Шэна Эйби
Синеглазая ведьма
Пролог
Замок Фьонлах, Королевство Йорк, Британия, 986 год
—Много, много лет назад жили-были два брата. Один из них был хорошим, а другой очень, очень плохим.
«Умоляю вас, не делайте этого!»
Няня, рассказывающая сказку удобно устроившимся у ее ног детям, казалось, не слышала доносившихся из-за окна криков. Несколько детишек обменялись удивленными взглядами, но только одна маленькая девочка осмелилась отойти чуть в сторону, чтобы взглянуть за спиной няни на утолок закрытого ставнями окна.
Няня, сидящая на стуле с высокой спинкой, строго посмотрела на девочку, не прерывая рассказа.
— Хороший брат был милым и красивым юношей: светлые волосы, голубые глаза. Но главное, душа его была светла, и господь наш радовался, глядя на него. Плохой же брат был настоящей отрадой дьяволу: темен и мрачен был он лицом и духом. Братья объехали вместе множество земель, потому что, несмотря на то, что они были очень разными, кровь и жажда приключений роднили их. И однажды приехали они в чудесное место, красивее которого не видели никогда в своей жизни. Местность кругом была дикой и безлюдной, но было в этом месте что-то такое, что обещало счастье и покой владельцу чудесной земли. И бра тья нарекли это место Олдрич — земля забытых грез.
«Не дайте совершиться чудовищной несправедливости! Пощадите!»
— Что это? — спросила маленькая девочка, но няня сердито прикрикнула на нее:
— Ты разве не хочешь слушать сказку, Сара Рун. Хочешь? Так слушай и не перебивай меня! — Но прежде чем продолжить, она бросила быстрый тревожный взгляд на окно у себя за спиной.
— Оба брата были очарованы Олдричем, чудесной магией этой земли, моря и туманов. И каждый поклялся, что земля эта будет принадлежать ему. Но поскольку они были братьями, то решили поделить Олдрич между собой пополам, как подобает по законам чести.
«Меня обманули! Меня предали!» Девочка по имени Сара Рун снова поглядела на закрытое ставнями окно.
— Но уже после того, как братья обо всем договорились, злой брат решил, что он недоволен честной сделкой, которую они заключили. — Няня старалась говорить погромче, чтобы заглушить проникавшие снаружи крики.
И он придумал коварный план, жестокий и вероломный, как его жестокое и вероломное сердце. Плохой брат решил отнять у хорошего его замок и земли. Красота Олдрича желание обладать этой землею сделали; его черную душу еще чернее и погубили ее окончательно. «Мои дети!»
— Но ведь это же мама! — вдруг громко сказала она.
Сара, поворачиваясь к своему старшему брату, сидящему рядом.
— Слушай меня! — резко прервала ее няня. — А если не будешь, я отправлю тебя спать без ужина, обещаю тебе!
Девочка повиновалась, но по-прежнему продолжала смотреть на своего брата Рейберта, который, полный важности своих восьми лет против ее шести, нахмурился и покачал головой, осуждая непослушание сестры. Остальные дети, казалось, по-прежнему не слыша криков, поглощенные историей, которую, впрочем, дышали уже много раз.
— Расскажите, расскажите дальше, — просили они няню.
— Хороший брат успел построить на своей части земли прекрасный замок. Он работал день и ночь, не покладая рук, пока замок не стал таким прекрасным, каким мы знаем его, — наш Фьонлах. Он женился, и жена родила ему сыновей, и все они жили здесь в любви и согласии.
«Остановитесь!»
— А плохой брат не стал ничего строить, он проводил дни свои в пьянстве и распутстве. И земли его нищали, почвы хирели без ухода, пока не превратилась принадлежащая ему земля в камень и труху. Плохой брат с завистью смотрел на плодородные земли и прекрасный замок Фьонлах. И тогда, продумав свой коварный план, он отправился к королю с жалобой…
«О нет, милорд. Умоляю вас…» Няня заговорила еще громче:
— «Выслушай меня, о, король! — сказал злодей с черным сердцем. — Родной брат украл мою землю и забрал у меня прекрасный замок! Верни мне то, что мое по праву. Ведь я — старший брат».
«Пощады! Я молю у вас пощады! Ведь я нужна моим детям — вашим внукам, милорд!»
— И король сказал: «Ты и вправду старший. Я знаю, что это так. Твой брат построил замок и имеет на него право. Но ты старший — и тебе я тоже не могу отказать».
«Сара! Рейберт!
— Это мама! — воскликнула девочка, бросаясь к окну. Но няня, резко встав со стула, отшвырнула Сару прочь, так что та упала на пол.
— Сиди спокойно! — прошипела няня. — Слушай меня и повинуйся мне! Ты не должна слышать ничего другого. Ты поняла, девочка?
«Пожалуйста, не надо!»
Сара снова посмотрела на брата. Солнечный свет, проникавший сквозь ставни, освещал его белокурые волосы и удивленные голубые глаза.
Няня быстро подошла к окну и еще плотнее закрыла ставни. Затем она снова повернулась к детям, подсвеченная сзади солнечными лучами, ее фигура возвышалась над ними, словно зловещий черный призрак.
— И король сказал: «Хоть и черна душа твоя, по закону я не имею права тебе отказать! Слушай же мою волю. Замок, построенный твоим братом, принадлежит ему, как и урожай с его благодатных полей. Но все же Олдрич будет твоим. Итак, твой брат будет владеть этой землей и замком, пока не наступит конец времен, пока небеса не упадут на землю, а счет лет не перевалит за тысячу. В этот день, первый день нового тысячелетия, Фьонлах перейдет к тебе, и все земли Олдрича станут твоими. До тех же пор жить тебе в Леонхарте, на земле, которую ты опустошил и разрушил. Такова моя воля!»
Как ни старалась няня, она не могла заглушить новые звуки, долетающие до них с улицы. Это был треск горящего костра и жалобный женский плач.
«Прошу вас, прошу вас… не делайте этого».
Несмотря на угрозы няни, Сара встала на ноги, не в силах отвести глаза от накрепко закрытых ставен. Девочке было холодно, все тело ее дрожало, и во рту она чувствовала какой-то странный привкус.
— Мы живем с вами в Фьонлахе, дети, — продолжала няня. — И мы останемся здесь! Ведь это мы — истинные хозяева Олдрича, сыновья и дочери хорошего брата.
«Я проклинаю вас! — раздался вдруг страшный, полный муки крик, перекрывая треск пламени. — Я проклинаю вас всех!»
— Потому что конец времен станет концом света! — воскликнула няня, а свет за ее спиной вдруг окрасился зловещими багровыми отблесками. — Первый день следующего тысячелетия станет концом всего живого, и власть наша над Олдричем навсегда останется полной и единой. А коварным планам злого брата не суждено сбыться.
«Я проклинаю вас! Вы считаете меня ведьмой — так поверьте же моему проклятию, — я проклинаю вас всех в эту минуту — вас, и ваши земли, и ваш замок!»
— Мама! — С громким криком Сара бросилась к няне, к окну, к странным багровым отблескам, к звукам смерти, которые слышались из-за плотно закрытого окна.
— Прочь! — Няня снова отшвырнула Сару назад. Лицо ее напоминало маску, перекошенную ужасной гримасой.
Тогда Сара бросилась к двери, спотыкаясь о сидящих на полу детей, двое малышей начали плакать, глядя на нее. Но дверь оказалась закрыта.
— Мама! Мама! — Рейберт уже был рядом с сестрой, рука его накрыла маленькую ручку Сары, оба отчаянно дергали запертую дверь.
— И в конце времен дьявол явится к нам, — тихо сказала няня, неподвижно глядя на двух несчастных детей. — Но будет уже слишком поздно. Все мы уже встретим свой конец здесь, на этой земле, слившись воедино с ее чудесной благодатью. Ведь начало следующего тысячелетия станет концом света для всех нас.
Отпустив ручку двери, Сара повернулась к няне. Ядовитый дым проникал в комнату через щели в ставнях. Рейберт взял руки сестры в свои, и так, крепко прижавшись друг к другу, они смотрели на стоявшую напротив женщину.
— Все так и будет, — просто закончила няня. — Наступит конец всего сущего на земле.
Приют Святой Базиллы Королевство Йорк, Британия, 3 октября 999 года от Рождества Христова
— Затмение предвещает несчастья. Епископ откинулся на спинку кресла, позволяя молоденькой послушнице наполнить вином стоящий перед ним кубок. Быстро сделав свое дело, девушка отступила в тень, держа кувшин наготове.
— Вы так думаете? — пробормотала мать настоятельница, приступая к вечерней трапезе. — Но ведь новый год наступит еще не скоро — через несколько месяцев.
— Что значат несколько месяцев для промысла божия? — воздев к небесам руки, торжественно произнес епископ. — Ничего, совсем ничего. Говорю вам, господь предупреждает нас. Он посылает нам эти знаки, чтобы мы подготовились к концу света. А чем еще вы можете объяснить такую необычную для этих мест погоду? Августовская жара в конце осени, почти что зимой.
— Вы, разумеется, правы, ваше святейшество, — согласилась настоятельница.
— Крестьяне одной из деревушек моего прихода прислали сообщить, что у одной из коров родился ягненок.
Как вы можете объяснить это, спрашиваю я вас? А в другой деревне за ночь высох колодец. Полный воды колодец — всего за одну ночь. Каждый день, объезжая свою епархию, я слышу о все новых и новых бедствиях. Близится, близится день Страшного суда!
Настоятельница задумчиво кивнула.
— Нас ожидают странные и ужасные события, — дрожащим полушепотом произнес епископ. — Огонь обрушится с небес. Разверзнутся недра земные! И придет красный дракон, чтобы поглотить нас. Но мы будем сильными, и господь благословит нас!
— Мы так благодарны вам за то, что вы заглянули в обитель, чтобы предупредить нас.
— В странные времена живем. — С этими словами епископ дал послушнице знак снова наполнить его кубок вином. Девушка наклонила кувшин над сосудом слишком резко, и несколько капель попали на белоснежный манжет епископского облачения.
— Какая неловкая девчонка! — возмущенно воскликнул епископ, вытягивая перед собой руку и рассматривая пятна:
Быстро поставив кувшин на стол, послушница принялась вытирать пятна на белоснежной ткани рукавом собственной робы.
— Оставь это! — приказал священник, отдергивая руку. — Ты только размажешь пятно. Оставь!
Девушка склонила голову в почтительном поклоне, пряча лицо, и снова отступила в полумрак покоев.
— Что это? — возмущенно посмотрел на нее епископ. — Ни слова раскаяния, дитя мое?
— Она не может говорить, — заступилась за послушницу настоятельница. — Дала обет молчания.
— Вот как? — Священник внимательно изучал девушку. — А не слишком ли ей много лет, чтобы ходить в послушницах? Большинство девушек ее возраста уже принесли свои обеты.
— У Сары… хм… у нее свои сложности. — Настоятельница, прищурившись, посмотрела на свою воспитанницу, которая по-прежнему стояла неподвижно. — Неприятно говорить вам об этом, но девушка своевольна и непокорна. Это большое испытание для всех нас.
— А, — кивнул священник, — понимаю. Очевидно, передо мною Сара Рун, внучка лорда Олдрича.
— Да, это она. Я вижу, ваше святейшество знакомо с историей этой девушки. Все, что нам удается, это держать ее под строгим присмотром.
— Лорд Олдрич — преданный церкви человек, — со значением заметил епископ.
— О да, — согласилась настоятельница. — Уважая его несокрушимую веру, мы и держим здесь это непокорное создание.
— Посмотри на меня, дитя мое, — приказал священник, и девушка медленно подняла голову. — Подойди поближе. Не могу разглядеть тебя в темноте.
Девушка вышла на свет. На ней была серая накидка с капюшоном, закрывавшим половину лица.
Но святой отец успел разглядеть достаточно, чтобы бросить на настоятельницу взгляд, полный тревожного изумления.
— Потрясающе! — хрипло выдохнул он. — Такое поразительное сходство!
— Не так уж необычно для дочери быть похожей на мать, — заметила настоятельница.
— Да, но… ее глаза, ее лицо… Я помню Морвену Рун. Тьма царила в душе этой женщины, несмотря на ее удивительную красоту.
— Да, — согласилась настоятельница.
Девушка, о которой шла речь, смотрела поверх голов епископа и настоятельницы куда-то вдаль, словно мысли ее блуждали где-то далеко за пределами душной полутемной комнаты.
— Дьявольская красота! — хмурясь, объявил епископ. — Теперь я понимаю, сколько беспокойства доставило вам это юное создание. Гордыня и высокомерие у нее в крови. К тому же над ней тяготеет проклятие ее матери.
— Так считаем мы все, — подтвердила настоятельница. — Но ее дед…
— Верный слуга господа, — закончил за нее епископ, по-прежнему не сводя глаз с послушницы. Наконец он отвернулся, махнув рукой в сторону девушки. Та вопросительно посмотрела на настоятельницу, которая кивком головы разрешила ей снова отступить в тень.
Епископ и настоятельница продолжали трапезу.
— Я и забыл, что лорд Олдрич сам прислал сюда свою внучку. Кстати, мы виделись с ним несколько месяцев назад. Этот почтенный человек тоже готовится к концу света.
— Он? — Настоятельница вопросительно посмотрела на епископа.
— Фьонлах — великолепный замок, я убедился в этом лично. Но Джошуа Рун знает, что недолго останется его хозяином. Он готовится, как и все мы, предстать перед господом.
— И замок, и все владения Олдрича должны перейти и первый день нового тысячелетия к другой ветви этого древнего рода. Все знают об этом.
— Но у новых хозяев не будет возможности предъявить свои права, — заметил епископ. — Нас всех ожидает конец.
Настоятельница подняла свой кубок, кивком приказывая послушнице наполнить его.
— И что же собирается делать славный лорд Олдрич?
— Ничего, просто выполнить волю господа нашего, — туманно ответил епископ.
Настоятельница внимательно наблюдала за струйкой вина, льющейся из кувшина в кубок.
— Джошуа Рун собирается сразиться с Райфлом из Леонхарта за свои земли?
Кувшин выскользнул из неловких пальцев девушки и разлетелся на мелкие осколки, ударившись о каменный пол.
Сара Рун стояла, разведя руки и глядя, точно зачарованная, на вино, разлившееся у ее ног.
Настоятельница медленно поднялась со своего кресла.
— Убери это, — обманчиво спокойным тоном произнесла она. — А завтра получишь за свою неловкость пятнадцать ударов плетью.
Девушка быстро взглянула на настоятельницу и открыла, было, рот, словно желая возразить, но передумала, и лицо ее снова сделалось непроницаемым. Она лишь кивнула и, опустившись на корточки рядом с кроваво-красной лужей, принялась собирать осколки глиняного кувшина.
Епископ и настоятельница внимательно наблюдали за ней.
— Тяжелое, тяжелое испытание для всех нас, — задумчиво произнесла настоятельница.
— Возможно, вам не хватит времени, чтобы спасти ее душу, — сокрушенно заметил священник. — Поздно. Для нее уже слишком поздно.
Затаив дыхание, Сара тихонько приоткрыла дверь кельи.
Петли были старыми и ржавыми, и девушка старалась действовать как можно осторожнее. Хотя все ее существо было переполнено радостным возбуждением, желанием бежать отсюда как можно скорее и как можно дальше, она заставляла себя двигаться медленно.
Дверь ей удалось открыть почти бесшумно. Она выглянула в образовавшуюся щель и увидела узкий темный коридор, освещенный лишь факелом, горевшим где-то вдалеке, в самом конце. Повернувшись, она толкнула дверь, на этот раз слишком резко — раздался душераздирающий скрип, показавшийся девушке оглушительным.
Сара замерла. Сердце ее учащенно билось. Девушка внимательно прислушивалась к звукам, доносившимся из соседних келий. Ничего. Ей повезло — скрип не потревожил остальных послушниц.
Девушка прижала к груди узелок, в котором хранились ее немногочисленные пожитки — смена белья, брошь, доставшаяся Саре в наследство от матери, немного еды, которую ей удалось украсть, — и быстро вышла в коридор.
Маленькие окошки, проделанные в двери каждой кельи, слава богу, оставались темными. В эти предрассветные часы все наверняка спят. Скоро монахини и послушницы встанут, чтобы приступить к своим повседневным обязанностям.
Сара давно решила, что это самое подходящее время побега: под защитой ночной тьмы, в тот час, когда факела уже догорают, и даже сестра Пенинна, которая спит всегда очень чутко, будет смотреть перед рассветом сладкие сны.
Сара боялась, что ей самой трудно будет бодрствовать нею ночь. Ведь дни ее были наполнены тяжелой работой и бесконечными молитвами — настоятельница лично заботилась о том, чтобы у девушки не оставалось ни секунды свободного времени. Но, на счастье, укладываясь вчера вечером на жесткий матрац, Сара поняла, что ей совершенно не хочется спать. И, даже притворившись спящей во время ночного обхода настоятельницы, которая предпочитала лично убедиться в том, что все ее воспитанницы заснули, Сара чувствовала, как нервы ее напряжены, как быстро бежит по жилам кровь.
Через час ее уже не будет в этих стенах. Она покинет, наконец, это злополучное место, столько лет служившее ей тюрьмой! Она вспомнит звуки собственного голоса, она снова сможет петь, петь свои песни океану столько, сколько захочет, и некому будет ее остановить, никто не посмеет ударить или наказать ее…
Приближался конец света. Но Сара перехитрит судьбу. Она обретет свободу вне этих ужасных стен и успеет насладиться ею, прежде чем весь мир погрузится в небытие.
Сестра Пенинна всегда спала с открытой дверью, а факел горел близко к ее келье. Ей было поручено наблюдать за послушницами, чтобы они всегда находились там, где должны находиться. Сара остановилась возле двери, внимательно вглядываясь в темноту. Сестра Пенинна мирно спала, свернувшись калачиком на своем матрасе, Сара слышала ее ровное дыхание.
Она прошла мимо кельи, стараясь двигаться как можно быстрее и бесшумнее, чтобы даже шорох одежды не выдал ее.
Епископ не ошибся насчет погоды. Было необыкновенно тепло, и девушка надела плащ, надеясь, что в нем будет незаметнее на фоне темной ночи, чем в сером платье послушницы.
Итак, часть дела сделана. Она выбралась из пристройки, где спали обитательницы монастыря, и направлялась теперь по широкому проходу в главное здание.
Небо над головой казалось далеким и бесконечным, оно было усыпано звездами, а луна как раз скрылась за облаками. Сара невольно отметила про себя, что звезды сегодня сияли каким-то странным, почти сверхъестественным светом. Но сейчас ей некогда думать об этом. Ворота были слишком близко — всего в нескольких шагах.
Девушка не могла идти — она уже бежала, подобрав подол платья и прижимая к груди узелок со своими скудными пожитками, перепрыгивая через камни, попадавшиеся на тропинке. И вот она у ворот, настало время сразиться с тяжелыми коваными створками и тремя массивными замками.
В узелке, который сжимала Сара, хранилось ее главное сокровище — огромный ключ, обычно висевший на крюке в покоях настоятельницы. Сара нащупала ключ трясущимися руками — он был тяжелым и гладким, отполированным до блеска прикосновениями множества рук.
Саре потребовалось несколько месяцев, чтобы подобрать похожий ключ и рискнуть произвести замену. Теперь на крюке висел ключ от винных подвалов монастыря. Одного пристального взгляда будет достаточно, чтобы обнаружить подмену. Но Сара понадеялась на то, что настоятельница слишком занята визитом епископа, чтобы беспокоиться сегодня о ключах.
Она нащупала первый замок, вставила ключ и повернула его. Раздался щелчок — и Сара бросила снятый с петель замок на землю.
Затем она приступила ко второму замку.
Луч призрачного желтого света вдруг упал на камни слева от нее. Резко обернувшись, Сара увидела, что дверь покинутой ею спальни для послушниц открыта и именно оттуда падает свет — свет факелов. В следующую секунду девушка услышала взволнованные голоса, называвшие ее имя.
Она быстро повернулась к воротам, охваченная паникой. Девушка прекрасно понимала, что не успеет открыть достаточно быстро оставшиеся два замка, но все же отказывалась признать поражение.
