ГЛАВА ВТОРАЯ

Казалось, что в небеса взметнулось еще одно солнце, сверкающее, пылающее в своем огненном великолепии.

И вот громадный камень, завернутый в льняное полотно, пропитанное маслом и подожженное, рухнул вниз и из-за стен и каменных залов замка Эденби раздались пронзительные крики раненых и умирающих людей.

Орудия графа де ла Тера гремели и рокотали. Но каменные стены были столь массивны, что пушечные ядра не могли нанести им сколь-нибудь существенного урона, и поэтому в дело вновь вступила наспех сооруженная катапульта. Вокруг творился кромешный ад.

Среди вспышек огня и черного порохового дыма было очень трудно разобраться, кто здесь кто. Нападавшие почти не отличались от защитников, не было видно даже красных крестов на одеждах сторонников Генриха Тюдора. Приблизительное их местонахождение можно было определить лишь по крикам «Ланкастер»!

Тристан де ла Тер в полном боевом снаряжении, в шлеме и латах, восседал на огромном коне. На плаще рыцаря красовалась алая роза. Единственной видимой частью его лица были глаза, темные, как и ночь. Он прищурившись, молча наблюдал за происходящим. Хорошо тренированная лошадь стояла под ним, как вкопанная.

Внезапно яростное восклицание вырвалось у него:

— Проклятье! Неужели они не понимают, что сопротивление бесполезно? Мне надоело это бессмысленное кровопролитие!

Находившийся поблизости ближайший его друг и соратник заметил:

— Боюсь, милорд, что они в отличие от нас, совсем не желают признавать права Ланкастерского наследника на престол. Во всяком случае, мне кажется, что лорд Эденби совсем не собирается уступать свой замок.

Как и граф де ла Тер, он страстно желал, чтобы этот неравный бой, наконец, прекратился. Но нельзя было не восхищаться мужеством врага, и оба они, как истинные рыцари прекрасно понимали не желавших сдаваться защитников замка и не могли не проникнуться уважением к их стойкости.

— Эдгар Эденби должен понять, что война есть война.

— Угу, — пробормотал Джон, в это самое мгновение вынужденный соскочить с лошади, убитой осколками разорвавшегося не более чем в ста ярдах от них, их же собственного снаряда, который по каким-то причинам не долетел до неприятельских позиций.

— Тебе было приказано захватить этот замок и вступить им во владение на правах победителя, но приказ был отдан королем, еще не утвердившимся на престоле, — продолжал Джон.

— Тем не менее, я именно так и поступил, — сказал Тристан тихо, но твердо, и пожал плечами. — Бог свидетель, я пытался сделать все, что в моих силах, и хотя я получил приказ не знать пощады, до сих пор я щадил их. Но если они не прекратят это безумие, то наши люди просто озвереют, когда ворвутся во внутрь, — он помолчал несколько мгновений: — Иногда я и сам чувствую в себе безумную жажду разрушения.

— Насилие, грабеж и разбой! Вот какое нам поручено задание, — продолжил его мысль Джон. — Я бы и сам не прочь обзавестись столовым серебром. И, когда, наконец все это закончится — он помолчал, и с кривой усмешкой закончил, — хотел бы я как следует поразвлечься с хорошенькими женщинами, испить крепкого доброго вина, да повеселиться вволю.

Де ла Тер проворчал что-то в ответ и поднял вверх руку в боевой перчатке:

— Чертов замок! Этот гордый Эденби крепко держит свою клятву верности, — он исподлобья глянул на открывавшуюся картину. Огонь высоко взмывал в зимнее небо. На крепостном валу были отчетливо видны мечущиеся взад-вперед люди в кольчугах и шлемах, отчаянно пытавшиеся затушить пламя. Замок стоял на отвесном берегу моря, которое служило естественной защитой с тыла и слева. Впереди же возвышались массивные стены из грубого камня. В некоторых местах они уже были повреждены снарядами, но не настолько, чтобы вынудить защитников капитулировать.

Тристан мрачно наблюдал за действиями своих людей, усталых, грязных и разъяренных упорством защитников. Черные от копоти и сажи, вооруженные копьями, дротиками, луками и мечами, они тем не менее упорно продолжали штурмовать замок. Ярость снова забушевала у него в крови. «Во имя Господа, Эденби! Сдавайся, — подумал Тристан. — Я совсем не хочу разрушать твой замок, но у меня нет другого выбора! Все равно я буду победителем, Эденби! Я увижу, как Генрих Тюдор воссядет на трон».

Де ла Тер добровольно перешел на сторону Генриха Тюдора и служил ему преданно. Он не мог простить Ричарда. Вполне возможно, что король и не отдавал прямого приказа уничтожить семью Тристана, но дал ясно понять, что очень недоволен де ла Тером. Поэтому убийца сделал вывод: убить всех, кто дорог молодому графу, впавшему в немилость. Можно ли было все забыть, можно ли было простить Ричарда, чье недовольство повлекло за собой безжалостное истребление всех родных и близких Тристана. И сейчас, спустя два года, душа его изнывала под тяжестью непреходящей боли. Прошлое было незаживающей раной его сердца, агонией, которой не суждено прекратиться.

Генрих Тюдор, сын Оуэна и наследник английского престола по материнской линии, человек твердых и бескомпромиссных взглядов, желал скорейшего окончания жестокой и кровопролитной войны за престол. Правда, Ричард все еще занимал трон, но Тристан был глубоко убежден, что воцарение Тюдора — вопрос времени.

Страна была недовольна политикой коварного и вероломного короля Ричарда. По какому-то несчастному недоразумению Генрих Тюдор был зол на Эдгара Льюэллена. Весьма курьезный факт, ибо Генрих прекрасно знал, что очень немногие дворяне вступили в борьбу за корону. Для большинства же прочих нейтралитет был не только разумным, но и единственным способом выжить в этой войне. А так как Эденби отказался принять сторонников Тюдора, тот приказал взять замок силой, Льюэллен же яростно сопротивлялся, не желая сдаваться приверженцам своего заклятого врага, возможно, это из-за его валлийской крови, но более вероятно, что здесь лежат глубокие личные причины. [Валлийцы, уэльцы — народность кельтской языковой группы. Предками валлийцев являются кельтские племена кимров, жившие в горных районах Уэльса и смешавшиеся с ними кельтские племена брейтов, оттесненные англо-саксами в горы Уэльса из юго-западных областей Великобритании. В течение нескольких столетий валлийцы оказывали упорное сопротивление английским завоевателям, которые окончательно покорили их только в конце 13 в.]

— Я заставлю Эденби сдаться, — заверил де ла Тер Тюдора. Но это его только рассмешило. Последние тридцать лет Эденби был широко известен своими про-йоркскими взглядами.

— Однажды он обозвал меня сумасшедшим бастардом [Бастард — в средние века в Западной Европе — внебрачный сын владетельной особы (короля, герцога и т. д.)], — сказал Генрих Тюдор Тристану, — с тех пор он совершенно не изменился и не сдастся до тех пор, пока его замок не сравняют с землей. — Генрих нахмурился, по его лицу пробежала легкая тень. — Иди и разрушь замок Эденби, Тристан. — При этих словах он смерил Тристана своим пронзительным взглядом. — Не давай никому пощады. Возьми Эденби и Эденби твой. Не забывай, с какой жестокостью обошлись йоркисты с твоей семьей.

Тристан не забывал этого никогда. Но, несмотря на слова Тюдора, он прекрасно знал, что человеку, который собирается стать королем, не нужны земли, где некому будет работать. Тюдор мог дать выход своей личной вражде с Эденби, но претендент на престол был рачительным хозяином, ему нужны заселенные земли, чтобы и крестьяне и лорды исправно платили свои налоги.

Если бы только Эденби уважил их первую просьбу о пище и фураже! Тогда де ла Теру не нужно было бы обращаться к Тюдору за дальнейшими распоряжениями, и тот не отдал бы такого жестокого приказа.

— Черт бы их побрал! — снова гневно выругался Тристан. Когда они возьмут замок, невозможно будет удержать солдат от грабежа. Ведь нельзя же, отправив людей на штурм, подвергая их смертельной опасности, запретить им пользоваться плодами победы. Оставалось молить бога, чтобы все это кончилось, как можно скорее.

— Будь, что будет! — пробормотал он в сердцах и поднял руку, подавая сигнал Тибальду, управлявшему катапультой. Не успела его рука опуститься, как еще один ревущий горящий шар смерти полетел в направлении крепости.

Из замка раздались крики боли и ярости, пронзительные, громкие. Воины на валах засуетились и забегали, пытаясь затушить возникший пожар.

Де ла Тер, прищурившись, смотрел сквозь дым и пламя. Крепостные стены теперь были пусты, его люди заверили, что даже те, кто осмелился остаться, не смогут выдержать слишком долго.

Внезапно Тристан заметил высокую фигуру одиноко и гордо стоящую на валу. Он, всматриваясь, моргнул. Клубящийся дым, блики пламени создавали впечатление необычности и сверхъестественности происходящего. Чем больше Тристан вглядывался, тем слабее становились крики и стоны, казалось, что они перенеслись в другое место, и время. Там стояла женщина. Женщина, облаченная в белоснежное платье, которое разносилось на ветру. Солнечный луч, пробившийся сквозь пелену серого дыма, коснулся ее золотистых волос, ниспадавших до самых колен, и заиграл на них, создавая вокруг ее головы волшебный ореол. Женщина совсем не замечала ни дыма, ни огня. Она оперлась руками о стену и, казалось, внимательно смотрит прямо на Тристана. Ему не было видно ее лица, но каким-то шестым чувством де ла Тер ощутил, что у нее нет страха, что она преисполнена презрения к их безуспешным попыткам захватить замок. Женщина стояла так открыто, в ее позе сквозил такой вызов, что Тристан был потрясен такой дерзкой отвагой.

— Что она делает на крепостном валу? Где ее отец, муж, брат, почему они позволяют ей там стоять?

Бедная Лизетта умоляла пощадить ее, но над ней не сжалились. Эта же женщина стояла, смело глядя в лицо опасности, и ни один волос не упал с ее головы. Что-то всколыхнулось в сердце Тристана, ему отчаянно хотелось броситься к ней, стащить ее оттуда, хорошенько встряхнуть, чтобы она поняла, что ей угрожает.

— Милорд Тристан! — де ла Тер обернулся и увидел обращающегося к нему Тибальда. — Какие будут приказания?

— Может быть, дадим по ним еще один залп? — ухмыльнулся Джон.

— Пока нет, подожди, — Тристан повернулся и снова посмотрел на замок. Женщины на валу уже не было. — Мы продемонстрировали им всю нашу мощь, и теперь стоит еще раз послать им предложение сдаться.

Внезапно из-за крепостных стен вылетела туча стрел, многие из которых были подожжены. На этот раз крики раздались среди нападавших. Воины де ла Тера падали на землю, обожженные, истекающие кровью.

— Поднять щит! — скомандовал Тристан и его громоподобный голос перекрыл шум боя. Он не сдвинулся с места, только поднял, прикрываясь от смертоносного дождя, свой щит, на котором ястреб сражался с геральдическим львом. Его люди спокойно и уверенно подмяли щиты и сомкнули их края, чтобы дать возможность вынести с поля боя раненых. Наконец, обстрел прекратился.

Губы Тристана гневно сжались в тонкую полоску, узкую, как лезвие кинжала. Он резко обернулся к Тибальду.

— Они желают сражения! Ну так они его получат!

Еще один снаряд!

Тибальд кивнул воинам, обслуживающим метательную машину, и еще один снаряд был подожжен и затем отправлен в цель.

Де ла Тер теперь не слышал криков из-за стен замка. Он был слишком занят, отдавая распоряжения, руководя выносом раненых с поля боя. Даже его громадный конь испуганно приседал и переступал с ноги па ногу от происходящего вокруг столпотворения. Стоны людей смешивались с предсмертными криками лошадей, и все это тонуло в клубах густого порохового дыма.

Наконец, Тристан снова обратил внимание на замок. Над ним высоко взметались языки пламени, черный дым поднимался в небо, но нигде не было видно белого флага, означавшего готовность сдаться. Де ла Тер приказал возвращаться в лагерь. Тот же самый крутой обрыв, прикрывавший замок, позволил нападавшим разбить свой лагерь в непосредственной близости от замка, но вне досягаемости стрел его защитников.

К тому времени, когда воины смогли, наконец, справиться с катапультой и сдвинуть ее с места, лицо графа уже не предвещало ничего хорошего. Когда отряд достиг лагеря, и де ла Тер спешился, даже Джон, мельком взглянув на него, не осмелился с ним заговорить.

Черные, как вороново крыло, волосы Тристана, ниспадали на воротник платья, впереди же они почти доходили до бровей, но обычно были зачесаны набок. Кожа его приобрела бронзовый оттенок из-за долгого пребывания под солнцем. Черты лица были довольно резкие: густые брови вразлет, высокий лоб, выдающиеся вперед скулы, длинный прямой нос и подбородок, казавшийся высеченным из камня. Когда же у него было такое выражение лица? Когда-то он часто улыбался, но в последнее время, Джон очень редко видел своего друга улыбающимся.

В последние два года губы Тристана чаще всего были сжаты с такой суровостью, что даже очень смелые люди отводили взгляд. Глаза его, живые, подвижные, выразительные, в гневе загорались огнем, который, казалось, исходил из самых глубин ада. Достаточно было только глянуть на него, чтобы понять: Тристан де ла Тер, настоящий рыцарь, и соответствует этому званию гораздо больше, чем многие другие.

Он возвышался над прочими, худощавый, но с широкими плечами, под его одеждой угадывались стальные мускулы, окрепшие благодаря многолетней привычке к обращению с оружием. Тристану еще не было тридцати, по сравнению со многими баронами, он безусловно считался молодым человеком, но ни у одного из них не возникло и тени сомнения в его праве командования. Во всех сражениях он всегда был впереди своих воинов и порой, казалось, что граф намеренно бросает вызов смерти.

«Что-то гнетет его», — подумал Джон, наблюдая за своим другом.

Он последовал за Тристаном в его палатку и молча стоял, пока тот снимал шлем и доспехи, и умывался холодной водой.

— Позови Аларика, — коротко приказал де ла Тер, и Джон поспешил выполнить распоряжение.

Несколько минут спустя писец Аларик явился в палатку. Это был уже старый человек, служивший верой и правдой еще отцу Тристана. Граф сцепил руки за спиной и начал мерить шагами пространство палатки. Аларик спокойно следил за ним, ожидая, когда милорд начнет диктовать. Ярость Тристана была заметна только по блеску его глаз. Начав говорить, он не кричал, его голос был сух и спокоен, но те, кто знали его хорошо, могли легко догадаться по интонациям, что де ла Тер едва сдерживает себя.

— Скажи им, — произнес он наконец, — скажи им, что они не дождутся пощады, что мы завтра возьмем замок, и они будут молиться Богу о милосердии, но он будет глух к их молитвам, ибо я, Тристан де ла Тер, граф и пэр Англии на службе у Генриха Тюдора, возьму замок Эденби во что бы то ни стало.

Он замолчал. Закрыв глаза, обдумывая следующую фразу, Тристан, как наяву видел своих людей, умирающих, истекающих кровью под градом стрел. Его силы превосходили защитников замка по численности, он должен победить. Граф открыл глаза и посмотрел на писца:

— Да, именно так. Аларик, доставь это под стены крепости под нашим знаменем и огласи дважды, чтобы они поняли: пощады не будет.

Писец кивнул, поклонился и поспешил выйти из палатки. Тристан обернулся к Джону.

— Есть ли там для меня хороший кусок мяса? По-моему у нас должно еще остаться «Бордо»? Да, и я хотел бы услышать от Тибальда рапорт о наших потерях и состоянии раненых.

Некоторое время спустя они сели за стол, на котором их ожидала скромная трапеза. У графа был уже готов план атаки на завтра.

— Перед самым рассветом или на рассвете, — сказал он. Увидев Аларика, внезапно появившегося в палатке, Тристан вопросительно глянул на него и нахмурился.

— Они дали ответ на ваше послание, милорд. Они настоятельно просят, чтобы вы согласились встретиться с лордом замка Эденби, один на один в месте, удален ном от стен замка на два полета стрелы на скалистой площадке над морем.

— Не соглашайся на это, Тристан! — предостерег его Джон, — это не больше, чем просто уловка.

— Они просили вас, милорд, во имя Христа, согласиться на встречу, — напомнил Аларик.

Тристан колебался, задумчиво отпивая вино из кубка.

— Я постараюсь подготовиться к любым неожиданностям. И пусть обе стороны принесут клятву, что не будет устроена ловушка.

— Да, йоркисты обещали, что он будет один, и вам ничего не грозит.

— Их обещание весит не больше, чем обещание бешеной собаки, — воскликнул Джон.

Де ла Тер в сердцах стукнул серебряным кубком по столу.

— Господь свидетель! Я потерял уже достаточно много людей! И я клянусь, что, встретившись с этим лордом, я заставлю их сдаться мне, на моих условиях.

Не прошло и часа, как Тристан снова сидел на коне. Он не одел шлема, не взял с собой меч, единственным его оружием был кинжал, спрятанный за голенищем сапога. Джон сопровождал де ла Тера на место встречи. Наконец, они остановились и спешились у подножия скалы. Джону было знакомо это место, он побывал здесь в день, когда их солдаты впервые пошли на приступ замка.

— Будь, осторожен, Тристан, — предупредил он.

— Я всегда осторожен, — ответил тот и, повернувшись к скале, внимательно осмотрел ее. Сбросив с плеч плащ, он начал карабкаться вверх между огромными выветренными валунами, освещая себе путь небольшим фонарем, который держал в высоко поднятой руке.

Через несколько минут он достиг условленного места встречи. Никто не смог бы спрятаться на продуваемой ветром площадке. Здесь они будут наедине. Но все равно граф внимательно обследовал скалистое плато, так как не испытывал особого доверия к этим йоркистам.

— Эденби! — закричал он, — Покажись!

Позади Тристана послышался негромкий шум, и он немедленно обернулся, готовый тут же выхватить кинжал и ударить, но застыл, пораженный. Это была та самая женщина, которую он видел на крепостной стене. Она снова была в белом платье. Было ли это то платье, в котором она стояла там? Неужели дым и гарь не испачкали его? При лунном свете ее волосы, казалось, все еще хранили солнечные лучи. Это был воистину золотой цвет, волосы обрамляли прекрасное лицо, как бы вышедшее из-под резца скульптора, такое юное, бледное и нежное. Большие глаза притягивали и манили, и в то же время взгляд их был горд и дерзок, и лунные блики мерцали в их таинственной глубине. Она тоже держала фонарь, который бросал мягкие отсветы на ее лицо и играл золотом в прекрасных волосах.

Внезапно Тристан почувствовал, что начинает злиться и от того, что она пришла сюда, и от того, что она стояла на крепостной стене.

— Кто вы? — спросил он хрипло. — Я пришел для того, чтобы встретиться с лордом замка Эденби, а нахожу здесь… женщину.

Она смерила его холодным взглядом, затем опустила длинные ресницы, и презрительная улыбка тронула уголки ее рта.

— Лорд замка мертв. Он был убит на четвертый день сражения.

Де ла Тер поставил свой фонарь в расщелину скалы и, положив руки на пояс, медленно обошел девушку кругом.

— Итак, — сказал он. — Лорда Эденби нет в живых. Тогда где же его сын, брат, кузен или другой мужчина, который обладает правами наследника, и стал лордом замка после его смерти?

Она отступила, как будто Тристан попытался ударить ее, и ответила:

— Я, сэр. Я — лорд замка.

— Значит, это вы виновница бессмысленного сопротивления, которое стало причиной стольких смертей, значит на вас кровь всех павших?

— Я? — она приподняла золотистую бровь. — Нет, сэр. Я не приказывала ни на кого нападать, я не приказывала захватывать чужие дома, творить разбой, грабеж, и убийства. Я только пытаюсь защитить то, что принадлежит мне по праву.

— Я не хотел ни разбоя, ни грабежа, ни убийства, но теперь, леди, боюсь, что этого невозможно будет избежать, — задумчиво произнес Тристан.

Она слегка наклонила голову.

— Значит не осталось ни одного шанса на то, что я могла бы сдаться с честью?

— Поздно просить об этом, леди, — жестко ответил граф. Навряд ли я смогу что-либо изменить. Вы считаете, что мои люди — безжалостные убийцы и грабители? Да, они стали такими в результате вашего сопротивления.