Глава 4

В понедельник Мэри явилась в операционную без пяти девять.

— Как вы рано сегодня, доктор, — неодобрительно заметила сестра Уайт, которой невозможно было угодить. Обычно она жаловалась, что Мэри опаздывает.

Джо Миллер лукаво подмигнула Мэри и подвинула для нее стул.

— Посидите здесь. Мы сегодня запаздываем с приготовлениями.

Она раскладывала инструменты для первой операции. Мэри надеялась успеть приступить к своим обязанностям до прихода мистера Кохрейна. Но так и осталась сидеть в своем углу, когда он появился.

— Мне очень жаль, сэр, — извинилась сестра Уайт, — но у нас тут неприятности со стерилизатором. — Мы не будем готовы до девяти тридцати.

Он подошел и сел на свободный стул рядом с Мэри.

— Доброе утро, — поздоровалась она, стыдясь своего вчерашнего поведения.

— Доброе утро.

После пяти минут молчания она встала, чтобы помыть руки.

— Пожалуйста, подождите немного, доктор, — недовольным тоном произнесла сестра Уайт. — Вы будете нам мешать.

Вздохнув, Мэри проскользнула в комнатку анестезиолога и стала наблюдать, как работает доктор Маккензи. Ей нравилась работа анестезиолога, и Мэри подумала, что в следующие полгода будет стажироваться в этой области.

— Доктор Хантер! Теперь можно начинать мыть руки. Поспешите!

Услышав голос сестры Уайт, Мэри пошла обратно.

— Вы, кажется, замечтались, доктор.

Мэри еле сдержалась, чтобы не ответить резкостью. Кажется, утро обещало быть тяжелым. И оно выдалось не только тяжелым, но и длинным: четыре операции, одна за другой.

Во время последней доктор Кохрейн взглянул на часы и сказал сестре:

— Пожалуйста, попросите кого-нибудь позвонить ко мне домой и предупредить, что я не приеду обедать. И скажите в столовой, что я сегодня обедаю здесь.

Они закончили почти в половине третьего. Мэри проводила последнего пациента в палату и пошла в столовую, надеясь, что ей не придется есть в компании одного мистера Кохрейна.

Он сидел спиной к двери, поставив перед собой раскрытый медицинский журнал. Мистер Робертс уже уходил.

— Вы не должны ее так загружать, Ричард. — Мистер Робертс ласково дотронулся до ее плеча.

Мистер Кохрейн поднял голову от журнала. Взгляд его был насмешлив.

— Я бы не беспокоился на вашем месте за мисс Хантер, Джи-Эр. Она дама взрослая и самостоятельная.

Мистер Робертс посмотрел сначала на него, потом на Мэри, не понимая в чем дело. Когда он вышел, мистер Кохрейн отложил журнал в сторону.

— Мисс Хантер, послушайте, так продолжаться не может. Вы были явно не в себе все утро. Это плохо сказывается на работе.

Она недоверчиво выслушивала очередную нотацию.

— Мы наговорили друг другу много ненужного в субботу вечером, — продолжал он, — но, поскольку придется работать вместе, хочется нам этого или нет, мне кажется, мы должны постараться забыть об этом.

— Конечно, — пробормотала Мэри… — Простите…

Он нетерпеливо оборвал ее:

— Прошу вас, мисс Хантер, никаких извинений! Я сказал — забудьте.

Он снова поставил перед собой журнал, и Мэри больше не видела его лицо.

До конца недели он оставался только хорошим консультантом — вежливым, но подчеркнуто официальным. В следующие выходные она дежурила. В пятницу вечером во время ужина из приемного отделения поступил срочный вызов.

— Тяжелое ранение в дорожной аварии, — сказала по телефону Джо Миллер, — вам надо приехать немедленно.

Пострадавшей была молодая женщина с серьезной травмой головы. Опытная Джо, оказав первую помощь, поместила женщину в реанимацию.

— Похоже, чем меньше ее шевелить, тем лучше, — так описала она Мэри состояние пострадавшей. — Из реанимации надо ее перевести сразу в операционную.

— Если успеем, — заметила Мэри.

Женщина была в глубокой коме. Пульс едва прощупывался, дыхание поверхностное, вызывающее тревогу. Джо уже наложила повязку.

— Мне кажется, у нее перелом черепа. Хотите осмотреть?

— Нет. Важно поддержать ее жизнь до операции. Нужно первым делом определить группу крови, может понадобиться переливание. Можно сделать снимок черепа прямо здесь, на портативной установке. И самое главное — немедленно ввести дыхательную трубку.

Конечно, надо позвонить мистеру Кохрейну, но это можно сделать через несколько минут. Мэри знала, что сейчас она должна действовать самостоятельно, не дожидаясь его приезда.

Через полчаса она вышла в коридор. Врачи «Скорой» все еще были здесь.

— Как она, доктор? — спросил один.

— Плохо. Не узнали еще, кто она?

— Над этим работает полиция. Она ехала на мотороллере, перевернулась, врезалась в машину слева и перелетела через капот.

Оператор соединил Мэри с домом мистера Кохрейна, но его там не оказалось. Он ужинал у друзей.

— Хотите, чтобы я позвонил туда, доктор? — спросил оператор.

— Боюсь, придется. Дело крайне срочное.

Женский голос на другом конце показался ей знакомым.

— Мистер Кохрейн? Кто его спрашивает? О! Это вы, доктор Хантер?

Это была Кристин Уортон. Судя по всему, звонок вызвал у нее раздражение.

— Я скажу ему, он позвонит вам попозже. Мы еще не закончили ужинать.

— Нет, миссис Уортон, — твердо сказала Мэри. — Простите, что вас беспокою, но я должна поговорить с ним немедленно.

Когда мистер Кохрейн подошел, Мэри, не тратя время на извинения, четко объяснила ему ситуацию.

— Дыхательную трубку вставили? — спросил он. — Молодец!

— Можете не спешить, закончите обед. Я только хотела, чтобы вы знали. Вдруг ситуация резко ухудшится…

— Правильно сделали, что позвонили. Буду через полчаса.

В холле она увидела полицейского. С ним был какой-то молодой человек. Он был бледен и казался перепуганным.

— Это мистер Дженнингс, доктор, — сказал полицейский. — Боюсь, что именно его жена попала в аварию. Мы почти уверены, что это она.

Мэри распахнула двери в реанимацию. Молодой человек застыл на месте, глядя на лежавшую на кровати женщину.

— Это не она, — выдавил он. Потом присмотрелся внимательнее. Его лицо скривилось, как от сильной боли. — Она, — прошептал он. — Как она изменилась. Я сначала не узнал…

Мэри отвела его в комнату медсестер. Он сел, обхватив голову руками.

— Простите, доктор. Понимаете, она выехала из дома такая веселая… Испекла несколько пирогов и повезла в церковь на благотворительный базар. Скажите, как она? — лихорадочно забормотал он, немного придя в себя.

— Боюсь, что она серьезно пострадала. Скоро приедет мистер Кохрейн, он сам с вами поговорит.

— Насколько серьезно? Она… она не умрет?

Мэри решила, что не имеет права перекладывать на других самые тяжелые обязанности.

— Вы должны приготовиться к самому худшему, — медленно сказала она. — Но если кто-то и может ее спасти, то это доктор Кохрейн.

— Как я должен готовиться? — с отчаянием произнес молодой человек. — У нас же четверо детей! Старшему только девять, а младшему нет и года! Если Уинни умрет, кто за ними присмотрит?

— У вас есть родственники?

Он покачал головой.

Дверь открылась. Джо Миллер делала ей знаки.

— Извините, — мягко сказала Мэри и вышла, оставив чуть не плачущего мистера Дженнингса.

— Ей хуже, — сказала Джо. — Пульса почти нет, она синеет.

Одного взгляда на миссис Дженнингс было достаточно, чтобы понять — состояние пострадавшей критическое.

— Звоните снова мистеру Кохрейну…

Но не успела Мэри закончить фразу, как двери в реанимацию распахнулись, и, к ее громадному облегчению, вошел доктор Кохрейн.

— Как хорошо, что вы пришли! — воскликнула Мэри. В ее голосе прозвучала такая искренняя радость, что он удивился.

— Вы сделали все правильно, — одобрительно сказал он, окинув взглядом подготовленные рентгеновскую установку и насос для перекачки крови. — Когда ей стало хуже?

— В последние несколько минут.

— Пойдемте посмотрим, готовы ли снимки.

Снимки только что проявили, они были еще мокрыми, когда рентгенолог прикрепил их к экрану.

— Травма серьезная, с переломом и вдавливанием. Боюсь, идет внутреннее кровотечение. Надо немедленно вскрывать. Скажите в операционной, чтобы готовились.

— Я уже предупредила.

— Молодец, — снова похвалил он, — зовите скорее анестезиолога.

Мэри никогда еще так не восхищалась действиями мистера Кохрейна, его высоким профессионализмом, как во время этой необыкновенно длинной, изматывающей операции. Наконец все было закончено, и мистер Кохрейн, выйдя в докторскую, без сил рухнул в кресло. Мэри впервые видела его таким усталым.

— Принести вам что-нибудь? — спросила медсестра, просунув голову в дверь.

Анестезиолог покачал головой:

— Нет, спасибо. Мне бы поскорее добраться до кровати.

— А я не откажусь. Чаю и бутерброды с ветчиной, — сказал доктор Кохрейн. — Ее муж все еще здесь?

— Он ждет в приемном, — доложила ночная медсестра.

— Надо выйти к бедняге, поговорить с ним. — Он поднялся с места.

— Что вы сказали мистеру Дженнингсу? — спросила Мэри, когда мистер Кохрейн спустя несколько минут вернулся.

— Сказал, что у нее есть шанс выкарабкаться. Надо ждать. Критическими будут первые сутки.

Глядя на расстроенное лицо Мэри, мистер Кохрейн нахмурился. Потом сказал:

— Врачу нельзя поддаваться чувству жалости к каждому пациенту, иначе вы просто сойдете с ума. Вы считаете меня бессердечным, ведь так? Когда-то и я был таким, как вы, и теперь исхожу из своего опыта. Если вы знаете, что сделали все, что в ваших силах ради больного, то пусть ваша совесть будет чиста, все остальное оставьте на милость Бога и на желание самого пациента выкарабкаться.

Выпив две чашки чаю и съев три бутерброда, Мэри почувствовала себя гораздо лучше.

— Пойду взгляну на миссис Дженнингс, — сказала она, вставая со стула.

Мистер Кохрейн тоже поднялся:

— Нет. Вы пойдете спать. Я сам зайду к ней. Вы стали очень бледной, — отечески улыбнулся он. — Не высыпаетесь, наверное, поздно ложитесь.

— Да, поздно. Сейчас почти три.

Он положил руку ей на плечо и задержал ее там.

— Вы очень помогли мне сегодня. Вы отличный ассистент, Мэри. — Он легонько подтолкнул ее к двери. — Идите спать и не вставайте, пока как следует не выспитесь.

Но Мэри, хоть и безумно устала, сразу не легла. Она еще долго сидела, расчесывая волосы. Потом она натирала кремом руки, кожа на них сохла от постоянного мытья. И все время вспоминала о том, как забилось ее сердце от прикосновения Ричарда Кохрейна.

Оно ничего не значило, это прикосновение. Просто он хотел выразить ей признательность за помощь. Мистер Кохрейн, безусловно, был не из числа докторов, флиртующих с сестрами или ассистентками. Наконец она легла и, как только ее голова коснулась подушки, крепко заснула.

Когда на следующее утро Мэри пришла в реанимацию, миссис Дженнингс все еще была без сознания. Но ее цвет лица уже не был таким синюшным, дыхание немного выровнялось. Ее муж уехал домой, но к вечеру вернулся.

— Кто сейчас с детьми? — спросила Мэри.

— Один из друзей, — ответил он измученным голосом. — Можно мне посидеть рядом с Уинни, доктор?

— Конечно.

— Ей, кажется, получше, доктор?

— Немного, — осторожно ответила Мэри. Она боялась внушать ему ложные надежды.

Пока Мэри отсыпалась, мистер Кохрейн успел сделать обход, наладить переливание крови одному из пациентов в мужской хирургии, осмотрел вновь поступивших и даже собственноручно заполнил карты.

— Что вы с ним сделали? — спросила дежурная сестра, лукаво улыбаясь. — Никогда еще не видела, чтобы он делал работу дежурного хирурга.

Суббота выдалась спокойной. После чая Мэри решила посидеть в садике около розовых кустов. Она предупредила дежурного оператора, где находится, на случай если ее станут разыскивать.

Она писала письмо родителям, когда на дорожке сзади раздались твердые шаги. Из-за угла показался мистер Кохрейн.

— Не вставайте. Я заехал осмотреть миссис Дженнингс. Ее состояние на удивление быстро улучшается. Мистер Робертс будет ее наблюдать, пока меня нет.

Он уже говорил несколько дней назад, что возьмет небольшой отпуск в конце мая, но она забыла.

Он присел рядом с ней на садовую скамью.

— Простите, но перед отъездом я хочу вас немного проинструктировать.

Высказав свои пожелания, доктор Кохрейн откинулся на спинку скамьи и закурил трубку.

— Уверен, за время моего отсутствия вы отдохнете без меня так, как будто тоже побываете на каникулах, доктор Хантер.

И рассмеялся, увидев, как она покраснела.

— Куда вы едете?

— В Италию, на озеро Гарда. Буду сидеть там на солнышке и бездельничать.

— Не представляю вас в таком состоянии, — заметила Мэри.

— Вы меня мало знаете. Я умею и люблю отдыхать. Вот моя мать отдыхать не умеет. Она ушла прошлым летом, потому что стала сильно уставать и неважно себя чувствовать. Но лениться она не умеет.

— А ваш отец не протестовал? Все-таки хирургия — не совсем женская работа… По крайней мере, многие так думают.

— Совсем нет. Он ею очень гордился. Он был человек добрый, покладистый, снисходительный к людским слабостям. Половина местных девушек добивались его внимания, но он влюбился в молодую женщину-доктора. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Возможно, эта история любви повторится?

Он, конечно, имел в виду ее и Мартина. Улыбнувшись ее смущению, он попрощался и зашагал прочь.

Мэри сидела и думала о нем, когда он ушел. Она вспоминала, что почувствовала, когда он прикоснулся к ней. Эта мысль волновала ее весь день, хотя она гнала ее прочь. Но вчерашнее наваждение не повторилось, когда они спокойно сидели рядом на солнышке и беседовали, и это обрадовало Мэри. Хотя она вела себя с ним вполне естественно, все же ей трудно было сосредоточиться на том, что он говорил. Впервые в жизни вчера Мэри по-настоящему почувствовала сильное влечение к мужчине. И это даже напугало ее.

Она говорила себе, что такие случаи не редкость. Часто возникают увлечения, близость, но это, как правило, ненадолго.

Но Мэри знала, как осудил бы ее Ричард Кохрейн, узнав, о чем она думает. Что ж, двух недель вполне хватит, чтобы забыть свои мечты. Очень хорошо, что он уедет. К тому же рядом есть Мартин, с которым она будет проводить свое свободное время. Он очень мил, и в его компании она попытается забыть о том чувстве, которое внезапно вызвал у нее доктор Кохрейн.

В понедельник его заменил приехавший в госпиталь молодой угрюмый хирург. Оперировал он хорошо, но от него веяло неизлечимым унынием. В госпитале воцарилась странная тишина. Все сразу же ощутили отсутствие своего главного хирурга.

Мистер Робертс заметил как-то, обедая с Мэри:

— Ричард всех держит в напряжении. Без него в госпитале жизнь как будто застыла.

Зазвонил телефон, и Робертс ответил:

— Мартин? Как ты, мой мальчик? Хочешь поговорить с мисс Хантер?

Мэри услышала в трубке веселый голос Мартина:

— Я в Лондоне по делу, пробуду здесь еще несколько дней. Поужинаешь завтра со мной?

— С удовольствием. Я все равно собиралась туда во второй половине дня, пройтись по магазинам.

Положив трубку, она увидела, что доктор Робертс внимательно смотрит на нее.

— Кажется, вы с Мартином хорошо знакомы?

— Да, мы давно знакомы. Мартин совсем не похож на брата, верно?

Старый доктор кивнул:

— Хороший парень, но слишком уж легкомысленный.

Пусть он и легкомысленный, зато с ним весело, подумала Мэри на следующий вечер, глядя на Мартина, сидевшего напротив во время ужина в дорогом ресторане.

Она приехала в Лондон на поезде, и Мартин настоял на том, чтобы отвезти ее обратно на своей машине.

— Я переночую дома. Мама будет рада.

Они очень быстро доехали до Чартфорда. Мартин поставил машину на площадке перед госпиталем, но на этот раз не перед главным входом, а сбоку.

— В прошлый раз мне здорово попало от Ричарда. Он устроил мне настоящий разнос — оказывается, нельзя обниматься в машине, это плохой пример для медперсонала.

Он нежно провел пальцами по ее обнаженной руке. Но прикосновение Мартина не вызвало у Мэри трепета. Мартин был для нее хорошим приятелем, но не больше.

— Пригласишь меня на чашечку кофе? — предложил он.

— Конечно. Дежурная сестра делает превосходный кофе.

— Дежурная сестра! — Свет от фонаря падал на его лицо, и Мэри увидела, как он забавно сморщился. — У меня нет ни малейшего желания пить кофе в компании медсестры. Угости меня кофе у себя дома.

Мэри с сомнением посмотрела на него.

— Ну пожалуйста. — И он опять нежно погладил ее руку.

— Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Я провела прекрасный вечер, Мартин, но уже мне пора.

Он повернул ее к себе:

— Какая же ты маленькая ханжа, Мэри. Никто не увидит, если это тебя волнует.

— Не в этом дело, Мартин. — Она вздохнула, не зная, как лучше объяснить. — Просто я не из тех девушек, которые приглашают к себе ночью мужчин.

Она попыталась открыть дверцу машины, но Мартин не позволил. Он с силой привлек ее к себе и закрыл рот поцелуем. На этот раз его поцелуй был требовательным и страстным. Наконец он выпустил ее, задыхающуюся и ошеломленную.

— Я долго ждал, Мэри. Потому что знал, ты не из тех, кто соглашается сразу. Но не могу же я ждать вечно…

— Ждать? — повторила она удивленно. — О чем ты, Мартин?

— Ради бога, Мэри! Или ты совсем дурочка? Разве ты не догадывалась, почему я хотел, чтобы ты здесь работала?

Он снова захотел ее поцеловать, но Мэри резко отпрянула.

— Нет! Я… я и понятия не имела о твоих планах. Пусти меня, Мартин! Прошу тебя!

Он тихо выругался, потом все-таки открыл для нее дверцу машины.

— Ладно, на сегодня все. Но тебе давно пора повзрослеть, мой славный маленький хирург. — Он говорил злым и обиженным тоном.

Мэри пулей выскочила из машины.

— Мне очень жаль, Мартин, — растерянно пробормотала она.

— Для врача ты на редкость плохо разбираешься в человеческой природе. Спокойной ночи, Мэри, — сухо ответил он.

Не спокойной ночи, а прощай, вот что он хотел сказать! Чувствуя себя несчастной, Мэри легла спать. Зачем только она приехала сюда! Лучше бы ей никогда не встречаться с братьями Кохрейн!

Она думала, что больше не увидит Мартина, поэтому очень удивилась, когда ей принесли от него письмо на следующий же день. Оно было очень коротким.

...

«Дорогая Мэри.

Я должен извиниться перед тобой за свое поведение прошлой ночью. Просто не понимал все это время, что мы ждали от наших отношений совсем разного. И честно теперь это признаю.

Прошу у тебя прощения. Чтобы показать, что ты меня простила, приезжай к нам на чай в воскресенье. Мама будет рада тебя видеть.

Мартин.

P. S. Позвоню вечером, чтобы узнать, что ты решила».

Когда он позвонил, у Мэри был уже готов ответ.

— Спасибо за приглашение, Мартин. Но я не вижу причин приезжать к вам в воскресенье.

Его веселый голос был не таким самоуверенным, как обычно.

— Прошу тебя, приезжай, Мэри. Мы просто выпьем по чашке чая вместе с моей мамой. Приезжай.

— Мартин, будь благоразумен.

Но он продолжал уговаривать, и ей пришлось сдаться.

— Ну хорошо, но я не смогу приехать рано.

Когда Мэри приехала в Торнтон-Холл, миссис Кохрейн сидела на террасе.

— Садитесь со мной рядом, моя дорогая! Мартин, кажется, пошел на конюшню. — Миссис Кохрейн положила раскрытую книгу на колени, улыбаясь приветливо Мэри. Несколько минут они болтали о пустяках. Вдруг миссис Кохрейн сказала: — Никогда не знаешь, чего ждать от Ричарда. Сегодня получила письмо от него. Он пишет, что ему уже начинает надоедать отпуск.