— Тише, ты! — приказал Джон, он не хотел, чтобы Тристан услышал ужасные подробности. Но он еще больше испугался, когда увидел, как его милорд поднялся на ноги, осторожно ступая, понес мертвое тело жены в свою спальню и опустил ее на кровать, поцеловав в лоб, как будто она была все еще жива. Рядом с матерью он положил мертвое дитя свое.

Джон задержался на некоторое время, чтобы успокоить девушку и убедить ее в том, что разбойники уже ушли. Затем он поспешил за Тристаном, торопливо сбегавшим вниз. Они нашли капитана Филдинга. Он пил воду, которую ему принесла женщина, вернувшаяся из лесу, где она пряталась. Она рассказала подробности.

— Один из них сказал, что вам лучше не надо было требовать, показать принцев из Тауэра, лорд Тристан, что Ричард будет рад, и что они сегодня хорошо поработали.

— О! Господа, — воскликнул Джон в неописуемом ужасе. — Король не мог отдать приказ совершить такое преступление!

Филдинг устало посмотрел на него:

— Да, он не мог, но есть люди, которые хотели бы доставить ему это удовольствие…

— Куда они ушли? Куда они направились, — резко спросил Тристан.

«Он должен заплакать, — подумал Джон. — Никто не может носить в себе такое горе, он должен выплакаться».

Но молодой вдовец — новый граф Бэдфорд Хит не плакал. Он внимательно слушал Филдинга. В это время начали появляться вооруженные люди из северного крыла замка. Раненые были перевязаны. Тристан не говорил ни слова, но когда он обернулся, увидел, что все они стоят и смотрят на него. Все больше и больше людей скапливалось снаружи замка: крестьяне, слуги, стражники, возвращавшиеся из леса, и вылезавшие из своих укрытий. Не было отдано ни одного слова команды, ибо не было нужды в словах. Во внутреннем дворе начало появляться оружие и лошади, и в считанные минуты был сформирован хорошо вооруженный отряд, куда непременно пожелали войти даже раненые.

Графу Бэдфорду оставалось только поднять руку и все последовали за ним.


Они настигли убийц, идя по следам конного отряда, в полночь. Отряд Тристана уступал по численности, но это ничего не значило. Сам граф был, как карающий ангел, как воплощение смерти, его меч и палица, казалось, жили сами по себе, сея страх и ужас. Он не заботился о своей безопасности, и люди падали под его десницей, как скошенная трава.

Его воины взяли в плен несколько человек, визжащих и кричащих в страхе, так как знали, что им не ждать пощады. Они отказывались говорить, пока не увидели лица графа Бэдфорда, и тут же пленные наперебой загалдели, клянясь, что и не прикасались к его жене, не убивали отца и брата.

Тристан наклонился вперед и задал единственный вопрос:

— Кто это сделал? По чьему приказу?

После минутного замешательства раздался ответ:

— Сэр Мартин Лэндри, лорд Тристан, он умер под вашей рукой. Во имя Господа, смилуйтесь! Он сказал, что это с позволения короля!

И даже тогда Тристан не поверил, что Ричард приказал организовать это нападение. Ричард хотел наказать и отомстить каким-либо образом, но не путем убийства женщин и детей.

Правда, Ричард, смог приказать убить собственных племянников… и хотя он мог и не говорить этого прямо — «Пойдите и убейте», но он мог просто намекнуть на это, прекрасно зная, что повлечет за собой его намек.

И граф Бэдфорд Хит отвернулся от пленников.

— Что с ними делать? — спросил Джон. Томас стоял позади него, молчаливый и подавленный. Рядом с мертвым братом и невесткой Тристана, он нашел и свою жену, некрасивую, умную женщину, подарившую Томасу наследника, варварски зарезанного этими людьми.

— Милосердия! — раздался вдруг крик одного из пленных.

Тристан обернулся, он не мог вымолвить ни слова. Но у него и не было желания остановить Томаса, перерезавшего глотку кричавшему, который медленно умирал, захлебываясь собственной кровью.

Еще двое оставались в живых, но Тристан не мог найти в своем сердце места для милосердия. Он глубоко вздохнул:

— Мы будем держать их в плену, пока…

Один из пленных внезапно бросился в ноги Тристану:

— Не убивай меня! Дрю вошел в дом, он изнасиловал твою жену, я не прикасался к ней! Он зарезал ее над колыбелью!..

Но увидев на лице графа нечто ужасное, человек замолчал и в страхе отшатнулся.

Тристан посмотрел на кровь, испачкавшую одежду этого человека и понял, что тот не был ранен.

«И если он не трогал Лизетту, то откуда он мог знать, что та лежала на колыбели» — мелькнула мысль в голове Тристана.

— Я не убивал ее! Я не убивал ее, Дрю!..

Дрю, трусливо всхлипывая, вмешался в его монолог:

— Ты лжец! Ты был первым! Ты первый изнасиловал ее, а теперь обвиняешь меня в этом? Да ты…

Граф Бэдфорд отвернулся от них, ему хотелось, чтобы с них живых сдирали кожу, хотелось заставить умирать их медленной и мучительной смертью. Он никогда прежде не испытывал такой жестокой ярости.

— Они убийцы, Тристан, — тихо сказал Джон. — Смерть — самое справедливое для них наказание.

«Смерть — это слишком легко» — подумал Тристан, но, судорожно сглотнув, пошел прочь, бросив через плечо:

— Повесить их.

Больше он ничего не слышал: ни мольбы, ни криков.

Он молча ехал во главе отряда своих людей, возвращавшихся домой. Нет, не домой, в замок, поместье, владение, лен — но не домой. Это место никогда не будет для него домом.

Кровь уже была убрана. Тела его родственников были заботливо вымыты и облачены в погребальные одежды. Их готовили в последний путь, над их телами произносились молитвы…

Джон и Томас оставались с Тристаном всю ночь. Он ничего не ел, не пил, не спал, но и не плакал. Ужас и жажда мщения бушевали в его сердце, подобно шторму.

На исходе дня он поцеловал худую щеку старого отца, затем брата, его жену, ребенка. Поцеловал и жену бедного Томаса.

И Лизетту…

Он взял ее тело на руки, бережно покачивая. Распорядился, чтобы она была погребена вместе с их сыном, который даже не жил еще, не знал силу всей его любви к нему.

Тристан не остался на похоронах. Он ушел, опираясь на плечо Томаса. Джон следовал за ними, уводя своих людей.

На исходе дня у молодого графа Бэдфорда Хита был точный план его дальнейших действий.

Он уйдет в Британию, где Генрих Тюдор [Тюдоры — королевская династия в Англии (1485—1603 гг.) сменила династию Йорков. Основатель Генрих VII Тюдор, король с 1485 года, происходил по отцу из Уэльских феодалов, по матери (правнучка Джона Гонта, герцога Ланкастерского) был родственником Ланкастеров], претендент от Ланкастера, собирал свои силы и готовился отобрать корону у Ричарда III.

Генрих Тюдор будет очень рад принять его.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

15 августа 1485 года

— Черт побери! — выругался Эдгар, швыряя письмо в огонь и обращая свой гнев на герольда [Герольд — в средние века — вестник, глашатай], принесшего послание. — Вы хотите, чтобы я снабдил провизией и фуражом армию, которая собирается воевать с моим королем? Нет, парень! Даже, если камни этого замка перевернутся, и сам замок сравняется с землей, я пойду со своими людьми, и буду драться с этим выскочкой Тюдором на суше и на море, парень! Так и передай своему командиру, этому… этому лорду де ла Теру.

Побледневший посланник немедленно развернулся и поспешил ретироваться. Когда он вышел через охраняемые двери, Эдгар Льюэллен лорд Эденби, удовлетворенно улыбнулся дочери.

— Жаль, дочка, что никто не может поднять руку на герольда! — сказал он в глубокой задумчивости.

Женевьева, сидя у огромного камина и почесывая уши большой собаки, глубоко вздохнула. Она глянула на тетю Эдвину и на Акселя, своего жениха, прежде чем скова посмотреть на отца.

— Отец! — сказала она твердо. — Оставь все как есть, могущественные герцоги, эрлы и бароны стараются сделать все возможное, чтобы избежать участия в этой войне. Я думаю, что осторожнее было бы не высовываться и выжидать…

— Выжидать! — воскликнул Эдгар, гневно сверкнув глазами.

Это был высокий, полный сил человек со светлыми, чуть тронутыми сединой волосами. Эдгар знал, что его дочь никогда не станет дрожать перед его взглядом, нагонявшим страх на всех прочих домочадцев.

И все же он напустил на лицо суровое выражение и с гневным пафосом изрек:

— А что же тогда такое верность? Я принес клятву нашему королю Ричарду, когда он всходил на престол! Я клялся поддерживать его людьми и оружием! И поэтому, дочь, я так именно и поступлю! Через несколько дней мы выступаем, чтобы присоединиться к королю и сражаться против этого мерзавца Тюдора!

Женевьева чуть иронично улыбнулась и снова занялась собачьими ушами, бросив на жениха смеющийся взгляд. Молодой человек хорошо знал о том, как ей нравится поддразнивать отца.

— Отец! У Генриха на знамени красный дракон Уэльса! [Уэльс — историческая область в Великобритании. Занимает полуостров Уэльс и остров Ансли, — область кельтского национального меньшинства.] Мы выступаем против…

— Ну да! Даже если все лорды Уэльса присягнули ему в вассальной верности! И тебе лучше прекратить свои насмешки!

Аксель, глядя на огонь, поймав взгляд Женевьевы, подмигнул. Она ответила тем же. Высокий, образованный, красивый и такой близкий ей человек уважительно заметил:

— Милорд Эдгар, ваша дочь, моя невеста очень тонко подметила одну вещь. Ведь, сэр, если вспомнить историю Генриха Перси, эрла Нортумбрии, то мы видим, что его прадедушка был убит в борьбе против Генриха IV. Его отец убит при Тоутонеи в это же время графство было захвачено. В 1470 году справедливость восторжествовала. Сэр! Теперь вы можете себе представить, почему Перси сидят в своем замке и им совершенно безразлично, кто будет королем?

— Перси присоединятся к королю Ричарду, — заявил Эдгар.

— Да, но будут ли они воевать? — поддразнила его Женевьева.

— Черт возьми! Девочка моя, мне никогда не следовало говорить в твоем присутствии о политике! — посетовал ее отец, но при этом он посмотрел на свою сестру Эдвину с мягкой улыбкой, которая противоречила смыслу сказанных им слов. Он очень любил Женевьеву, свою единственную дочь и наследницу.

Эдвина, которая совершенно не интересовалась политикой, ответила ему рассеянной улыбкой и снова занялась гобеленом, который она вышивала для спальни своей дочери.

Женевьева всегда считала свою тетю невероятно красивой. Она была старше Женевьевы не больше, чем на десять лет. Оставшись молодой вдовой, Эдвина со времени смерти мужа жила у своего брата Эдгара. Женевьеву радовало ее присутствие, Эдвина была для нее скорее близкой подругой, чем тетей, или старшей сестрой. А, кроме того, эта красивая молодая женщина всегда являлась незыблемым бастионом мира и спокойствия.

— Фу ты, — фыркнул Льюэллен. — Генрих Тюдор…

— Эдгар! — вмешалась его сестра.

— Не стоит и моего каблука, — закончил он упрямо, а потом подошел к своей дочери, погладил девушку по голове, и любуясь, приподнял прядь ее тяжелых золотисто-светлых волос, настолько длинных, что они ниспадали до самого пола, когда Женевьева сидела. А ее глаза… серебристо-голубые, как лучи лунного света, искрившиеся, подобно звездной пыли. К его горлу подступил комок. Мать Женевьевы, которую он так любил, умерла, когда дочь была еще совсем ребенком. О, как похожа его девочка на свою мать! Так же красива и сочетает в себе все ее качества: доброту, ум, гордость и знает, что такое долг и верность. Он перегнулся через спинку кресла дочери.

— Женевьева, — напомнил он ей. — Когда я поехал в Лондон, чтобы принести клятву верности королю Ричарду III, ты была со мной. Неужели ты хочешь, чтобы я отказался от собственных слов?

— Нет, отец, — Женевьева обернулась к нему. — Но правда и то, что самые родовитые фамилии пытаются оставаться нейтральными в этой войне. Отец, если война затянется еще несколько лет, то в стране не останется дворянства.

— Что же, у нового короля с этим не будет проблем, — сухо сказал Аксель, — ибо Ричард вполне способен создать дворянство заново.

— Этот вопрос, — пробормотал Эдгар, — дьявольски спорен. Но я поклялся с оружием в руках защищать короля Ричарда. Я дал слово и намереваюсь сдержать его. Аксель, когда наступит время, я собираюсь возглавить отряд людей из Эденби и пойти на службу к Ричарду. Полагаю, что ты тоже пойдешь со мной?

Аксель поклонился, выражая молчаливое согласие. Эдгар сказал еще несколько слов о происхождении Генриха Тюдора, которые заставили всех присутствующих улыбнуться, и быстро вышел из зала.

Эдвина расстелила свое шитье на столе, расправила гобелен и заявила, что пойдет навестить свою шестилетнюю дочь Энни, давая тем самым понять, что Аксель и Женевьева могут побыть некоторое время наедине.

Женевьева наблюдала за лицом своего жениха, когда тот смотрел на огонь. Она любила Акселя, очень любила. Он старался говорить мягко и осторожно, излагая свою точку зрения. Женевьева знала, что он всегда тщательно взвешивает каждое слово. Аксель доброжелателен, хороший слушатель, уважительно относится к ее мнению. Женевьева легко могла представить себя его женой и знала, что он будет ей хорошим, надежным мужем и другом на всю жизнь. «Кроме того, Аксель — настоящий рыцарь, — подумала Женевьева с гордостью. — А как он красив!.. Теплые карие глаза… волосы цвета спелой пшеницы… высокий, стройный, хорошо сложенный молодой человек, умный, образованный, с выдающимися способностями к языкам».

— Тебя что-то тревожит? — внезапно сказала Женевьева, внимательно вглядевшись в лицо Акселя.

Он с кислой миной пожал плечами:

— Я не хотел бы говорить об этом, — пробормотал юноша, бросив взгляд на Грисвальда, пришедшего из кухни, чтобы зажечь в зале свечи. Женевьева встала, тихо прошуршав шелком юбок и направилась к вошедшему. Она попросила слугу принести немного вина и шепотом добавила, что не прочь немного побыть с Акселем тет-а-тет.

Грисвальд принес вина и немедленно вышел из комнаты. Аксель и Женевьева уселись за стол, и она мягко погладила его по бронзовой от загара руке, ожидая, когда ее жених начнет говорить.

— Не могу перечить твоему отцу, — сказал он, наконец, глотнув терпкого старого вина. — Я также клялся Ричарду в верности, но этот случай с молодыми принцами поверг меня в глубокое смятение. Как кто-то может быть королем, если для этого ему приходится убивать детей?

— Аксель! Еще не доказано, что Ричард виновен в смерти мальчиков, — сказала Женевьева. — Многое не ясно в этом случае. Вообще сомнительно даже то, что принцы мертвы, — она помолчала, вспоминая свою встречу с Ричардом в Лондоне. Он произвел на нее большое впечатление. Несмотря на его хрупкое телосложение, в его облике было что-то притягивающее, а в глазах какой-то неземной магнетизм и отражение всей тяжести ответственности, которую ему приходится брать на себя. «Ричард, — подумала Женевьева, — не захватил трон».

Вся Англия поднялась против Вудвиллей [Эдуард IV Йорк был женат на леди Елизавете Грей, вдове Ланкастерского приверженца Джона Грея. Ее отец — лорд Риверс стал лордом благодаря браку, а до того был простым сельским рыцарем. Звали его Ричард Вудвилль. После внезапной смерти Эдуарда IV королем должен был стать его старший сын двенадцатилетний Эдуард, при котором важную роль играла его мать — королева Елизавета и ее родичи Вудвилли и Грей. Все они были крайне непопулярны среди знати, как в Лондоне, так и среди простых граждан], семьи «законного» наследника, сына его брата. Люди, включая английских купцов, просили Ричарда взять власть в свои руки, чтобы восстановить закон и порядок в стране и торговле. Женевьева не могла поверить в то, что суровый, сильный человек, виденный ею в Лондоне, был способен на убийство.

И ее отец был прав. Как и он, Женевьева принесла свою клятву верности и теперь это невозможно изменить, даже если ей докажут, что король является убийцей.

— Я вот думаю, а узнаем ли мы когда-либо правду? — промолвила девушка.

Аксель пожал плечами, затем взял ее за руку и повернув ладонью вверх, легко провел по ней пальцем, печально улыбаясь:

— Ничего из этого не имеет значения. Ричард останется королем. Генрих Тюдор противостоит ему, это правда, но даже Уэльские лорды, принесшие ему присягу вассальской верности, далеко не все станут под его знамена. Армия Ричарда превосходит численностью силы Тюдора, более чем в два раза. — Аксель поднял голову и ласково взглянул невесте в глаза: — Нам не стоит говорить об этом так много. Я не хочу, чтобы ты скучала…

— Ты же знаешь, что подобные разговоры не способны заставить меня скучать, — важно возразила ему Женевьева, заставив его рассмеяться.

— Ну, тогда я не хочу скучать сам. Так как мы с тобой обручены, и наша свадьба приближается, то я хотел бы знать, насколько красивым будет твой свадебный наряд. Будет ли он таким же манящим и соблазнительным, как и все, что ты на себя надеваешь? Или…

— Платье серебристо-серое, и весьма изысканное, — ответила Женевьева и добавила: — Эдвина расшила его жемчугом, и я уверена, что ты просто никогда в своей жизни не видел ничего столь же удивительного и прекрасного.

— Но это совершеннейшая чепуха!

— И вовсе нет… Оно…

Он поцеловал ее руку.

— Я не намерен спорить о достоинствах твоего платья. Я хочу сказать только, что то, что под ним гораздо более прекрасно, чем любая одежда на свете. Будь то шелк, шерсть, бархат или парча.

Женевьева смущенно воскликнула:

— Ох! — рассмеялась и быстро поцеловала его, сказав при этом, что Аксель — самый большой льстец на белом свете. Они поговорили еще немного, и девушка поймала себя на мысли о том, каким удачным должен стать их брак. Они любили друг друга, и Аксель считал необходимым делиться с ней тем, что угнетало его, заставляло беспокоиться и тревожиться. Конечно же, женясь на ней, Аксель приобретал много и в материальном плане, но он и сам был богат. Он одобрял то, что Женевьева хорошо знала все, что касалось наследства, хотя она никогда не говорила ему о полной стоимости своего приданного. Аксель считал, что они будут управлять своим маленьким миром вместе, и Женевьева сознавала, что более дальновидного и проницательного мужа найти очень трудно.

Когда он сказал ей, что должен присоединиться к её отцу, отправлявшемуся к Ричарду через несколько дней, она заметила, что прежде необходимо очень многое сделать. Аксель заторопился к себе, чтобы начать приготовления, и Женевьева, с нежностью и лаской глядя ему в глаза, поцеловала его на прощание. Когда он вышел, она снова вернулась к очагу и стала наблюдать за пламенем с легкой улыбкой, появившейся на ее губах. Ах, папа, папа! Как он стоек в своих убеждениях! Добрая половина Англии будет сидеть в своих норах, когда Ричард выступит на войну с узурпатором, но только не Эдгар!

Легкая дрожь пробежала по ее телу от внезапно появившейся мысли. Ее самый любимый, самый дорогой человек на земле, ее отец может быть убит!

«Но он же будет командовать более молодыми воинами, которые будут охранять его — пыталась убедить себя Женевьева. — И скорее всего он сам не будет участвовать в сражении. И наверняка Ричард быстро разгромит этого Тюдора и заставит бежать его обратно за Пролив. Ну, а если…»

От волнения сердце Женевьевы забилось быстрее, она встала и оперлась на каменную полку, когда внезапно осознала, что если она потеряет своего отца, то не сможет этого пережить. Ведь он еще совсем не стар, все еще красив и, что самое главное, очень добр и заботлив. И когда он говорит о ее матери таким нежным и благоговейным тоном, с глазами, в которых светится бесконечная любовь, она думает о том, как хорошо быть столь любимой, и мечтает о том, что ее саму будет кто-нибудь так же сильно любить.

— Мечтаешь? Это на тебя совсем не похоже.

Женевьева обернулась на насмешливый голос Эдвины.

— Я просто думала о том, что меня больше всего пугает, — честно ответила она.

Эдвина слегка вздрогнула, и Женевьева вдруг поняла, что ее тетя стала слишком пугливой с тех пор, как первые слухи о появлении Тюдора достигли замка. Эдвина подошла к очагу и, приобняв одной рукой племянницу за плечи, привлекла ее к себе.

— Эдгар, Аксель, сэр Гай и сэр Гэмфри сейчас во внутреннем дворе. Ах, эти мужчины! Я наблюдала за ними из моего окна. Они только что отправили две сотни солдат на подмогу Ричарду. А так как я знаю Эдгара, то уверена, что он конечно же послал с ними свое обещание, что вскоре явится и сам.

— Мне раньше никогда не приходило в голову, что я… что я могу потерять отца. О, Эдвина! Я ведь так его люблю! Он всегда был для меня самым близким человеком! Если…