Круглое лицо Бенито сморщилось, он озадаченно рылся в памяти.

— Диего Торрес? — прохрипел он, не на шутку испугавшись этого сурового солдата.

— Да, тот марран, которого ты вместе со своим дружком Варгасом когда-то презирал, — почти добродушно произнес Аарон, непринужденно положив руку на рукоятку меча. Он увидел, как молодой монах отшатнулся в смертельном страхе. С мрачным удовлетворением Аарон повернулся и прошествовал через двор к стражнику, охранявшему покои Л а Рабиды.

— Этот речной воздух всегда угнетал меня, — пробормотал он, вдохнув влажный гнилой запах. Но как только он прошел мимо купы олеандровых кустов, то услышал голоса и звук шагов по гравию.

Высокий человек с тусклыми рыжими волосами, одетый в поношенный голубой камзол и много раз штопанную черную шерстяную накидку, стоял и беседовал с полным, невысоким мужчиной в коричневой одежде своего ордена. Стоявший возле отца одиннадцатилетний мальчик первым заметил Аарона и побежал через разделявшее их пространство, радостно приветствуя прибывшего.

— Диего Торрес! Это ты? Я надеялся, что мы снова встретимся до того, как мы с отцом уедем во Францию. — От своей матери-португалки он унаследовал круглые карие глаза. Ребенок обнимал Аарона, а глаза его сверкали искренним восторгом.

— Да, Диего, это я. Ты ведь не думал, что так легко потеряешь меня? — Он взъерошил черные кудрявые волосы мальчика и с любовью сказал: — Я принес хорошие новости. Тебе не надо больше бояться, что придется учить еще один незнакомый язык. Двор Шарля Восьмого обманул надежды твоего отца.

— Торрес! Как славно снова видеть тебя, мой молодой друг! — воскликнул Колон, большими шагами шествуя через двор. — Ты однажды уже спас мою жизнь при осаде Басы. Вели меня не обманывают уши, кажется, я снова перед тобой в долгу?

Два высоких худощавых человека заключили друг друга в крепкие объятия, и в это время к ним подкатился коротенький пухлый брат Хуан. Францисканец наблюдал, как Торрес вручил Колону бумагу с официальной печатью.

— Это послание от их величеств? Тогда мы можем предпринять путешествие в Индию?

Внимательные голубые глаза Кристобаля проницательно сощурились. Он сломал королевскую печать.

— Не думаю, что король Фердинанд отправил сына своего самого надежного врача в такую дальнюю дорогу — из лагеря в Санта-Фе, если бы не поручил ему привезти исключительно важные новости. Он быстро просмотрел содержание послания. — Наконец-то я буду оправдан, после того как томился здесь шесть лет!

Аарон коснулся своей сильной рукой ладони Кристобаля:

— Не позволяй слишком быстро расти твоим надеждам, мой друг. Пока ее падет Гранада, король с королевой будут только изучать дело. Они сейчас думают лишь о том, чтобы выгнать мавров из их последнего оплота.

— Но это наверняка скоро произойдет! Ведь ты сражаешься в их армии, — уверенно сказал юный Диего.

Трое взрослых рассмеялись над воодушевлением мальчика. Потом Аарон сухо ответил:

— Даже такой устрашающий солдат, как я, не может быстро разгромить армию Боабдила. Возможно, это будет в конце года.

— Но тогда мне не придется оставлять Кастилию и хлопотать о моем деле во Франции, — благородно произнес Кристобаль.

— Я не думаю, что король Шарль проявит благосклонность и выслушает, — вмешался брат Хуан.

— Согласен. Французы вечно вмешиваются в политику итальянцев, но когда в Кастилию придет мир, монархам понадобится богатство, что обещают торговые пути в Индию, — сказал Аарон, стряхивая свою пыльную одежду.

— Ты проделал такой долгий путь с королевским поручением и, наверное, очень устал, — сказал монах. Я распоряжусь о том, чтобы тебе приготовили еду и постель. А пока отдохни в моей библиотеке с Кристобалем и Диего. — С этими словами монах засеменил по двору, созывая работников, которые должны были исполнить его приказание.

Удобно расположившись в тяжелых кожаных креслах в библиотеке, Аарон и Кристобаль потягивали вино и обсуждали свои планы, а мальчик сел между ними на табурет и слушал с восторженным вниманием.

— Нам повезло, что ты приехал сейчас. Мы должны были уехать с первыми лучами солнца, — сказал Колон.

Аарон усмехнулся:

— Кто-нибудь сказал бы, что на то была воля Божья.

— Я был бы одним из таких, — тихо ответил Кристобаль, но его глаза горели. Мое предприятие все равно будет иметь успех.

Севилья, январь 1492 года

Аарон с любовью обозревал свое родовое поместье, глядя с открытой галереи на третьем этаже. Апельсиновые и лимонные деревья тихо качались от дуновения утреннего бриза, а журчащий фонтан, казалось, пел ему свою песню. И все же Аарон Торрес не чувствовал умиротворения.

— Ты так мрачен, сын мой. Война окончилась, ты, хвала Господу, вернулся невредимым в свою семью. — Строгое лицо Серафины Торрес было гладким и не соответствовало ее пятидесяти годам, несмотря на то что в темно-каштановых волосах сквозили серебряные нити.

Но как долго любой из нас будет оставаться невредимым? Вот в чем вопрос, — тихо ответил он. — Сейчас, когда пала Гранада, эти Трастамары обратят внимание на нас — Фердинанд пустит нам кровь из-за денег, Изабелла — из-за своего религиозного пыла.

Брови Серафины изогнулись.

— Конечно же нет, ведь мы так настрадались, чтобы обеспечить себе безопасность. Мы приняли христианство, и так поступили тысячи. Твой отец давно верой и правдой служит королевскому двору.

— И переженил своих детей на отпрысках самых могущественных старых христианских знатных семей в Кастилии и Арагоне. Да, я знаю это, — резко сказал Аарон.

— Твоя речь непонятна, и направлена она не в то русло, сын мой. Бенджамин поступил так, чтобы спасти нас.

— Ты хорошая и верная жена, мама. Но, — он тяжело вздохнул, — мой отец выбирает то, что он считает единственным вариантом. Мой брат Матео стал чужеземцем, его заботят лишь интересы торгового флота его жены-каталонки. А Анна… Я не могу простить тою, что случилось с Анной.

— Я тоже не могу. Но когда мы обручили ее с Лоренцо, мы же не знали, насколько несчастлива окажется она в браке. — Голос ее сорвался.

Аарон выругался про себя и взял руки матери в свои:

— Прости меня. Я понимаю, что ни ты, ни отец не могли это знать.

— А сейчас Анна страдает от его жестокости, — тихо сказала Серафина. — Он отправил ее в свои поместья неподалеку от Севильи, чтобы там она ожидала рождения ребенка. Пусть развлекается со своими шлюхами при дворе. Ей теперь все равно.

— Но мне не все равно. Его вопиющее вероломство сокрушило ее. Он заплатит за ее боль, жестко сказал Аарон.

— Никогда не говори так! Ты сам только что говорил, насколько опасно положение новых христиан в Кастилии. Вряд ли мы можем позволить себе, чтобы член нашей семьи противостоял племяннику герцога Медины-Сидонии. Она на удивление сильно сжала своими маленькими ручками его плечи и выдержала напористый взгляд его таких же, как у отца, синих глаз.

— Сейчас я не стану бросать ему вызов. Я тоже оценил значение терпеливости. И еще больше хитрости — от моего короля. В свое время, когда дела нашей семьи будут устроены… — Он не стал распространяться о своем плане нанести Лоренцо удар, когда зять будет ослаблен, и вместо этого спросил: — А ты регулярно получаешь письма от Анны?

— Да. Она рада ребенку и страстно ожидает его рождения. — Серафина помолчала немного и посмотрела на своего молодого сына: ему всего двадцать лет, а он закален жизнью больше, чем многие убеленные сединами мужчины. — Рафаэла гоже беременна.

— Значит, Матео обеспечит наследника нашей фамилии!

— И это еще более подчеркивает положение моего младшего сына, этого вечно неугомонного мятежника, — сказал Бенджамин Торрес, входя в зал.

— Бенджамин! Ты дома. Ты скакал всю ночь? Наверное, ты очень устал, — сказала Серафина, тепло обнимая мужа.

— Да. В Малаге я получил весточку, что этот молодой командир плутов распустил всех своих людей после победного въезда в Гранаду. Ты видел своего друга Колона перед тем, как приехал домой? — спросил Бенджамин, обнимая Аарона.

— Мы вместе поехали в Гранаду. Он увидел в поражении мавров дурное предзнаменование своей миссии.

Бенджамин повернулся к Серафине:

— Пожалуйста, дорогая, мне надо обсудить кое-какие дела с Аароном.

— Войдите в дом и сядьте вы оба. А я прикажу повару приготовить праздничный обед для двух голодающих, — сказала Серафина, видя, как отец и сын молча обменялись взглядами.

В течение многих лет они ссорились. Внешне Аарон походил на отца, но во всех других отношениях был полной его противоположностью. Нежный Бенджамин был искусным врачом, тихим книгочеем. Аарон был солдатом, безжалостным и отважным, человеком действия, а не размышлений. Слава Богу, что он обладал выдержкой.

Серафина прошла по галерее, которая огибала весь дом, потом спустилась по лестнице и пересекла двор, чтобы попасть на кухню.

Отец и сын устало сидели на горке парчовых подушек, которые покрывали две длинные низкие кушетки. Аарон понимал, что старик не стал бы скакать всю ночь напролет только ради того, чтобы на день раньше увидеть жену и сына.

— Что за заваруха заставила тебя бросить твоих больных в Малаге?

Бенджамин мрачно усмехнулся:

— Я не могу ничего от тебя скрыть. Исаак в городе и хотел бы поговорить с нами.

— А ты уверен, что мы станем рисковать, чтобы нас увидели с твоим еврейским братом? — В тот самый момент, когда он задал этот жестокий вопрос. Аарон проклял себя за свою безжалостность. — Прости меня, отец.

— Исаак простил меня. Вопрос в том, простил ли ты меня, сын? — с глубокой печалью в голосе спросил Бенджамин.

Ты же знаешь, что да. Я часто говорю, прежде чем думаю, а потом жалею о своих словах. — Аарон встал и начал беспокойно ходить по комнате. Где мы можем встретиться с дядей Исааком? Мы не можем открыто пойти к нему домой.

— Это можно сделать под покровом темноты. Поскольку сегодня не пятница, не еврейский праздник, служки святой палаты не будут столь бдительны, — сдерживая себя, произнес Бенджамин.

Глаза инквизиции повсюду. Отец, тебе следовало быть в Гранаде после триумфального въезда в город. Этот старый чокнутый Торквемада, который так обожает огонь, недавно устроил огромный костер, но на сей раз не для людей, а для книг сокровища мусульманских библиотек, тысячи томов на арабском и еврейском, все они уничтожены! И что еще хуже, его власть над королевой растет день ото дня.

— Торквемада — лишь старый безумец, — тихо сказал Бенджамин. — Монархам нужны деньги, и мы, а не он, можем их собрать для них. Король Фердинанд все еще опирается на многих еврейских советников, таких, как твой дядя Исаак. И даже казначей гражданского ополчения — Авраам Сенеор — еврей, который отвечает за самое могущественное законное войско во всей Кастилии.

— Если быть евреем столь безопасно, тогда для чего мы стали католиками? Не лучше ли оставаться с дядей Исааком и отказаться от принятия христианства?

Ты знаешь, почему мы согласились, — устало объяснил Бенджамин. — Одна ветвь дома Торресов должна была принять христианство, чтобы гарантировать наше выживание, если случится самое худшее. Исаак согласился с этим пактом. А также Серафина и Руфь. Ты был слишком юным…

— Мне было четырнадцать лет, а Анне пятнадцать. Матео было семнадцать. Мы помним, как было раньше. Сейчас мы ни христиане, ни евреи. И нас никогда не примут старые христиане. Это игра на острие кинжала. Семьи делали это, чтобы спасти себе жизнь и имущество, чтобы их не лишили собственности и не продали в рабство в Северную Африку. Однако, став новообращенными христианами, мы попали под власть великого инквизитора еще в большей степени, чем когда были евреями.

Мы часто спорили об этом, Аарон. Поэтому я хочу поговорить с Исааком. Он принесет дворцовые вести. Он отправил мне в Малагу» записку. Готовится нечто грандиозное, и это касается тебя.

— Наверное, Колону дали комиссионные для его предприятия! — взволнованно воскликнул Аарон.

— Возможно, осторожно ответил Бенджамин, потом проницательно, оценивающе поглядел на сына. — Ты доверяешь этому генуэзскому моряку?

— Да, — искренне ответил Аарон. — Он такой же, как мы, — чужак в любой стране, где оказывался. Я сражался с ним бок о бок. Он отважный и стойкий и при этом целеустремленный и решительный.

— Он одержимый! — нахмурившись, перебил Бенджамин.

— Я не географ и не моряк, но верю в Кристобаля. Если он вернет неизмеримые богатства из Катэя, и Сипангу, он получит безграничное расположение короля.

— А ты разделяешь с ним это расположение? — нежно улыбнулся Бенджамин.

— Я никогда не доверяюсь покровительству этого ублюдка Фердинанда Трастамары или его фанатички-жены, но то, что мы узнаем земли, лежащие за морем, даст нам возможность отказаться от неуверенности в нашем будущем, — ответил Аарон, по-прежнему расхаживая перед отцом по мавританскому ковру.

— Не называй нашего короля ублюдком! — напрягся Бенджамин.

— Прошу прошения, — цинично ответил Аарон. — Ты же провел много лет в служении дому Трастамары. Ты знаешь, кто они такие. Они завладели троном Кастилии и Арагона через убийство — мать Фердинанда отравила своего сводного брата Карлоса, а Изабелла подстроила своему брагу Алонсо падение с лошади.

— Но ни одна из этих историй не была доказана. Фердинанд и Изабелла сейчас правят Испанией, и это факт, — не допускающим возражения тоном сказал Бенджамин. — Давай отбросим в сторону твою хандру в отношении монархов. Я желал бы знать, как ты относишься к поддержке этого генуэзца.

— Я бы поехал вместе с ним. Еще кто-нибудь из евреев поддерживает его при дворе? — спросил Аарон, устремив взгляд на усталое лицо отца.

Бенджамин задумчиво подергал себя за светлую бороду.

— Несколько человек.

— А Изабелла? — спросил Аарон, — Кристобаль часто говорил, что она сочувствует его предприятию гораздо больше, чем ее супруг. — Он цинично улыбнулся. — Безусловно, собственное религиозное рвение Колона вполне убедительно. Он часто говорил, что богатства Индии помогут отвоевать Иерусалим. Не знаю, насколько он по-настоящему верит, что это возможно, но он — набожный, преданный сын Рима.

— Несмотря на то что в детстве у Изабеллы был духовник — противник Торквемады, королева поддерживает тех, кто будет финансировать Колона, — ответил Бенджамин, — Наверное, она говорила с ним о взятии Иерусалима. Подумай только, сколько мусульман и евреев могли бы быть обращены в христианство и потом подпасть под власть инквизиции.

В дверь раздался тихий стук, а потом вошла Серафина вместе с девушкой-служанкой, которая поставила поднос с едой на медный столик, стоявший между отцом и сыном. Отпустив служанку, Серафина села возле мужа и взяла кисть винограда.

— Ты устал, Бенджамин. Поешь, а потом отдохни.

— Отец, — нерешительно произнес Аарон. — Я… не хочу, чтобы мы ссорились.

Бенджамин посмотрел на младшего сына — свое зеркальное отражение лет сорок назад.

— И все же мы, похоже, постоянно ссоримся, — тихо ответил он. — Мы живем в недоброе время. Аарон. И бремя выживания изматывает всех нас. Но ты только помни, что мы все — мой брат Исаак, моя свояченица Руфь, их дети — одна семья. Дом Торресов будет жить в Испании, а дети наших детей прославят нас.

Страстные слова отца эхом раздавались в голове Аарона весь оставшийся день, пока он ждал наступления сумерек. Ему очень хотелось еще раз увидеть дядю. Он запомнил старика грубоватым, прямым, гордым своим наследством. Как он мог вынести служение Трастамарам?

Спустилась тьма. Копыта лошадей громко стучали по булыжнику. Крики дозорных разносились по извилистым улочкам, а ночь плыла без приключений, холодная, туманная — подходящая ночь для тайного свидания.

— Помню, когда я был маленьким, здесь собирались на сходки, — прошептал Аарон Бенджамину, пока они привязывали лошадей в конюшне. Потом они вошли с заднего входа.

— В таком случае ты многое помнишь, — печально сказал Бенджамин. Он постучал один раз, коротко и резко. Дверь тут же широко распахнулась. Скрытый капюшоном слуга безмолвно указал рукой, и они пошли за ним по темным винтовым каменным ступеням.

Исаак Торрес был совершенно не похож на своего брата: небольшого роста, кряжистый, с жесткими темными волосами. И только глаза, такие же пронзительно-синие, как у Бенджамина, выдавали их родство. Его добродушное лицо расплылось в широкой улыбке при виде его высокого элегантного брата и племянника, который стал солдатом. После того как они обнялись и постарались смахнуть с глаз свидетельство их волнений, Исаак указал на круглый дубовый стол.

Давайте садитесь. Я попросил Руфь приготовить прохладительные напитки. Глоток холодного вина, немного свежих фруктов и хлеб.

Они расселись вокруг стола на украшенные богатой резьбой стулья с высокими спинками. Исаак внимательно оглядел гостей и сказал:

Время дорого, и не будем терять его зря. Я принес новости со двора — одни хорошие, другие нет.

— Колон получил поддержку, которую искал? — спросил Аарон.

— Да, и здесь своя история. Он был представлен их величествам в Сантафе только три дня назад, и его петицию опять отклонили. — Чтобы предупредить взрыв гнева Аарона, Исаак поднял руку. — Но не успел он уехать, как хранитель денег, ассигнованных на личные расходы короля, Луис Сантангел и я стали докучать королеве. Мы связались с торговцем из Палоса неким Мартином Алонсо Пинсоном, который также хочет поддержать это предприятие. Он владеет двумя кораблями, и ему доводилось одалживать деньги короне. Мы устроили выгодную сделку с Изабеллой, она ведь такая проницательная женщина. В подходящий момент она и Луис убедили короля, что это предприятие обойдется недорого и принесет большую выгоду. За несколько часов до отъезда генуэзца мы отправили за ним королевского гонца. Он получил свои комиссионные и теперь может отправиться на Восток, в Индию.

Исаак видел, как глаза Аарона вспыхнули, когда он услышал эти слова.

— Ты поедешь с ним? — Но Исаак знал ответ еще до того, как спросил.

— Да, я поеду с ним. Если он устраивает Трастамаров, вряд ли нашей семье может шире улыбнуться фортуна. — Лицо Аарона стало сдержаннее, и он внимательно посмотрел на обоих пожилых мужчин. Еще что-нибудь? — Он переводил взгляд с Исаака на Бенджамина.

— До нас дошли слухи, — осторожно начал Исаак.

— Ты говорил о хороших и дурных новостях, брат. Позволь нам узнать дурные. Поскольку прошлым летом я работал вместе с тобой, чтобы обеспечить Колону слушание его дела, я был оторван от двора.

Глаза Аарона расширились. Значит, его отец уже долгое время поддерживает связь со своим братом. Он горько пожалел о произнесенных накануне словах.

— Дурные новости — это то, чего мы боялись больше всего.

— Что, будет изгнание? — безнадежно спросил Бенджамин.

— Боюсь, что да, хотя я постараюсь сделать все, что в моей власти, чтобы предотвратить это. Если мне не удастся, тебе придется продолжить. После поражения мавров влияние Торквемады на королеву весьма возросло, и только алчность Фердинанда сдерживает его. Евреев всегда можно принять в расчет: у них можно вымогать деньги и превращать потом дукаты в сокровища.

— Но можно выиграть больше быстрым натиском, если бы он просто изгнал всех евреев и отнял у них имущество, — задумчиво произнес Бенджамин. Вспомни законы Кастилии, запрещающие вывозить из страны золото и серебро.

— Это так. Конечно, спустя несколько лет, когда у него не будет жизненно необходимых гражданских слуг, которые собирают дань, ведут торговлю и хранят его наличные, не говоря уже о том, что лечат его болезни, он горько пожалеет, но это будет лишь со временем, — с отвращением ответил Исаак.