну за другой, она нежно улыбалась в его усталое лицо. Осторожно, но настойчиво раздев его по пояс и запечатлев тихий поцелуй на покрытой шелковистыми, чуть влажными волосами широкой груди мужа, она уткнулась лицом в эту грудь и тут, же услышала, как участилось его ровное, здоровое дыхание. У нее дух захватило от ликования — это был верный знак его неравнодушия. И пусть они находились в банальной спальне у себя дома, а вовсе не на пляже или в каком-либо другом экзотическом месте, а на ней самой всего полупрозрачная майка и старые шорты, а не наряд сказочной принцессы, но Джон все-таки хотел ее! Эта мысль влила в нее новые силы и польстила ее самолюбию, получившему этим утром такую пощечину. Она терлась носом, подбородком о его кожу, жадно впитывая шедший от нее резкий мужской запах. Он, этот запах, поднимал в глубине ее естества ураган дремлющих чувств, заставлял ее чутко реагировать на близость его плоти.

— Лиз?.. — Его голос стал глубок и проникновенен.

— М-м-м… — простонала она в ответ, торя языком дорожку среди жесткой поверхности черных волос.

Все существо Джона невольно дернулось навстречу ее ласкам, и она, на мгновение, подняв глаза, наградила его выразительным взглядом из-под полуопущенных век, затем пошла дальше, опуская руку все ниже. Скользя ею по плотной материи его брюк, она заметила, как ткань натянулась, теснимая чем-то, что пробивало себе путь оттуда, изнутри, навстречу ее собственным обольщающим усилиям. Лиз откинулась на край кровати, которую они делили многие годы, и, продев трепещущий пальчик ему за пояс, с силой притянула к себе все его крупное тело. Она плотоядно оглядела его с ног до головы, словно примеряясь, на какую часть накинуться в первую очередь. Наконец, видимо, выбрав, она обрушила шквал поцелуев на его шевелюру, постепенно перемещая объект атаки к нижней части лица.

Дальше, дальше, и вот уже ее язык описывает линию вокруг пояса Джона, потом пульсирующими губами еще дальше, к его ногам, покрытым теплой кожей. Постепенно пульсация передалась в ее напрягшиеся груди, упершиеся в стальные мускулы его ног. Дыхание Лиз перешло в сплошной томный стон, когда она стала медленно тереться грудью о его бедра. Ее соски были готовы, казалось, разорваться от наслаждения, они превратились в набухшие бутоны цветов неистового желания, которые должны вот-вот, уже в следующий миг распуститься.

Предвкушение безграничного наслаждения застилало глаза Лиз, по мере того как она концентрировала внимание на том, что творилось внутри ее организма.

— Любимая! — Прошептал Джон, и этот гулкий шёпот разнесся по всем уголкам ее сознания. Его руки, нетерпеливо подрагивая, опустились на ее мягкие плечи.

Лиз же едва ощутила, как сильно эти руки сжали ее. Все ее внимание было поглощено неповторимым вкусом и запахом тела мужа. И тут, наконец, она протянула непослушные руки к его ремню и судорожно начала расстегивать его.

В конце концов, он поддался ее неумелым попыткам. Не в силах ждать больше ни единой секунды, глубоко дыша, она расстегнула и ширинку, стянула эти ненавистные брюки прочь, оставив его в одних трусах, отчего он, отнюдь не проигрывал.

Лиз крепко обхватила его руками за бедра, вновь припадая к ним страстными губами.

Она с восторгом отвечала властным толчкам навстречу ей из-под низа его плоского живота, не переставая тереться о его горячую кожу. Жар, щедро испускаемый его плотью, казалось, струился в ее трепещущие руки, притягивая их к нему, как магнит.

Внимательно и с любовью всмотрелась она в его лицо, искаженное мукой страсти. Его черты заострились от неукротимого желания: веки опущены, надменные губы слегка приоткрыты, и из них вырывается огненное прерывистое дыхание. Еще сильнее распаляясь, Лиз провела пальцами по линии позвоночника мужа, до самой эластичной резинки на его трусах. Она дышала часто-часто, и сладкие мурашки волнами то и дело пробегали по всему ее телу: от предплечий до самых стоп. Пожар в ее груди разгорался, нижняя плоть оросилась влагой, когда Джон, из последних сил стараясь не двигаться, начал кусать губы. То, что начиналось как простое дурачество, игра, серия легких прикосновений друг к другу, в одночасье вышло из-под контроля и захлестнуло их обоих, причем, теперь она уже не была, как раньше, только лишь соблазнительницей, ей больше не казалось, что ее задача — завести мужа до того, чтобы ему, только ему, доставить удовольствие. Сегодня она была активной участницей, тигрицей, никогда еще она сама не была так возбуждена.

Лиз начала аккуратно стаскивать с него последнюю деталь одежды, покрывая непрерывными поцелуями весь его живот, откинула ее свободной рукой куда-то назад, а сама стала неспешно спускаться вниз, мимо бедер, мимо торчащих колен, к стопам, почему-то все еще затянутым в носки.

— Лиз! — С трудом подавляемое неистовство прозвучало в его голосе и пронзило ее насквозь, еще больше возбудив и без того вселенским пламенем горящее желание. Терпение Джона иссякло, и он, резко схватив ее за плечи, притянул к себе.

— Обольстительная ведьма. — Нащупав край ее майки, он решительно сдернул ее с Лиз через голову.

— О, дорогой сэр. — Лиз засмеялась, но ее смех словно засосало куда-то в его горло, а Джон уже расстегивал ей лифчик и отшвыривал его прочь. — Боже мой, что такое вы делаете?

— Хочу поиграть в «горячо-холодно», а что, уже «горячо»? — спросил Джон, чуть отпрянув от нее. Его взор скользнул по белому пушку, слегка покрывавшему ее грудь, и застыл на сосках, налитых, как спелые виноградные гроздья.

Тогда он нарочно, как бы стараясь продлить наслаждение, прижал ее к себе так, что все выпуклости ее тела почти расплющили под тяжестью его собственной фигуры.

— Можешь не искать. — Лиз застонала от удовольствия в его объятиях. — Я, пожалуй, покажу тебе, где горячо. Показать?

— Нет-нет, я сам! — Он запустил обе руки в ее трусики, нащупав там заветную пещерку. Продолжая поглаживать ее одной рукой, он еще крепче, с какой-то поистине безумной страстью сжал ее в объятиях. Он весь горел, так что Лиз было бы действительно жарко, если бы сама она не пылала с той же силой.

И вдруг звонкий детский голосок бесцеремонно прорезал тишину, дотоле прерываемую лишь их неровным дыханием:

— Я сейчас! Подождите меня! — Звук бойких шагов Роба зазвучал на лестнице. — Только возьму свой воки-токи. Ну, подождите секунду!

— Дьявол! — выдохнул Джон, в то время как Лиз впилась взглядом в пустой дверной проем спальни. Сердце выпрыгивало из груди. Следовало, конечно, с самого начала закрыть дверь, но, как бы там, ни было, теперь уже поздно. Она же не ожидала, что дело у них с Джоном так обернется.

— Быстро! — очнулся Джон и, как заправский акробат, кувырком скатился за кровать, увлекая за собой Лиз, которая упала как раз за изголовьем, несколько выше Джона. К счастью, гигантский матрас скрыл бы их от любопытных глаз всякого, кто вошел бы в комнату. Поэтому Лиз позволила себе уткнуться лицом в его мощную обнаженную грудь.

— Нам придется прервать нашу игру на этом месте, — прошептала она ему.

— Тише, распутница. — Уста Джона сомкнулись на ее устах. Шажки Роба простучали мимо, Лиз отчетливо слышала их. Однако в этом укрытии за кроватью Роб никак не мог их обнаружить, так что Лиз позволила себе расслабиться. Она разомкнула губы, дав возможность языку Джона вторгнуться между ними. Вскоре послышался отдаленный звук шагов в обратном направлении. После этого все ее существо вновь переключилось на Джона, на его обжигающе упорный язык, на твердые, но такие ласковые пальцы, от прикосновения которых к ее восставшей груди она готова была кричать во весь голос. И она без всякого сопротивления позволила ему опрокинуть себя прямо на теплый синий ковер. Снова и снова она инстинктивно тянулась к нему, и все ее тело было как огромный единый сосуд, жаждущий, чтобы его наполнили.