***

Руфус и София поженились через два месяца. Дата была назначена столь поспешно, потому что отец невесты по счастливой случайности как раз приехал в этот момент в Лондон на деловое совещание и привез с собой супругу. Родители Софии одобрили Руфуса, Ленчерды одобрили Беренджеров, и София, сияя от счастья, шла к алтарю в облаке белых кружев, чтобы мистическим образом соединить свою судьбу с судьбой мужчины, которого едва знала. Епископ, кузен Руфуса, произнес превосходную речь, но жених и невеста не слышали ни слова из нее.

Они провели три недели медового месяца в Италии, вернулись домой еще больше влюбленными, чем прежде, и принялись устраиваться в новом доме.

Дом стоял в миле к западу от Ринга, как раз за руинами аббатства, принадлежавшего Фонду. Он назывался «Уотергейтс» и находился возле участка со старой пристанью, куда раньше причаливали лодки с припасами для монахов. Здание было построено из каменной кладки разрушенного монастыря, две причудливые резные колонны поддерживали маленький портик, и над ним, между каменными веками окон, можно было рассмотреть на стене широкий размах крыльев ангела. Особняк пустовал много лет. Он был вкопан в крутой склон, длинный пролет лестницы вел наверх, к гаражу и главной дороге. С тех пор как умер его последний арендатор, сад успел буйно разрастись. Сквозь высокую, густую траву с трудом тянули к солнцу свои изуродованные ветви карликовые яблони, пробивались белоснежные филадельфусы и красные мандрагоры, желтыми каплями просвечивал золотой дождь. Ряды неподрезанных глициний и клематисов штурмовали серые бока дома, лес плетистых роз с пока еще плотно закупоренными бутонами вырвался на свободу и разлегся на лужайке спящей красавицей. Множество растений погибло, не выдержав яростной атаки сорняков, но пионы оказались стойкими бойцами – их кремовые головки гордо высовывались из зарослей крапивы и одуванчиков. Гроздья гиацинтов ослепительно блестели в изумрудной матовой зелени, а внизу у реки пышно цвели ирисы – пурпурные, цвета охры и бронзы.

– Ты когда-нибудь видела такой дьявольский, но внушающий благоговение беспорядок? – спросил Руфус. Он пил пиво из пластикового стаканчика и ел сандвич с сыром. Супруги вышли в сад, чтобы спастись от пыльной мебели и упакованных в корзины свадебных подарков, загромоздивших весь дом. – Завтра утром начну теснить врага на всех фронтах.

Подобный «дьявольский беспорядок» мог бы повергнуть в уныние любого, но Руфус был полон энтузиазма. София с нежностью наблюдала за мужем. Она уже знала, что он любит все делать самостоятельно. И сад для него оказался идеальным материалом.

– Нам не нужно много газонов, – размышлял вслух Руфус. – Слишком трудно косить на склоне. Оставим только вот ту полоску травы. А здесь, наверху, я вымощу дворик и построю что-то вроде беседки, тогда мы сможем есть на открытом воздухе и принимать солнечные ванны. И еще нам нужна всякая живность. В Уайлтоне я знаю парня, который разводит серебристых фазанов.

– Меня немного беспокоит река. Я слышала много ужасных историй об утонувших детях.

– Я сделаю надежную проволочную ограду… А сколько ты хочешь?

– Детей или фазанов? – уточнила София, хотя прекрасно поняла, о чем он.

Руфус засмеялся, обнял жену, притянул к себе, и она прижалась спиной к груди мужа, чувствуя биение его сердца.

– Любимая, у нас будут чудесные дети!

Да, именно такими они и будут, подумала София, и все у них сложится хорошо.

В понедельник Руфус вернулся к работе. Кроме того, что он являлся одним из наследственных членов попечительского совета Фонда Ленчерда, он также был его платным служащим. Много всего происходило в «Египетском доме». Стипендиаты не только должны были регулярно получать деньги, но часто нуждались и в другой помощи: им где-то надо было жить, некоторые попадали в затруднительное положение и были слишком не от мира сего, чтобы выпутаться из этих проблем самостоятельно; к тому же поток соискателей никогда не иссякал. С ними приходилось беседовать, изучать их заявления, на основании чего составлять докладные записки для членов совета, собиравшихся дважды в год. Директор Фонда Холанд Эванс, светило науки, делил свое время между ежедневной рутиной и написанием трехтомной истории королевства Уэссекс <Уэссекс – королевство, основанное саксами на Британских островах в VI в.>, и делил, следует отметить, не вполне справедливо. По всем этим причинам у помощника директора забот хватало.

Но Руфус не возражал. Природная энергия и счастливая семейная жизнь помогали ему во всем. Он приходил из офиса домой и вечерами занимался садом. После ужина они с Софией падали в объятия друг друга и предавались любви с неослабевающим пылом – бывают в жизни времена и для безрассудной траты сил.

Вскоре все было готово к празднованию новоселья. На фуршет прибыло человек сорок, после чего полдюжины избранных остались на ужин.

– По-моему, все прошло отлично, – сказала София своей золовке Дине, когда основная партия гостей уехала. Женщины стояли на кухне, наливая горячий суп в супницу.

– Прекрасный прием!

На пороге появилась секретарша Руфуса.

– О, Венди! Они уже перешли в столовую? У нас все готово.

Столовая была довольно маленькой, в зеленых тонах, одна стена оклеена обоями с забавным узором из морских раковин и кораллов.

– Я совсем обленилась, – сказала Гилда Норрис, уже устроившаяся за столом. – Не могу даже встать – так выдохлась.

Гилда, хорошенькая пухленькая хохотушка, любила соблазнительно похихикать, ярко одеться и нацепить на себя побольше драгоценностей. Ее голубое платье из тафты и бриллианты казались слишком вызывающими на фоне простых ситцев других женщин. София уже успела понять, что и платья, и хихиканье равно безобидны, просто Гилде нравится быть в центре внимания и преувеличивать свои достоинства. Дик Норрис выполнял все капризы жены, и вполне мог себе это позволить, поскольку являлся единственным в Ринге фабрикантом – владел фабрикой по производству кожаных перчаток, вот уже шестьдесят лет наращивавшей состояние рода Норрисов.

Дик стоял за стулом Гилды, разговаривая с Майлзом Ропером. София подумала, что они представляют собой пару антагонистов: красивый и солидный бизнесмен и худой нервный антрополог, кожа которого побронзовела под африканским солнцем. Мрачный и немного печальный взгляд Майлза, казалось, преследовал ее.

Майлз был одним из бенефициариев Фонда и проводил длительные исследования по проблемам примитивных африканских племен, подвергавшихся воздействию цивилизации. Семь лет назад он женился на кузине Руфуса Рэймонде, но она умерла в буше от малярии, и теперь их дочь, еще одна Рэймонда, росла в доме приходского священника Джо Ленчерда, у своих дяди и тети. А Майлз оставался вдовцом.

Когда все расселись, София обнаружила себя рядом с ним, по другую руку от нее устроился кузен Виктор.

Майор Виктор Ленчерд, хозяин гончих <Хозяин гончих – титул главы охотничьего общества.>, с первого дня знакомства проникся к Софии симпатией и неизменно демонстрировал знаки внимания. Бывший кавалерийский офицер и владелец охотничьих угодий Котесбери, он был в данный момент, как сам выразился, «между женами» – только что «сбросил свою вторую».

– Я больше всего люблю посещать вечеринки как политик, не принадлежащий ни к какой партии, – заявил он, зачерпывая полную ложку томатного супа. – А ты, вероятно, думаешь, что это легко – получать удовольствие от жизни, будучи скованным по рукам и ногам обязательствами? Тебе нравится быть замужем?

– Да, очень, – улыбнулась София.

Она заметила, что Руфус пристально смотрит на нее с другого края стола, и сделала ему знак рукой, указав, что на буфете рядом с ним стоит блюдо с холодной уткой и апельсиновым салатом.

– Надеюсь, ты скоро привыкнешь к нашей странной семье, – продолжал Виктор. – У всех такой необычный энтузиазм. Руфус еще не водил тебя в пещеры? Только не говори, что тебе там понравилось!

– В некотором смысле – да. Пока я не провалилась в какую-то дыру.

Это было своеобразное испытание. Пещеры Гауберун находились за Рингом, в трех милях вверх по реке, и никто не решился бы назвать их благоустроенным и приятным местом для туристов. Лишенные освещения и бетонных ступенек, пещеры хранили первобытный мрак в своих расщелинах, уходящих глубоко под Гризденские холмы, и были усеяны разнокалиберными дырками, как швейцарский сыр. Вы входите туда, связанные канатом друг с другом, прихватив шахтерский фонарь, медленно продвигаетесь вперед, перелезая через валуны, форсируете вброд спрятанные под землю реки, затем пятно света от вашего фонаря выхватывает вдруг пещеру размером с кафедральный собор и лес сталактитов, которым полмиллиона лет… София испытала тогда благоговейный страх и приятное возбуждение, но никто не заставил бы ее пойти туда вновь. Руфус же был без ума от Гауберун – он исследовал пещеры со школьной скамьи.

– И все же тебе повезло, – заметила Гилда Норрис. – Хотелось бы мне, чтобы меня кто-нибудь взял в пещеры. Должно быть, это так волнительно!

– Могу себе представить, а ты? – прошептал Виктор, наклонившись к Софии. – Останавливаться с милым другом в темных уголках, чтобы нежно пошептаться или пошлепать друг друга по… Милашка Гилда не упустила бы такой возможности.

– Виктор, ради бога! – запротестовала София, давясь от смеха.

Руфус продолжал хмуро наблюдать за ними.

– Что смешного, Виктор? – требовательно спросил он вдруг. – Или это секрет?

Все замолчали, повернулись к ним, и София обнаружила, что краснеет. Она была смущена, потому что они с Виктором смеялись над Гилдой, которая выглядела такой добродушной… Чтобы сгладить неловкость, София громко спросила Виктора, лазил ли он сам в пещеры.

– Я уже много лет не бывал там. Если бы мне захотелось свернуть себе шею, я сделал бы это при дневном свете. Но поскольку я прожженный прожигатель жизни – скверный каламбур, прости, – я развлекаюсь по-другому и делаю вещи, которые ни один Ленчерд, имеющий чувство собственного достоинства, не одобрил бы. Все они кощунственно великодушны, за исключением меня. Например, Руфус считает, что жестоко вешать убийц и охотиться на лис.

– Я согласна с ним насчет смертной казни. Но звук охотничьего рога трогает что-то внутри…

– Вот! – удовлетворенно произнес Виктор. – Я знал, что ты – мой тип девушки. Не хочешь поохотиться с нами в следующем сезоне?

– Боже, нет! Я не ездила верхом с тех пор, как окончила школу. Тогда я была членом клуба «Пони» и зачитывалась книгами о лошадях.

– Звучит обнадеживающе. У тебя все получится. Приедешь ко мне, и я посажу тебя на лошадь…

– Нет, будь ты проклят, не посадишь! – Голос Руфуса грянул, как выстрел. Он вскочил, он тяжело дышал, в его глазах горел воинственный огонь.

– Руфус! – выдохнула София в ужасе. Она и так не имела ни малейшего намерения принимать приглашение Виктора, но не видела необходимости устраивать по этому поводу скандал.

– Остынь, старина, – проворчал Виктор. – Ты всегда был нерешительным, как все Ленчерды, и терпеть не мог лошадей, но это не причина для того, чтобы лишать Софию удовольствия от верховой прогулки.

Руфус проигнорировал слова кузена и сурово, будто на провинившуюся служанку, посмотрел на жену.

– Мы будем пить кофе в другой комнате, – бросил он и вышел из столовой.

Воцарилось гнетущее молчание. Все, озадаченно переглядываясь, переместились в гостиную. София принесла кофе, не смея поднять глаз. Ее неприятно удивило то, что Руфус так быстро захмелел… Ну конечно, он пьян, иначе не позволил бы себе говорить в таком тоне! И все равно, она не понимала, почему он разозлился. Руфус всегда любил Виктора и не воспринимал этого балагура и бабника всерьез… Ощущая тягостную неловкость, София села и завела беседу с Гилдой. Подошел Виктор и пристроился на подлокотнике ее кресла.

– Не переживай, дорогая. Этот маленький скандал ничего не значит. – Он ласково пожал ее руку.

Внезапно Руфус навис над ними обоими и, схватив Виктора за плечи, попытался стащить кузена с его насеста.

– Прекрати приставать к моей жене! Убирайся! Вон отсюда, пока я не вышвырнул тебя!

– Руфус, ты пьян… – осторожно вмешался Майлз Ропер.

– Нет, я не пьян! – возразил Руфус и добавил что-то, чего женщины не расслышали – вероятно, к лучшему.

Виктор встал и сдержанно произнес:

– Если ты считаешь, что мне действительно лучше уйти…

Дик Норрис кашлянул.

– Не думаете, что настало время…

– Конечно, дорогой, – с готовностью кивнула Гилда.

И все поспешили уехать.

София слишком расстроилась, и ей было слишком стыдно за Руфуса, чтобы упорно продолжать делать вид, будто ничего не произошло. Провожая Гилду наверх за ее пальто, она позволила своим чувствам вырваться наружу.

– Он ревнует… ревнует к Виктору! В это невозможно поверить, тем более что мы женаты всего семь недель! Не могу понять, в чем я виновата… И что все, должно быть, думают о нас после этой отвратительной сцены…

– О, забудь об этом, моя дорогая, – успокоила ее Гилда. – Все потому, что вы так недавно женаты. Скоро он научится воспринимать вещи правильно. У меня, например, с Диком теперь нет никаких затруднений. Я хочу сказать, все понимают, что небольшое недоразумение с Виктором не имеет никакого значения.

Это совсем озадачило Софию. Слепо влюбленная в Руфуса, она и в мыслях не держала флиртовать с Виктором или с кем-то еще.

Наконец София и Руфус остались одни.

– Ты, должно быть, сошел с ума… – начала она.

– Прости, – одновременно с ней произнес он.

Ей потребовалось не много времени, чтобы понять:

муж извиняется не за свое отвратительное поведение, а за кузена, которого он охарактеризовал как «профессионального бабника и грубияна».

– Какой дьявол в тебя вселился, Руфус? Ты никогда прежде не обзывал его так. Мне казалось, ты его любишь. Но в любом случае это просто смешно…

Мне не стоило приглашать его сюда. Когда я увидел, с каким вожделением он смотрел на тебя за ужином, мне стало тошно. Они все еще стояли в крошечном холле. София, сбитая с толку, вглядывалась в мрачное лицо мужа. Нет, он не был пьян, но, судя по всему, находился под влиянием какого-то более сильного стимулятора, названия которого она не знала. Что это? Ревность?

– Не стоит так все преувеличивать, дорогой, – медленно произнесла София. – Я знаю о двух разводах Виктора и о его похождениях, но это вовсе не значит, что он охотится на каждую девушку, с которой встретится…

– Как ты можешь его защищать? Тебе что, понравилось, как он с тобой обращался?

Конечно, подумала София, очень понравилось. А какой бы женщине не понравилось? Виктор, как опытный ловелас, ясно давал понять, что находит ее соблазнительной… но это все, что он делал, и она не видела в этом ничего дурного.

– Значит, тебе понравилось… – Руфус смотрел на нее пристальным, нервирующим взглядом.

– Говорю тебе, он совершенно безобиден.

– Безобиден? Виктор? Не будь идиоткой! Почему, как ты думаешь, он предлагал тебе поохотиться? Если бы ты прожила здесь немного дольше, ты бы знала, что так он приглашает каждую проститутку в графстве! Эти шлюхи проводят с ним день охотясь на лис, а потом возвращаются, чтобы принять ванну. Причем, заметь, дверь в ванную комнату не закрывается на замок! Вот такой это дом!

У Софии возникло видение: Виктор с его разгоряченным и вспотевшим гаремом, и она не смогла удержаться от смеха. Но Руфус совершенно утратил чувство юмора.

– Разумеется, если тебя забавляет то, что приличные люди считают глумлением над моралью, тебе лучше уйти с моим дражайшим кузеном. Должно быть, именно к подобным типам ты и привыкла. Полагаю, было полно таких, круживших у твоей квартирки в Челси!

– Ага, дюжины, – кивнула София, теряя терпение. – И я все свободное время проводила в постели с ни…

Он схватил ее, свирепо сжал худенькие плечи так, что София вскрикнула от боли, и тряс до тех пор, пока кровь не застучала у нее в висках. В ушах зашумело. Сквозь этот шум она услышала слова:

– Ты не должна больше так говорить, сука! – Руфус был белым, как бумага.

– Шутка… – смогла выдавить из себя София.

– Вот что все это для тебя значит, да? Просто шутка?

Она подумала, что муж собирается ударить, но он отпустил её, презрительно оттолкнув.

София не могла понять, что происходит. Никогда еще она не сталкивалась с физическим насилием, и эта внезапная атака Руфуса, которого она любила и которому полностью доверяла, на время парализовала ее.

Руфус не двигался, стоял на том же месте у нижней ступеньки лестницы. София не хотела проходить мимо него, превратившегося вдруг во враждебного незнакомца, поэтому поковыляла в гостиную. За дверью в темноте она наткнулась на низкую этажерку и столкнула поднос с бокалами для шерри. Большая часть их разбилась вдребезги, на полу зловеще замерцали осколки. До этого София была слишком ошарашена, чтобы плакать, но теперь слезы хлынули по ее щекам. Она встала на колени и принялась подбирать кусочки стекла трясущимися пальцами.

Немного погодя София почувствовала присутствие Руфуса, он тихо подошел и начал помогать ей, осторожно складывая осколки на поднос. Они молчали.

– Дорогая, прости, прости, – наконец забормотал Руфус. – Я не ведал, что творил. – Он мучительно запинался на согласных и выглядел совершенно потерянным. – Должно быть, я сильно обидел тебя, София, пожалуйста, только не плачь больше. Я не могу этого вынести.

Она оставила разбитый бокал и привалилась к плечу мужа, ища утешения. Руфус сел на пол, лаская ее голосом и руками, восстанавливая домашний мир, возвращая ощущение безопасности.

– Я по-прежнему не понимаю, почему ты приревновал меня к Виктору, – минуту спустя сказала София.

– Наверное, потому, что я слишком хорошо его знаю. Я часто наблюдал, как Виктор смотрит на девушек, и мне тяжело было видеть, что он причисляет тебя к категории вертихвосток. Но ты, казалось, не возражала, и я начал думать о других парнях, с которыми ты встречалась, когда одна жила в Лондоне. Я ничего не мог с собой поделать. И когда ты сказала… то, что сказала… что-то вспыхнуло в моей голове, и я совсем взбесился. София, я ужасно сожалею, – снова повторил он. – Я не хотел причинить тебе боль, любимая, ты мне веришь?

– Конечно, дорогой, – успокоила она его. – Я ведь говорила тебе, что ты для меня первый, последний и единственный мужчина. А что до всех Викторов этого мира – тебе не о чем беспокоиться. Я никогда дважды не взгляну ни на одного из них!

– Я не хочу, чтобы ты и один раз на них взглянула, – проворчал Руфус.

И вот тогда у Софии возникло, пока смутное, предчувствие того, что ей предстоит в будущем.

Вскоре она уже с уверенностью знала, что Руфус патологически ревнив. Когда бы она ни встречала Виктора или кого-то еще с подобным отношением к женщинам, Руфус становился раздражительным и угрюмым, не отходил от нее ни на шаг и свирепо хмурился. Он хватался за любое случайно произнесенное ею в разговоре имя и тут же принимался ее допрашивать. Кто это? Как долго ты его знала? Где вы познакомились? Ах, это тот, что преподнес тебе дорогие часы в качестве свадебного подарка? Немного странно, не так ли, если ты его едва знаешь? И София перестала упоминать прежних своих друзей, просто чтобы сохранить мир. И все равно ревнивые выпады продолжались, она часто убегала в слезах, а Руфус мчался за ней, мучимый угрызениями совести, чтобы поцеловать и помириться… до следующего раза. Между этими абсурдными эпизодами они были исступленно счастливы, что делало сцены ревности более или менее сносными.