Шерри Тёркл

Живым голосом. Зачем в цифровую эру говорить и слушать

В моем доме было три стула — один для одиночества, два для дружеской беседы, три для гостей [Перевод З. Е. Александровой.].

Генри Дэвид Торо, “Уолден, или Жизнь в лесу”

Говорили мы много, но это не назовешь беседой.

Сэмюэл Джонсон, The Rambler (1752)

В защиту идеального собеседника

Дневники эмпатии

Двенадцатилетние играют на детской площадке, словно восьмилетние… Похоже, они неспособны поставить себя на место других детей.

Завуч средней школы Холбрук об “эмпатическом разрыве”, который она заметила у учащихся [Холбрук — вымышленное название. В этой книге имена людей, на которых я ссылаюсь, и названия учреждений, где я побывала (школ, университетов, фирм и т. д.), изменены. Настоящие имена приводятся в тех случаях, когда я обращаюсь к документам публичного характера или цитирую сказанное на открытых форумах. Подробнее о моем методе на страницах 369–370. — Здесь и далее, за исключением особо указанных случаев, прим. авт.].

Зачем нужна книга об идеальном собеседнике? Мы и так постоянно общаемся: обмениваемся сообщениями, размещаем посты в социальных сетях, участвуем в чатах. Именно там, у экранов наших мониторов, мы чувствуем себя уверенно и легко. Оказавшись в кругу семьи и друзей, с коллегами или любимыми, мы то и дело утыкаемся в телефоны, вместо того чтобы уделить внимание близким. Мы готовы признать, что лучше отправим сообщение в социальной сети или по электронной почте, чем согласимся на личную встречу или телефонный звонок.

В этой новой жизни вся наша коммуникация стала опосредованной, и это приводит к проблемам. Разговор с глазу на глаз — наиболее человеческое (и наиболее очеловечивающее) из всех наших действий. Всецело ощущая присутствие собеседника, мы учимся слушать. Именно в этих обстоятельствах у нас развивается способность к эмпатии. Именно тогда мы испытываем радость быть услышанными, быть понятыми. Разговор способствует саморефлексии, беседам с самими собой, которые являются краеугольным камнем развития на раннем этапе и продолжаются в течение всей жизни.

Но в наши дни мы находим способы избежать разговора. Мы прячемся друг от друга, даже находясь в постоянном контакте. Дело в том, что на экранах своих устройств мы предстаем такими, какими хотели бы себя видеть. Конечно же, и в реальных встречах всегда есть элемент представления, но когда мы сидим в социальных сетях, в комфортной для нас обстановке, нам гораздо проще что-то придумывать, редактировать и улучшать по мере надобности.

Мы говорим, что утыкаемся в телефоны, когда нам скучно. А нам то и дело становится скучно [Согласно исследованию, проведенному Исследовательским центром Пью в 2015 году, более молодые пользователи мобильных телефонов “выделяются тем, что особенно склонны использовать телефон в двух ситуациях: чтобы избежать скуки и чтобы избежать окружающих людей”. Smith A. U. S. Smartphone Use in 2015 // Pew Research Center for Internet, Science, and Technology. 2015. April 1. http://www.pewinternet.org/2015/04/01/us-smartphone-use-in-2015.], ведь мы привыкли находиться в постоянном потоке контактов, информации и развлечений. Мы все время “где-то”. На занятиях, в церкви или во время деловых встреч мы порой теряем интерес к происходящему и надеемся найти что-то интересное на экранах наших устройств. В словаре даже появился новый термин — “фаббинг” [Phubbing образовано от слов phone — “телефон” и snubbing — “пренебрежительное отношение”. — Прим. пер.] [Macmillan Dictionary, Buzz-Word section. http://www.macmillanthedictionary.com/us/buzzword/entries/phubbing.html.]. Этим словом обозначают ситуацию, когда человек умудряется одновременно смотреть на собеседника и переписываться в мессенджере. Мои студенты признаются, что постоянно этим занимаются и что это не так уж сложно.

Мы словно принадлежим к одному племени, храним преданность одной партии. Мы проверяем сообщения, когда выдается свободная минутка или когда попросту не можем устоять перед соблазном интернета. Даже дети с большей готовностью обмениваются сообщениями, нежели общаются с друзьями лицом к лицу — более того, они охотно тратят на виртуальное общение время, которое вполне могли бы провести наедине со своими мыслями и мечтами.

Все это приводит к бегству от беседы — по крайней мере от беседы спонтанной и ничем не ограниченной, от беседы, во время которой мы обсуждаем различные идеи, находясь здесь и сейчас, представая перед собеседником с открытым забралом. Ведь именно в ходе этих разговоров развивается эмпатия и укрепляется близость, а социальное действие обретает силу. Именно такие диалоги способствуют творческому сотрудничеству в образовательной и профессиональной сфере.

Но эти беседы требуют времени и пространства, а мы привыкли говорить, что очень заняты. Отвлекаясь за обеденным столом или в гостиной, на деловых встречах или на улице, мы повсюду замечаем следы новой “безмолвной весны” [Carson R. Silent Spring. Boston, 1962.] — этим термином Рейчел Карсон обозначила момент, когда мы, наконец, заметили, что технический прогресс наносит урон окружающей среде. Теперь пришло время осознать очередную перемену [Пример такого осознания — короткометражный фильм режиссера Майлза Кроуфорда “Я забыла свой телефон” (I Forgot My Phone); автор сценария и исполнительница главной роли — Шарлин де Гузман. Размещенный в сети в августе 2013 года, этот фильм служит предостережением всем тем, кто старается уклониться от разговора вживую. В один прекрасный день жизнь молодой женщины идет своим чередом, если не считать одного исключения: она забыла свой телефон. Она просыпается в объятиях любовника — он лениво поглаживает ее по руке, проверяя свой е-мейл. У кого-то на дне рождения гости наперебой стараются сфотографировать именинный торт. Когда приходит время для тоста, все бросаются фотографировать шампанское. Ланч с друзьями проходит в гробовой тишине — все заняты своими электронными устройствами. Когда героиня приходит в боулинг и выбивает страйк, никто из друзей не говорит ей “дай пять”, потому что все строчат в телефонах. Она даже не может посмеяться со своим парнем, когда они идут на комедийное шоу: вместо того, чтобы посмеяться на самом деле, парень пишет пост “о смехе” и делится им с друзьями в социальной сети. Спустя полгода после выхода фильм собрал почти сорок миллионов просмотров. На мой взгляд, его популярность дает основания для сдержанного оптимизма. Узнав себя в этом нерадостном сценарии, люди, возможно, захотят пересмотреть свои отношения с устройствами. См.: I Forgot My Phone. https://www.youtube.com/watch?v=OINa46HeWg8.]. На сей раз нам становится ясно: технологии наносят урон эмпатии. Мы уже поняли, что даже безмолвное мобильное устройство [Przybyliski A., Weinstein N. Can You Connect with Me Now? How the Presence of Mobile Communication Technology Influences Face-to-Face Conversation Quality // Journal of Social and Personal Relationships. 2012. P. 1–10; Misra S., Cheng L., Genevie J. et al. The iPhone Effect: The Quality of In-Person Social Interactions in the Presence of Mobile Devices // Environment and Behavior. 2014.] может помешать беседе. Уже само присутствие телефона приводит к тому, что связь между собеседниками ослабевает и они уделяют друг другу меньше внимания.

Несмотря на всю серьезность ситуации, я смотрю на нее с оптимизмом. Осознав проблему, можно попытаться пересмотреть свое поведение. Вот тогда-то мы и сможем стать идеальными собеседниками. “Исцеление с помощью беседы” поможет нам сохранить связи, поставленные под угрозу цифровым веком.

“Они знакомятся с другими учениками, но эти знакомства кажутся поверхностными”.

В декабре 2013 года ко мне обратилась завуч средней школы Холбрук, расположенной на севере штата Нью-Йорк. Она попросила меня проконсультировать преподавателей, обеспокоенных тем, что в дружеских отношениях учеников наблюдался разлад. В своем приглашении завуч сформулировала эту проблему так: “Похоже, ученики не заводят друзей, как это было раньше. Они знакомятся с другими учениками, но эти знакомства кажутся поверхностными”.

Пример поверхностных знакомств учеников средней школы меня убедил. Я уже слышала, что такое происходит и в других школах, с учениками старших классов. Таким образом, было решено, что я присоединюсь к выездному семинару преподавателей школы Холбрук. Я захватила с собой новую записную книжку, на обложке которой уже час спустя написала: “Дневники эмпатии”.

Ведь именно об этом думали учителя из Холбрука. У детей в этой школе эмпатия не вырабатывалась должным образом — такой вывод сделали педагоги на основе своего многолетнего опыта. Ава Рид, завуч школы, признается, что нечасто вмешивается в социальные механизмы общения школьников, но недавно ей все-таки пришлось это сделать. Ученица седьмого класса исключила одноклассника из списка участников школьного мероприятия. Рид пригласила нерадивую семиклассницу в свой кабинет, чтобы узнать, почему это произошло. Школьнице почти нечего было ответить.

...

[Семиклассница] говорила почти как робот. Она сказала: “У меня нет никаких чувств по этому поводу”. Она не считывала сигналы о том, что ее действия ранили одноклассника. Не то чтобы эти дети жестоки — скорее, эмоционально неразвиты. Двенадцатилетние играют на детской площадке, словно восьмилетние. Они исключают друг друга из игры подобно тому, как это сделали бы восьмилетки. Похоже, они неспособны поставить себя на место других. Они просто говорят своим сверстникам: “Вы не можете с нами играть”.

У них не развивается способность чувствовать другого человека, они не учатся слушать и слышать друг друга.

Педагоги школы Холбрук с энтузиазмом используют образовательные технологии, но на выездном семинаре следуют так называемому принципу предосторожности: “Признаки, а не доказательства того, что вред нанесен, становятся для нас сигналом к действию” [Эта фраза — часть стенной росписи, посвященной профилактике рака в Кембридже, штат Массачусетс; именно так те, кто внесли свой вклад в эту роспись, синтезировали принцип предосторожности. Howe G. Cambridge Mural Cries Out Against the Cancer Epidemic // Peacework Magazine. 1999. March. http://www.peacework magazine.org/pwork/0399/039904.htm.]. Эти учителя полагают, что видят такие признаки. Они борются за то, чтобы дети разговаривали друг с другом в классе, чтобы они обращались друг к другу напрямую. Они борются и за то, чтобы школьники были готовы встретиться с педагогами. Один из учителей замечает: “[Ученики] сидят в столовой, уткнувшись в телефоны. Если они и делятся чем-то друг с другом, то только тем, что видят у себя в телефонах”. И это сегодня считается беседой? Если да, то она не выполняет функций, которые выполняла беседа в былом понимании. С точки зрения педагогов, раньше беседа учила эмпатии, а вот нынешние ученики, по-видимому, понимают друг друга куда хуже.

Меня пригласили в Холбрук, потому что я долгие годы изучала детское развитие в технологической культуре. Я начала работу в 1970-е, когда некоторые школы экспериментировали с персональными компьютерами в классах или специальных компьютерных лабораториях. Я работаю над этой темой и сегодня, когда многие дети приходят в школу с собственными планшетами или ноутбуками или пользуются устройствами, которые им выдали в школе.

Уже в самом начале я обнаружила, что дети используют виртуальный мир для экспериментов с идентичностью. В конце 1970-х — начале 1980-х дети использовали несложное программирование в качестве выразительного средства. Тринадцатилетняя девочка, создавшая свой собственный графический мир, сказала: “Когда вы занимаетесь программированием, вы помещаете в компьютерный мозг кусочек собственного разума, и это дает вам возможность взглянуть на себя по-другому”. Впоследствии, когда персональные компьютеры стали порталами для онлайн-игр, дети начали экспериментировать с идентичностью, создавая профили пользователей. С появлением новых игр и новых компьютеров некоторые детали менялись, но нечто существенное осталось неизменным: виртуальное пространство — область, позволяющая исследовать самих себя [По теме моих ранних исследований, посвященных детям и цифровой культуре, см.: Turkle S. The Second Self: Computers and the Human Spirit. Cambridge, 2005 [1984]; Turkle S. Life on the Screen: Identity and the Age of the Internet. New York, 1995.].

Кроме того, неизменной осталась тревога, которую у взрослых вызывает увлечение детей техникой. С самого начала педагоги и родители беспокоились, что компьютеры чересчур притягательны для подрастающего поколения. Они с сожалением наблюдали, как дети с головой уходят в игры, забывая об окружающих людях и предпочитая в течение длительных периодов компьютерные миры реальности.