Когда он вошел, Шелли раскладывала бумаги у себя на столе. Он был похож на героя из романтического фильма.

Внешность у него была потрясающей — этого Шелли не могла не признать. Блестящая кожа, вьющиеся черные волосы. Его темные глаза на мгновение остановились на ней.

— Здравствуйте, — любезно произнес он.

Она тут же возненавидела себя за то, что ее сердце так отчаянно забилось. Она помолвлена, и ей не полагается находить привлекательными других мужчин. Она придала лицу самое суровое выражение и сухо спросила:

— Что вам угодно?

— Ну, на это можно ответить по-разному.

Он приветливо улыбнулся, и голова Шелли пошла кругом. Она вспыхнула, а его губы тронула улыбка.

Никогда в жизни она не встречала подобных людей. В его ленивых манерах южанина было что-то пугающе влекущее. Он излучал чувственность, искушал.

Он указал на длинную серебристую машину — самую дорогую в салоне:

— Вы не прокатите меня, cara [Cara — милая (итал.).]?

— Я?! — Шелли тряхнула головой. — Нет, я не могу… Сейчас я позову Джеффа. Я, к сожалению, не вожу.

— Вы ошибаетесь. — Он вновь улыбнулся. — Водите, точнее, сводите. Мужчин с ума. Ведь у вас аквамариновые глаза на алебастровом лице.

При этом изысканном комплименте она не могла не покраснеть. Впоследствии она спрашивала себя, почему ему внезапно захотелось пофлиртовать с ней. Волосы ее были убраны назад в простой пучок, на ней не было никакой косметики. А еще позже она осознала, что его, как и Дрю, привлекла ее невинность.

Против всякого ожидания, он уговорил Джеффа отпустить ее с ним на прогулку в приглянувшейся машине, и тогда Шелли подумала, что этот человек смог бы уговорить прилив отойти вспять. Он занимался торговлей произведениями искусства — у него в Милане была собственная галерея. Необыкновенно яркими словами он описывал картины, которые покупал, а Шелли завороженно его слушала. Он сказал, что она хороша, как картина, и он готов дать ей работу, стоит ей только пожелать.

Он купил машину, расплатившись наличными, к радости Джеффа, а на следующий день прислал ей цветы в знак признательности за помощь. С чувством вины она зарылась лицом в розовато-лиловые цветы и вдохнула их тонкий аромат. Но она оставила букет на работе, не решившись забрать его домой: ведь мать могла поинтересоваться, откуда он. А на следующий день цветы завяли.

Она была растеряна. Дрю работал так много, что они почти не виделись. Ей шел двадцать первый год, и жизнь представлялась ровной прямой дорогой. Поэтому, когда Марко однажды предложил ей коктейль после работы, она неожиданно заколебалась:

— Даже не знаю…

— У вас есть молодой человек?

Она подняла левую руку и торжественно ответила:

— Жених.

— Может быть, я должен спросить у него разрешения?

— Нет, только не это! — пылко возразила Шелли.

Он пожал плечами.

— На следующей неделе я возвращаюсь в Италию. Возможно, я позвоню вам, когда в очередной раз буду здесь. Вам не трудно будет приехать в Лондон?

Да ей легче слетать на Марс! Она никогда больше не увидит Марко. Так что же плохого в том, чтобы всего лишь принять приглашение на коктейль?

Прежде ей не приходилось бывать в «Западном». Отель располагался на противоположном конце города, и посещать его могли только самые богатые приезжие — даже при том, что блеск его с годами тускнел.

Марко провел ее к столику, откуда открывался потрясающий вид на море, и от этой панорамы, от запаха кожаных кресел, от ледяного шампанского у нее закружилась голова.

На обратном пути Марко притормозил на некотором расстоянии от дома Шелли, и, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, ей показалось, что она смотрит фильм о какой-то другой женщине. Она сказала себе, что ею движет чистое любопытство, и подставила губы. До тех пор целовал ее только Дрю.

Но оказалось, что это как шоколад: невозможно остановиться. И ей потребовалась вся сила воли, чтобы вырваться из его объятий и побежать к дому. Лай Флетчера терзал ее уши, а щеки онемели от ощущения вины.

И она не заметила темную фигуру, скрытую тенью деревьев…

Воспоминания развеялись подобно сновидению. Шелли взглянула на часы и поняла, что стоит на пустынном пляже почти час. Действительно ли Дрю недавно был здесь, или он тоже ей пригрезился?

Она медленно побрела по дороге к своей машине, чувствуя себя опустошенной, как выдохшееся шампанское.

Неужели она могла думать, что время сделало ее равнодушной к нему? Или — что еще хуже — она воображала, как он обнимет ее и станет говорить, что никогда ее не забывал?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Дом показался Шелли меньше, чем он был в ее памяти. И куда более запущенным. Краска с оконных рам облупилась, а сами окна выглядели такими пыльными, как будто сошли с первого кадра ролика, рекламирующего моющее средство. Но трава перед домом аккуратно подстрижена, в углах не видно сорняков. А это кто мог сделать? — поразилась она, доставая из машины сумку с покупками.

Чтобы войти в дом, ей пришлось с силой толкнуть дверь, так как на полу скопилась куча пожелтевших рекламных проспектов. Она содрогнулась. Внутри было холодно — до горечи холодно, и в ноздри ударил резкий, нездоровый запах сырости и пустоты.

Она миновала прихожую, прошла в небольшую гостиную и огляделась. Тоска по прошлому заползла в ее душу. Везде, где только возможно, стояли фотографии, изображающие Шелли в разные периоды ее жизни.

Вот она круглолицый младенец, завернутый в одеяло и выглядывающий из колыбели. Вот на пляже малышка сосет палец и таращится в объектив. А вот ее первый школьный день: она держится уверенно и гордо, хотя форма ей велика. А вот долговязый, угловатый подросток — девочка на пороге юности.

Однако дольше всего ее взгляд задержался на снимке, где она была вместе с Дрю. Вероятно, фотография была сделана в период их помолвки: его рука свободно лежала на ее плече, смотрели они не на фотографа, а друг на друга — и смеялись от счастья.

Шелли закусила губу, повернулась, быстро вышла из комнаты и поднялась на второй этаж в свою спальню.

Там тоже ничего не изменилось. Ни единой мелочи. Белый, украшенный розовыми бутонами плед все так же лежал на ее узкой, одинокой кровати. Кактус, который привез ей Дрю, по-прежнему стоял на подоконнике. Даже ленточка, которой он был обвязан, сохранилась, хотя уже поблекла.

Шелли выглянула вниз, в сад, составлявший когда-то гордость ее матери, и обомлела. Он был так же опрятен и ухожен, как и лужайка перед входом, и вид его составлял резкий контраст с царящим в доме запустением.

Вдоль гравийной дорожки росли тщательно подстриженные кусты, около задней двери стояли два лавровых дерева. У темного деревянного забора буйно цвели астры. На мгновение Шелли перенеслась в прошлое. Она проглотила слюну и отвела взгляд от окна, опасаясь, что упадет в обморок, если немедленно не выпьет чаю.

Шелли прошла в кухню, отметив про себя старомодный вид мебели и выцветшую краску на стенах. Да, все здесь блеклое и невзрачное, особенно в сравнении с теми апартаментами, где она жила с Марко. Затем она повернула кран.

Безрезультатно.

Она выругала себя за глупость, когда щелкнула выключателем, зная заранее, что и это ничего не даст.

Некоторое время Шелли стояла в тишине, не замечая, как к входной двери приближается темный силуэт. Наконец громкий стук вернул ее к действительности.

Открывая дверь, она бессознательно отметила про себя высокий рост посетителя, и сердце ее забилось как сумасшедшее. Да, это был Дрю, все еще в синем свитере и джинсах, но собаки с ним уже не было.

— Привет, Дрю, — наконец произнесла Шелли. — Вот не думала, что ты будешь моим первым гостем.

На его губах появилась горькая усмешка.

— Можешь поверить, я не собирался наносить тебе визит.

— И все-таки ты здесь?

— Главным образом из любопытства, — медленно отозвался он. — И еще мне позвонила Дженни. Она настояла, чтобы я зашел.

— А-а. — Шелли не знала, выдало ли ее лицо мимолетную досаду. Они с Дженни были лучшими на свете друзьями — до случая с Марко, когда Дженни, само собой, встала на сторону брата. А с тех пор они не встречались и не обменялись ни единым словом. — Откуда она знает, что я приехала?

— Она твоя соседка. Живет в нашем старом доме. Если ты забыла, то это здесь же.

— Дженни живет здесь?

Та ли это Дженни, которая называла Милмут бездушным мусорным ящиком, их старый дом — мышиной норой и была готова при первой возможности убраться куда подальше? От удивления Шелли широко раскрыла глаза.

— То есть она живет с родителями?

— Нет, нет. — Дрю нетерпеливо мотнул головой. — Родители перебрались на остров Уайт. А Кэти устроилась в Лондоне.

— Как дела у Дженни? — осмелилась спросить Шелли.

— Надо полагать, она больше моего рада, что ты приползла…

— Нет, Дрю, не приползла. Я вернулась с высоко поднятой головой.

— Ну, пусть так.

Однако по его сверкнувшим глазам она поняла, что он ей не верит.

Она глубоко вздохнула.

— Ты не знаешь, кто ухаживал за нашим садом?

Он помолчал.

— Моя сестра.

— Твоя сестра? — Изумлению Шелли не было предела. — Должно быть, она очень изменилась, если занялась садом.

Дрю рассмеялся.

— Да нет, не сама. Она нанимает работника на несколько часов в неделю и просит его, чтобы он присматривал и за вашим садом. — Уголки его губ опустились. — Иначе здесь давно бы все заросло.

— Это замечательно, — печально произнесла Шелли.

На это Дрю ничего не сказал, и только его синие глаза смерили ее долгим взглядом.

— Так где любовничек?

— Я попрошу тебя не называть его так! — Она вздохнула. Не стоит никого обманывать. Особенно Дрю. Нельзя повторять былые ошибки. — Его здесь нет.

— Ясное дело. Неужели ты думаешь, что я бы пришел, зная, что он засел в спальне и дожидается тебя?

— Интересно, откуда ты знаешь?

— Сестра сказала, что в машине был только один человек.

— Значит, Дженни уже начала трепаться о моем приезде?

Дрю покачал головой.

— Собственно говоря, нет. Дженни увидела машину — она даже не знала, что это твоя машина, — и позвонила мне на всякий случай.

— На какой случай? — сердито перебила его Шелли. — Какое тебе дело до моей жизни?

— Итак, между вами все кончено? — не унимался Дрю. — Почему он не с тобой?

Что ж, рано или поздно правда выйдет наружу.

— Ну да, он не со мной, потому что все кончено.

— Ты не вернешься к нему?

— Нет.

Это слово упало тяжело, как камень в воду.

— Так что случилось?

Шелли удивленно вскинула голову.

— Я не обязана отвечать.

— Правильно, не обязана. — Глаза Дрю сверкнули. — Согласен. Но не исключено, что тебе захочется ответить, собираешься ли ты поселиться в доме, который не проветривался два года, где нет ни воды, ни электричества. Ты не можешь принять ванну. Не можешь спустить воду в туалете. Даже суп себе разогреть не можешь. — Он посмотрел на нее с холодной насмешкой. — Не очень ты разумно поступила, Шелли.

— Я уехала из Италии… Я спешила.

Он скользнул взглядом по ее измятому льняному костюму.

— Он тебя выгнал, да?

Она отвернулась, и все-таки он успел заметить слезы в ее глазах.

— Дрю, зачем ты пришел? Чтобы оскорбить меня? Разозлить меня?

— Я тебе объясню, зачем я пришел, — тихо ответил он. — Сейчас конец октября. Возможно, за эти три года Милмут изгладился у тебя из памяти, поэтому позволь тебе напомнить, что в это время погода на побережье — не подарок. Тебе никак нельзя оставаться здесь на ночь. Ты замерзнешь. А воду и свет тебе подключат в лучшем случае завтра.

От его спокойных рассуждений ей захотелось закричать — в основном потому, что он был прав.

— Если ты ждешь, что я упаду перед тобой на колени и начну умолять о помощи, то я вынуждена разочаровать тебя.

Он вскинул брови и беззаботно отозвался:

— Котенок, можешь падать передо мной на колени сколько угодно. Дела это не изменит.

При этом прозрачном намеке она вспыхнула, но нашла в себе силы мужественно встретить его взгляд.

— Я сама найду себе номер в гостинице.

— Ты уже сделала заказ?

— О да, безусловно! — саркастически воскликнула она. — А сюда я приехала только затем, чтобы разыграть пантомиму с якобы зажиганием света и поисками воды, помня при этом, что в гостинице меня ждет теплая и уютная комната!

— Маленькая истеричная дрянь, — пробормотал Дрю. — Сам не знаю, зачем я сюда явился с какими-то замшелыми представлениями об ответственности.

— Так почему ты до сих пор не ушел? — с вызовом крикнула она.

— Да потому, Шелли, что, в отличие от твоего прежнего любовника, у меня есть кое-какие убеждения. И не в том дело, что я не стану соблазнять невесту другого человека. Мне как-то нелегко будет заснуть, зная, что женщина ночует одна в холодном и пустом доме. Даже если эта женщина — ты.

Вот это да!

— Неужели ты хочешь мне сказать, что намерен предоставить мне постель на ночь?

При этих словах Дрю напрягся, и в его глазах блеснул синий огонь.

— А, так вот, значит, чего тебе хочется, Шелли! Тепла человеческого тела? Кожей о кожу? Создать какое-никакое трение, верно? Правда, я не подумал о бойскаутских штучках вроде добывания огня трением палочек…

— Ты читаешь слишком много порнографии, — бросила она.

— Ну, нет, — негромко возразил он. Теперь блеск его глаз испугал ее. — Я, котенок, таким способом своего не добиваюсь.

— Не смотри на меня так, Дрю. Мне это не нравится.

— Врешь! — спокойно отозвался он. — Тебе от этого хорошо.

— Нет!

И все же, к отчаянию Шелли, се тело готово было с ним согласиться. В этом безжалостном сексуальном вызове было что-то, чему она не могла противиться, и в ее мыслях промелькнул отклик на голодное выражение его глаз. Она попыталась оттолкнуть ненужные мысли, но образы, возникшие в воображении, заставили ее пульс лихорадочно забиться. Голова вдруг стала тяжелой.

Хуже того. Груди ее начали напрягаться, и затвердевшие соски сильнее почувствовали ткань лифчика. Она отвернулась в надежде, что он не заметил.

— Нет? — Он поднял брови. — Ну, ну, Шелли, давай не будем изображать лицемерную добродетель! Ты не забыла, что разговариваешь со мной? Я — тот самый парень, который видел, как ты выходишь из авто незнакомого мужчины! Если бы я тогда знал, что ты, котенок, до такой степени желаешь секса, я бы с радостью принял меры.

Она отступила.

— Сколько раз я буду повторять тебе, что я не изменяла тебе? Ты же знаешь, что ничего не было!

— Физически — возможно, — холодно согласился он. — Если ты хочешь сказать, что на той стадии он еще не овладел тобой…

— Прекрати! — Она зажала ладонями уши. — Хватит грубостей! Я не обязана стоять здесь и выслушивать…

— …правду, — мягко подхватил Дрю. — Шелли, ведь больше всего тебя задевает то, что я говорю правду.

— Правда сложнее, чем тебе представляется, Дрю Гловер! Что же до твоего предложения насчет постели… Если ты считаешь, что я проведу ночь рядом с тобой, то ты заблуждаешься!

— Не помню, чтобы я предлагал тебе провести ночь со мной. Я всего лишь спросил, заказала ли ты номер.

— Нет, не заказала, — отрезала Шелли. — Я уже сообщила тебе, что выехала в спешке.

— Конец курортного сезона, — напомнил ей Дрю. — Найти пристанище ты сейчас сможешь только в «Западном». И то если тебе очень повезет.

— В «Западном»?

Шелли вспомнила поблекшую роскошь «Западного». Чтобы остановиться там, необходимо заплатить целое состояние и еще приплатить. Хотя Шелли отложила большую часть заработанных в Италии денег, она не намеревалась жить в шикарных отелях, которые быстро сожрут все ее накопления.

— Мне кажется, ты была бы рада вновь оказаться там, — поддразнил ее Дрю. — К тебе вернутся счастливые воспоминания! Это же там ты встречалась с итальянцем? — Он насмешливо хлопнул себя по лбу. — Ах да, я забыл! Всего один раз выпили шампанского! Дешевое развлеченьице, вот кем ты была, а, Шелли?

Эти слова стали последней каплей.

— Я выслушала от тебя, Дрю Гловер, все, что могла!

Она размахнулась, чтобы ударить его по щеке, но он легко уклонился от пощечины.

— Характер! — воскликнул он. — Хотя мне нравится, когда женщина дает себе волю. Эту сторону в наших отношениях мы еще не исследовали, правда? А жаль.

Шелли разжала кулак и потянулась к Дрю пальцами с розовыми ногтями, но он опять был готов к ее нападению.

— Нет уж, киска! — проговорил он, легко перехватил ее руку и прижал ладонь к своей шершавой щеке, отчего ее пальцы инстинктивно расслабились. Запястье оказалось у его подбородка, и Дрю, должно быть, почувствовал бешеное биение пульса: он улыбнулся хищной улыбкой, которой она никогда прежде не замечала у него.

Она почувствовала дрожь в спине.

— Возбудилась? — с усмешкой спросил Дрю.

— Разочаровалась! — парировала Шелли. — Я хочу тебя ударить!

Он пожал плечами.

— Не думаю, что ты это сделаешь. По-моему, тебе хочется сыграть со мной в другую игру. В такую, где мы были бы одинаково сильны физически и где ты проявила бы столько же страсти, как и бросаясь на меня. Ты этого хочешь каждой клеточкой своего тела, просто сейчас это было бы не к месту, да, Шелли? Поэтому ты направляешь свою страсть в другое русло и пытаешься меня ударить. — Его голос зазвучал тверже. — Да какого черта, детка? Почему бы и не позволить себе? Предлагаю пойти в комнату, лечь на пол и сделать это!

Самое страшное заключалось в том, что его слова не шокировали и не пугали ее; нет, они наполняли ее таким мощным желанием, какого она никогда не испытывала прежде. Это желание обессилило ее; она оцепенело стояла перед Дрю, открыв рот, и смотрела на него с покорностью.

— Загорелась, ага, Шелли? — прошипел он, торжествуя. — Еще как загорелась. Глаза большие и темные, как у кошки. Видела бы ты, как у тебя пылают щеки! А сюда посмотри. — Он указал взглядом на ее грудь. — Две маленькие твердые штучки сводят любовника с ума…

— Ты мне не любовник! — проговорила она, задыхаясь. — И никогда им не был.

— Верно, не был, — признал он. — Но у нас достаточно времени на то, чтобы исправить положение.

— Нет! Никогда! — закричала Шелли. — А теперь сделай милость, уходи!

— Ты уверена?

— Уверена, как если бы…

— Дрю! Дрю, ты еще там?

Потеряв власть над собой, не в силах выйти из гипнотического транса, Шелли смотрела на него.

— Кто это? — шепотом спросила она.

— Сестра, — отозвался Дрю с невеселой усмешкой. Затем он отпустил руку Шелли, рывком распахнул дверь, и Шелли оказалась лицом к лицу с Дженни Гловер.

В последний раз она видела сестру Дрю три года назад, перед тем, как покинула Милмут, чувствуя осуждение окружающих, и потому в душе приготовилась к враждебному отношению со стороны Дженни.

Но Дженни казалась вполне спокойной, по крайней мере внешне. Она не кривила с отвращением губы, как ее брат. За прошедшее время сестра Дрю сильно изменилась, и Шелли старалась сохранять невозмутимость, надеясь не показать Дженни своего удивления.

В прежние времена в облике Дженни было немало черт, отличавших и ее брата: высокий рост, крепкое сложение, глянцевые волосы, чистая кожа, что объяснялось природным здоровьем. Но Дженни переменилась.

Теперь она казалась ниже — возможно, из-за плеч, вздернутых, как у человека, вечно не уверенного в себе. Ее густые темные волосы были растрепаны и явно нуждались в услугах парикмахера. Кожа сделалась бледной и тусклой. Но больше всего удивила Шелли ее фигура. Живот у Дженни выпирал, и общая худоба только подчеркивала это обстоятельство. На ней были старые джинсы и грязный свитер; от девочки со смеющимися глазами, какой она была прежде, ее отделяла бездонная пропасть.