«Как странно».

Он редко приходил ко мне, когда я работала в библиотеке, и не слишком любил читать.

Но спросить я ничего не успела.

— Селия, я… не могу остаться. Прости, — тихо произнес Жан-Люк и отвел взгляд. — Мне нужно закончить служебные дела, порученные отцом Ашилем.

«Служебные дела, порученные отцом Ашилем».

Я не сразу поняла смысл его слов, и, когда наконец ко мне пришло осознание, я почувствовала, как сердце у меня сжалось. Снова в его взгляде сквозило знакомое сожаление. Снова он ничего не ответит мне, даже если я спрошу. Мне невыносима эта очередная тайна. Очередной отказ.

Повисло неловкое молчание.

— Отец Ашиль хочет, чтобы ты работал во время мессы? — мягко спросила я.

Жан-Люк смущенно потер шею:

— Ну… нет. Он думал, что я приду на службу, но он все поймет…

— То есть у нас есть еще полтора часа, верно?

Жан промолчал, а я взяла халат, висевший на двери. Лу нарочито громко начала восхищаться моей старенькой шкатулкой для драгоценностей. Коко тут же подхватила, а Бо смял бумажную обертку от выпечки и кинул ее в Рида.

— А ты можешь отложить дела до окончания мессы? — тихо спросила я.

Не в силах стоять спокойно, я снова схватила его за руку. Я не хотела портить вечер очередной ссорой и ему тоже не позволю.

— Я соскучилась, Жан, — сказала я, сдерживая мольбу в голосе. — Я понимаю, у тебя много дел, но… мне бы так хотелось проводить побольше времени с тобой вместе.

Он удивленно на меня посмотрел:

— Правда?

— Разумеется, правда.

Я обхватила обе руки Жана и поднесла их к своему сердцу.

— Ты же мой жених. Я хочу разделить с тобой все, даже шоколадный эклер и карточную игру. К тому же кто еще мне скажет, если Лу вдруг начнет жульничать? — тихо добавила я.

Жан неодобрительно покосился на наших друзей.

— Мы вообще не должны играть в карты, — тяжело вздохнул он и легонько поцеловал мои пальцы. — Но я ни в чем не могу тебе отказать. — И он сжал мою руку.

Сладкий аромат шоколада и корицы внезапно показался мне приторным от его лжи, а вкус меда на языке стал горчить. Я постаралась отбросить все эти мысли и всмотрелась в глаза Жана, полные нерешительности. Он тоже хотел побыть со мной. Точно хотел.

— Так твои дела подождут? — спросила я.

— Думаю, да.

Выдавив улыбку, я трижды поцеловала его руки и запахнулась в халат.

— А я уже говорила тебе сегодня, что ты самый лучший жених на свете?

— Нет. Но можешь говорить мне это почаще, — засмеялся он.

Мы наконец присоединились к друзьям. Жан подошел к столу и выбрал для меня самый аппетитный эклер. Себе же он ничего не стал брать, даже канеле.

— Мы с тобой в паре, — бросил Жан.

Эклер тут же показался мне холодным.

— Ты знаешь, как играть в карты?

— Лу и Бо немного научили меня, когда мы распивали бутылку рома. — Жан смущенно откашлялся.

— Вот оно что.

Лу громко хлопнула в ладоши, и от неожиданности я едва не выронила эклер.

— Он дерьмово играл, так что не волнуйся, Селия, ты обыграешь его на раз-два.

В тот миг внизу в церкви заиграла музыка, и свет замерцал при громких звуках органа. Жан-Люк бросил на меня быстрый взгляд, когда я инстинктивно потянулась зажечь свечу. В комнате уже горело больше десятка свечей. Они стояли на прикроватных столиках цвета слоновой кости, на книжных полках, платяном шкафу и каминной полке. С улицы казалось, что у меня в комнате сияло солнце, но сейчас мне не хватало даже его света.

Темнота была мне не по душе.

В детстве мы с Филиппой, прижавшись друг к другу, прятались под одеялом. Хихикая, мы представляли, что в нашей комнате обитали чудовища. Я уже давно не ребенок и знала, что таилось во тьме. Чувствовала влажные прикосновения и гнилостный смрад. И сколько бы я ни терла щеткой тело, сколько бы ни душилась, зловоние тьмы преследовало меня повсюду.

Я откусила побольше от эклера, чтобы унять бешено колотящееся сердце.

У меня было только полтора часа, чтобы насладиться временем с друзьями, поесть эклеров и сыграть в карты, и ничто не испортит мне вечер: ни тайны Жан-Люка, ни мои собственные. Они, как и всегда, будут ждать меня утром.

«С нами все будет хорошо, Селия. Все будет в полном порядке».

«А почему ты не показываешь свои шрамы, Селия? Они означают, что ты выжила».

«Я выжила! Выжила! Выжила…»

— Обещай не жульничать, — сказала я Лу и, подумав, посмотрела на Бо и ткнула в него эклером. — И ты тоже.

— Я? — притворно оскорбился он. — Да все прекрасно знают, что жульничать у нас любит Рид!

Рид тихо рассмеялся и сел на край постели.

— Я никогда не жульничаю. Ты просто в карты не умеешь играть.

— Тебя просто пока никто за руку не поймал, — заявил Бо и взял стул, — а так-то ты жульничаешь.

— Тогда тебе придется подловить меня. — Рид пожал плечами.

— Не все из нас владеют магией…

— Рид не использует магию, — сказала Лу, аккуратно срезая колоду. — Мы просто говорим ему, какие у тебя карты, когда ты отворачиваешься.

— Что? — Бо вытаращил глаза. — Что вы делаете?

Задумчиво покивав, Коко стянула сапоги и села на постель рядом с Ридом.

— Мы рассматриваем это как совместную победу. Селия, мы с тобой вместе играем, — сказала Коко.

Жан-Люк повесил плащ на спинку стула, и книга тяжело оттянула нагрудный карман. Я отвела взгляд, стараясь не думать о ней. Жан уже хотел было возразить, но Коко вскинула руку.

— Ничего не хочу слышать. Впереди у вас долгая жизнь вместе. Вы еще много времени проведете друг с другом.

Я с усилием рассмеялась, думая о том, как же Коко была не права.

Жизнь вместе подразумевала доверие, но Жан-Люк никогда не расскажет мне о своих тайных делах…

А я никогда не расскажу ему, что произошло в гробу моей сестры.

Снова мне снился кошмар.

За окнами бушевала буря. Она сотрясала землю, разрушала дома и вырывала с корнями деревья. Сверкнула молния и рассекла пополам дуб, растущий у нас во дворе. Дерево обрушилось на нашу с сестрой комнату и едва не пробило крышу. Я тут же запрыгнула к Пиппе в кровать и спряталась под одеялом. Она обняла меня.

— Глупышка моя, — певуче протянула сестра, поглаживая меня по голове.

За окном сверкали молнии. Голос Пиппы звучал незнакомо, как будто и не ее вовсе, а пальцы… были неестественно длинными. Она резко схватила меня за волосы и притянула к себе фарфоровыми руками. Мы с сестрой очень похожи: словно черно-белые матрешки.

— Тебе страшно, милая? Тебя пугает магия?

В ужасе я отшатнулась, но Пиппа сжала меня еще крепче и широко улыбнулась. Улыбка у нее была слишком широкой.

— Да, магии стоит бояться, ведь она может погубить тебя, если я того пожелаю. Ты хочешь этого, милая? Хочешь умереть?

— Н-нет, — в очередной раз ответила я.

Я словно мчалась по кругу. Перед глазами все закружилось. Я ничего не видела, не могла дышать. В груди все болезненно сжалось.

— П-п-прошу…

— П-п-прошу, — передразнила меня Пиппа и вскинула руки. На пальцах уже не сверкали молнии — с них свисали нити, как у кукольника.

Эти нити зацепились мне за голову, шею и плечи. Пиппа поднялась с постели, и я беспомощно поплелась за ней. В руках у меня внезапно появилась балисарда. Бесполезная. Пиппа вдруг воспарила над комнатой и потянула меня к разрисованному деревянному домику.

— Иди сюда, милая. Ах, какая же прелестная маленькая куколка.

Ноги у меня подкосились — топ-топ-топ, — взглянув вниз, я хотела закричать, но не смогла. Мои губы стали фарфоровыми, а кожа — стеклянной. Пиппа посмотрела на меня, и я сжалась под пристальным взглядом ее изумрудных глаз. Я пошатнулась и упала на ковер. Балисарда превратилась в оловянный ножик.

— Иди ко мне, — пропела Пиппа. — Иди ко мне и позволь разбить тебя вдребезги.

— П-Пиппа, я не хочу больше играть…

Она зловеще засмеялась и медленно наклонилась ко мне. Сверкнула молния, и в ее свете угольно-черные волосы сестры показались белыми.

«Прелестная куколка, прелестный фарфор,
Сердечко я вырежу ей
И съем его в полночь, когда выйдет срок,
Спасти ее прежде успей».

Пиппа щелкнула пальцами, и я тут же разлетелась на мириады кусочков. Осколки глаз полетели в кукольный домик, где не было ни молний, ни грома, ни фарфоровых лиц.

Здесь была лишь тьма.

Она проникала мне в нос и рот, пока я не начала задыхаться от смрада гниющей плоти и приторно-сладкого аромата меда. Ломкие пряди волос Пиппы лезли мне в горло, опутывали язык, но я не могла из них вырваться. Руки оказались все в ссадинах, перепачканные кровью, пальцы сломаны, а вместо ногтей — деревянные щепки. Они торчали, словно когти, пока я царапала крышку гроба сестры, пока звала Пиппу и Рида. Я все кричала и кричала, пока голос мой не надорвался.

— Никто не спасет нас.

Пиппа неестественно медленно повернула голову ко мне. Ее красивое лицо осунулось и стало каким-то… неправильным. Я не должна была ничего видеть в темноте, но я видела, и у нее не было половины лица. Всхлипнув, я закрыла глаза, но ее образ не выходил у меня из головы.