Шелби Махёрин

Змей и голубка

Посвящается моей маме, которая очень любит книги, папе, благодаря которому я обрела веру в себя, чтобы их писать, и Ар-Джею, который до сих пор не прочитал эту.

Часть I

Un malheur ne vient jamais seul.

Беда не приходит одна.

— французская пословица

«Беллероза»

Лу

Колдовство, касаясь человека, всегда оставляет след. Большинство людей прежде всего замечают запах: не зловоние гниения и разложения, скорее приторную сладость в ноздрях, острый привкус на языке. Очень немногие чувствуют дрожь в воздухе. Незримый ореол на коже мертвеца. Словно само колдовство все еще рядом, наблюдает и выжидает.

Как живое.

Разумеется, всякий, кому достанет глупости сказать об этом, оказывается на костре.

За год по всей Бельтерре нашли тринадцать тел — по сравнению с прошлыми годами число возросло более чем вдвое. Церковь всеми силами скрывала таинственные обстоятельства каждой из смертей. Известно, что хоронили всех мертвецов в закрытых гробах.

— Вот он. — Коко указала на полного господина в углу. Половину его лица скрывала тень, но плащ из золотой парчи и тяжелый медальон с гербом на шее говорили сами за себя. Прямо на нем повисла полуголая девица, а сам он сидел в кресле неподвижно — ему явно было неуютно. Я не удержалась от усмешки.

Только мадам Лабелль могла оставить такого знатного господина, как Пьер Трамбле́, дожидаться ее в недрах борделя.

— Пойдем. — Коко поманила меня к столу в противоположном углу. — Бабетта должна скоро прийти.

— Каким надменным ослом нужно быть, чтобы надеть золотую парчу в траур? — спросила я.

Коко покосилась на Трамбле и ухмыльнулась.

— Богатым.

Филиппу, дочь Трамбле, нашли седьмой.

Светское общество было потрясено, когда она исчезла посреди ночи, а затем появилась вновь — с перерезанным горлом, на берегу Лё-Меланколи́к. Но хуже всего оказалось даже не это. По королевству поползли слухи о седых волосах Филиппы, о ее сморщенной коже, мутных глазах и скрюченных пальцах. Бедняжку превратили в дряхлую старуху всего в двадцать четыре года. Никто из окружения Трамбле не понимал, как это могло произойти. Кажется, у Филиппы не было врагов, у которых могли бы найтись причины мстить ей так жестоко.

Однако у ее отца за годы торговли колдовскими артефактами их набралось немало.

Смерть дочери служила ему предупреждением — никому не позволено безнаказанно наживаться на ведьмах.

— Bonjour, messieurs [Доброе утро, господа (фр.).]. — Куртизанка с волосами медового цвета приблизилась к нам, с надеждой порхая ресницами. Я фыркнула, заметив, каким бесстыдным взглядом она одарила Коко. Даже переодетая мужчиной, Коко была удивительно красива. И хоть темную кожу ее рук усеивали шрамы, скрытые под перчатками, лицо Коко оставалось гладким, а черные глаза искрились в полутьме. — Могу ли я соблазнить вас своим обществом?

— Прости, дорогая, — проговорила я самым елейным голосом и похлопала куртизанку по руке — я видела, как другие мужчины так делают. — Но этим утром мы будем заняты. Вскоре к нам должна присоединиться мадемуазель Бабетта.

Грустила куртизанка недолго — мгновение спустя она уже шла к нашему соседу, который с большой охотой принял ее предложение.

— Думаешь, оно у него при себе? — Коко пристально оглядела Трамбле — от лысой макушки до носков лакированных ботинок. Ее взгляд задержался на его пальцах — никаких украшений на них не было. — Бабетта могла и обмануть нас. Все это может оказаться ловушкой.

— Бабетта, возможно, и врунья, но уж никак не дура. Она не сдаст нас раньше, чем мы ей заплатим. — Я наблюдала за прочими куртизанками с мрачным восхищением. Их талии были крепко перетянуты, груди так и вываливались за край выреза, но, казалось, корсеты вовсе не душат их медленно и мучительно — так бодро они плясали вокруг гостей.

Справедливости ради, многие из них и не надели корсеты. А то и вообще не надели ничего.

— Это верно. — Коко вытащила из-под плаща мешочек с монетами и бросила на стол. — Она сдаст нас сразу после.

— Ах, mon amour [Душечка (фр.).], мне больно это слышать. — Бабетта возникла рядом с нами и с улыбкой щелкнула по краю моей шляпы. В отличие от прочих куртизанок, почти всю бледную кожу она прятала под багряным шелком. Толстый слой белил скрывал все остальное — в том числе шрамы. Они змеились по ее рукам и груди тем же узором, что и у Коко. — А еще за десять золотых крон я даже и не подумаю о том, чтобы предать вас.

— Доброе утро, Бабетта. — Хмыкнув, я забросила ногу на стол и откинулась назад, качнувшись на задних ножках стула. — Знаешь, ты удивительным образом всегда появляешься почти мгновенно, стоит нам достать деньги. Ты что, их чуешь? — Я обернулась к Коко, которая скривила губы, пытаясь удержаться от улыбки. — Она как будто их чует, в самом деле.

— Bonjour [Здравствуй (фр.).], Луиза. — Бабетта поцеловала меня в щеку, а затем наклонилась к Коко и понизила голос. — Козетта, ты, как и всегда, обворожительна.

Коко закатила глаза.

— Ты опоздала.

— Приношу свои извинения. — Бабетта склонила голову, приторно улыбнувшись. — Но я вас не узнала. Мне никогда не понять, к чему таким красавицам наряжаться мужчинами…

— Женщины без сопровождения привлекают слишком много внимания. Ты и сама это знаешь. — Я делано-небрежно побарабанила пальцами по столешнице и насилу улыбнулась. — Любая из нас может оказаться ведьмой.

— Что за вздор! — Бабетта заговорщически подмигнула мне. — Лишь глупец примет двух таких очаровательных дам, как вы, за этих гнусных, жестоких созданий.

— Разумеется. — Я кивнула и натянула шляпу еще ниже. Шрамы Коко и Бабетты выдавали их истинную сущность, но Dames Blanches — Белые дамы — в отличие от них могли показываться на людях без опаски. Вон та женщина с красновато-коричневой кожей, повисшая на Трамбле, запросто может оказаться одной из нас. Или медоволосая куртизанка, которая только что ушла наверх. — Однако Церкви свойственно первым делом обращаться к огню. И лишь потом задавать вопросы. В наше время женщиной быть опасно.

— Не здесь. — Бабетта широко распростерла руки, изогнув уголки губ в усмешке. — Здесь нам ничто не грозит. Здесь нас холят и лелеют. Предложение моей госпожи все еще в силе…

— Твоя госпожа сожгла бы тебя заживо — да и нас заодно, — если бы узнала правду. — Я снова обратила внимание на Трамбле, чье очевидное богатство привлекло к его персоне еще двух куртизанок. Он вежливо пресек их попытки расстегнуть ему штаны. — Нам нужен он.

Коко перевернула мешочек с монетами на столе.

— Десять золотых крон, как обещано.

Бабетта принюхалась и вздернула нос.

— Хм-м… помнится, речь шла о двадцати.

— Что? — Мой стул с грохотом встал на все четыре ножки. Посетители борделя стали коситься на нас, но я даже не взглянула на них. — Мы договаривались на десять.

— Это было до того, как вы меня обидели.

— Черт подери, Бабетта. — Коко схватила наше золото прежде, чем Бабетта успела его коснуться. — Ты хоть представляешь, сколько времени нужно, чтобы скопить столько денег?

— Мы даже не знаем, у Трамбле ли это кольцо, — проговорила я, очень стараясь не повышать тон.

Бабетта только дернула плечами и протянула ладонь.

— Я не виновата, что вы предпочитаете резать кошельки на улицах, как простые воришки. Здесь, в «Беллерозе», вы за одну ночь заработали бы втрое больше, но нет, вам ведь гордость не позволяет.

Коко глубоко вздохнула и сжала кулаки.

— Слушай, прости, что мы ранили твои нежные чувства, но уговор был на десять. Мы не можем себе позволить…

— Я слышу, как у тебя в кармане звенят монеты, Козетта.

Я неверяще уставилась на Бабетту.

— Да ты и впрямь чертова ищейка.

Она сверкнула глазами.

— Полно, я ведь рискую собой, приглашая вас сюда подслушать разговоры моей госпожи с мсье Трамбле, а вы в ответ оскорбляете меня, будто…

В этот самый миг по лестнице спустилась высокая женщина средних лет. Ярко-изумрудное платье подчеркивало ее огненные волосы и осиную талию. При виде нее Трамбле вскочил, а куртизанки, в том числе Бабетта, почтительно раскланялись.

Было довольно странно наблюдать, как обнаженные женщины делают реверансы.

С широкой улыбкой взявшись за руки Трамбле, мадам Лабелль расцеловала его в обе щеки и промурлыкала нечто, чего я не расслышала. Когда она взяла его под руку и повела к лестнице, меня охватила паника.

Краем глаза Бабетта наблюдала за нами.

— Решайте поскорей, mes amours. Моя госпожа — дама занятая, и свои дела с мсье Трамбле она обсудит быстро.

Я свирепо уставилась на Бабетту, борясь с желанием схватить ее за красивую шейку и сдавить покрепче.

— Ты можешь хотя бы сказать нам, что именно покупает твоя госпожа? Она ведь должна была рассказать тебе хоть что-то. Это кольцо? Оно у Трамбле?

Бабетта самодовольно усмехнулась.

— Возможно… Но сначала — еще десять крон.

Мы с Коко мрачно переглянулись. Если Бабетта продолжит в том же духе, очень скоро она узнает, насколько гнусными и жестокими мы можем быть.

Для развлечения гостей в «Беллерозе» было выделено двенадцать роскошных комнат, но Бабетта не стала вести нас туда. Вместо этого она открыла тринадцатую дверь без номера в конце коридора и поманила нас внутрь.