Мы можем сделать шаг вперед в наших семейных и дружеских отношениях, но, кроме того, существует публичное общение, обозначенное третьим стулом Торо. Такие беседы тоже нуждаются в наставниках. В этом контексте вспоминаются педагоги и студенты: аудитория — общественное пространство, где учащиеся могут проследить за ходом мыслительного процесса. Университетским преподавателям зачастую неловко просить студентов отложить электронные устройства на время занятия. Еще несколько лет назад большинство преподавателей признавались, что не желают быть “няньками” для своих студентов и что “обеспечение порядка” — работа не для них. Но теперь мы уже знаем, что учащийся с открытым ноутбуком склонен к многозадачности. Кроме того, это снижает качество работы [Sana F., Weston T., Cepeda N. J. Laptop Multitasking Hinders Classroom Learning for Both Users and Nearby Peers // Computers and Education. 2013. Vol. 62. P. 24–31.] не только студента с открытым ноутбуком, но и всех остальных студентов, сидящих рядом с этим человеком. Поэтому в наши дни педагоги уже не столь почтительны. Многие начинают семестр с объявления, что у них в аудитории использование электронных устройств не допускается, или специально выделяют время под общение “без техники”.
Я встречала руководителей фирм, которые рекомендуют сотрудникам улаживать разногласия и приносить друг другу извинения лично. Новый руководитель компании примерно тридцати пяти лет признает, что в принципе избегает личных бесед, но его вдохновляют еженедельные общие собрания, где коллеги “просто разговаривают”. Хотя этот руководитель не до конца уверен, что сможет донести свой месседж, он отзывается о еженедельных совещаниях так: “Это место, где я учусь вести диалог”. Глава другой фирмы начинает собрания своей команды с требования положить все ноутбуки и мобильные телефоны в корзину у дверей. Она устала от собраний, где все участники строчат сообщения.
Кроме школы и рабочего места существует еще и публичное пространство.
В СМИ можно часто услышать устоявшуюся формулировку: “Нам необходима беседа на национальном уровне” [В Библии слово “беседа” (“conversation”) означало отношение человека как гражданина к общине. В середине XIV века это слово по-прежнему считалось производным от слов, означающих “жить вместе, общаться с другими людьми”, а также связанных со “способом поведения человека в мире”. Dictionary.com, Online Etymolog. http://dictionary.reference.com/ browse/conversation.]. Однако эксперты, которые выходят с этим предложением, привыкли к быстрой смене кадра, стычкам между различными партиями и перемене темы — будь то погода или расизм, — если речь идет об очередном новостном цикле. Кроме того, им не в новинку, что их выступления в программах новостей могут сопровождаться бегущей строкой внизу экрана, посвященной совершенно иным событиям. Эта бегущая строка впервые появилась в новостных передачах во время дипломатического кризиса в Иране в 1981 году, когда сотрудники посольства США были взяты в заложники. Что бы ни происходило в остальных сферах жизни, американцы хотели следить за судьбой своих сограждан в Иране круглосуточно. Кризис закончился, но бегущая строка, рассеивающая наше внимание, сохраняется. Более качественный общественный диалог потребует усилий. Но важно не путать сложное и невозможное. Сосредоточившись, мы поймем, что знаем, как делать эту работу.
А исключения отменяют проблему?
Проблема, которую я характеризую как “бегство от беседы”, далеко не всегда привлекает наше внимание (в отличие от новых технологий!), поэтому очень просто отложить ее решение на потом. Люди по-прежнему беседуют друг с другом (во всяком случае, это выглядит как беседа), поэтому мы можем и не замечать, как сильно изменилась наша жизнь. В этом плане бегство от беседы сопоставимо с глобальным потеплением: сегодня мы чувствуем себя в безопасности в своих домах и обычно не думаем, какой будет жизнь “через тридцать лет”. Есть соблазн предполагать, что исключения ставят под вопрос существование проблемы или вовсе отменяют ее.
Каким бы тревожным образом ни менялись погодные условия на всей планете, если вдруг выдался чудесный солнечный день, один из лучших дней на вашей памяти, вы с легкостью забудете о глобальном потеплении. Подобным же образом мы теперь нечасто уделяем собеседнику все наше внимание, но все же иногда это случается. Мы забываем, насколько редким стало полноценное живое общение, забываем, что многие молодые люди взрослеют, так и не узнав, что это такое — ничем не прерываемая беседа за обеденным столом или во время прогулки с родителями и друзьями. У молодежи телефоны всегда под рукой.
Я часто выступаю перед родительской аудиторией, и многие описывают свои трудности в общении с детьми. И вдруг кто-нибудь поднимает руку и заявляет: “Мой шестнадцатилетний сын любит разговаривать”, словно это позволяет нам закрыть тему.
Нет, тема не закрыта. Так и не оценив всех последствий использования цифровых технологий, мы предпочитаем думать о них как об источнике удовольствия. Проблемы же, по всей видимости, связаны с непредвиденными последствиями. Чтобы оценить такие последствия [Десятки сотен бесед о беседе послужили первоисточником для этой книги. Я начинаю с бесед “первого стула”, посвященных уединению и саморефлексии, а затем перехожу к беседам “второго стула”, связанных с дружбой и близостью (беседы с семьей, друзьями и возлюбленными). Затем я перехожу к миру “третьего стула”, имеющему отношение к нашим социальным связям: беседы об образовании, работе и политике. Кроме специально оговоренных случаев, все интервью, на которые я ссылаюсь, состоялись в период с 2010 по 2015 годы. Если речь не идет об открытой информации или публичном заседании, то я не раскрываю подлинные имена опрошенных людей и названия учреждений (школ, университетов, корпораций), которые я посетила. // Чтобы обсудить беседы “первого и второго стульев”, я разговаривала с более чем 150 молодыми людьми, от подросткового возраста до тридцати с небольшим лет; с одними мы беседовали в группах, с другими — по отдельности, а с третьими — в семейной обстановке. Большую часть групповых бесед я провела в офисе или переговорной комнате. Некоторые из них были “беседами в домиках” с детьми в летнем лагере: каждый раз это было примерно по десять ребят, уже занявших свои места в двухъярусных кроватях незадолго до того, когда выключат свет. Кроме того, 27 взрослых поделились со мной своими самыми запоминающимися разговорами. Я также поговорила с 64 сотрудниками средней и старшей школы: с учителями, воспитателями, психологами и администрацией. В некоторых местах, чтобы отразить события последнего времени, я обращаюсь к голосам молодых людей, с которыми беседовала в 2008–2010 годы. Таким образом, я изучила более 300 интервью, где зафиксированы не столь отдаленные времена, когда СМС и социальные сети еще были в новинку. // Мои главы о “беседах трех стульев” посвящены высшему образованию и работе. Работая над главой об образовании, я поговорила с профессорами колледжей и университетов, с администрацией и студентами. В этом случае трудно подсчитать количество людей, с которыми я беседовала, потому что я опиралась на разговоры, состоявшиеся в течение десятилетий, проведенных в университете. // Занимаясь главой о работе, я общалась с рядом специалистов, в том числе с юристами, врачами, архитекторами, консультантами и представителями сообщества финансовых услуг. В компании по разработке программного обесепечения, которую в этой книге я называю HeartTech, в дизайнерской фирме, которую я называю “Стоддард”, и в консалтинговой компании, которую я называю Ready-Learn, я смогла организовать фокус-группы, а также провести индивидуальные беседы с широким кругом сотрудников, от инженеров и программистов до финансовых руководителей, архитекторов и помощников по административным вопросам. Собирая материал для главы о работе, я побеседовала с 202 профессионалами. // Говоря о беседах в публичном пространстве, я обращаю внимание на растущую политическую сенсибильность тех, кто вырос со смартфонами, поэтому главным образом возвращаюсь к своим данным о подростках и молодых людях.], я следую путем, подсказанным тремя стульями Торо: первый для уединения, второй для дружбы, а третий для общества.
По словам Торо, когда беседа выходила из берегов, он выводил гостей на воздух. Этот образ привел меня к мысли о “четвертом стуле”: о беседах, которые Торо даже не мог вообразить. Я смотрю на созданную нами “вторую природу” и пытаюсь вести с этой искусственной природой диалог. Мы изобрели машины, способные говорить [Я изучала наши беседы с умными машинами более трех десятилетий. Сотни испытуемых, детей и взрослых, были вовлечены в эту работу. Обзор предыдущих исследований вы найдете в моей книге Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other. New York, 2011.], и в общении с ними не можем не приписывать человеческие свойства объектам, напрочь лишенным таких свойств.
Мы отправились в путешествие забвения. На этом пути несколько станций. Сперва мы общаемся посредством машин и забываем, как важен личный контакт для наших отношений, нашего творческого начала и способности к эмпатии. Затем мы делаем следующий шаг и говорим не просто посредством машин, но и обращаясь к машинам. Это переломный момент. Когда мы рассматриваем возможность беседы с машинами о наиболее человеческих наших невзгодах, наступает миг расплаты, приближающий нас к концу путешествия забывания. Это возможность заново утвердить нас в максимальной человечности.
Пришло время снова стать идеальным собеседником
Опубликовав в 2011 году книгу “Одиночество вместе”, где я критически высказалась о том, как невнимательны мы бываем друг к другу, несмотря на свой статус “всегда на связи”, я сознавала, что описываю сложности, которые большинство людей не хочет видеть. Наше общество просто без ума от цифровых технологий. Подобно молодым влюбленным, мы боимся испортить романтику слишком долгими разговорами. Но сегодня, спустя всего несколько лет, атмосфера изменилась. Мы созрели для беседы. Теперь мы видим, что мобильные устройства отвлекают нас от детей, возлюбленных и коллег. Мы уже готовы пересмотреть свой поверхностный энтузиазм под лозунгом “чем чаще мы на связи, тем лучше”.
Теперь мы уже задаемся вопросом, до какой степени цифровые коммуникации подчиняют нас себе. Мы узнали, что получаем нейрохимический “кайф” от их использования. Мы осознаем, что потребность быть “всегда на связи” мешает нам выкладываться на все сто, быть на высоте. Поэтому мы позволяем себе отчасти разочаровываться возможностями, обретенными благодаря новым технологиям.
Мы готовы признать, что нуждаемся в тех вещах, которые подавляются социальными сетями. В моей предыдущей книге речь шла о возникающей проблеме; эта книга — призыв к действию. Пришло время скорректировать курс движения. Для этого у нас есть все необходимое. Мы есть друг у друга.
