Мельком взглянув на печать и узнав отпечаток доминиканского монастыря в Санто-Доминго, Риго рассмеялся:

— Черт возьми, какой же путь проделало это послание, чтобы добраться до меня, а вы решили, что Бартоломео — шакал Вликой Инквизиции! — При мысли о том, что мягкосердечный Бартоломео может быть инквизитором, Риго расхохотался. — Кто угодно станет наживаться на человеческом несчастье, только не мой старший брат. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы защищать жалких дикарей-индейцев. Бартоломео де Лас Касас еще меньше, чем вы, одобряет то, что я стал солдатом. — Потом Риго пришла в голову другая мысль, и он снова едва удержался, чтобы не рассмеяться.

«Что подумает этот благочестивый священник, когда узнает, что семья Риго — иудеи?» Представив себе, как Бартоломео стоит на коленях во время утренней молитвы, Риго преломил печать и начал читать.

«2 июля 1523 года

Мой дорогой Родриго!

Я принял решение присоединиться к ордену святого Доминика, дабы успокоить бурю, царящую в душе.

Став свидетелем кровавых преступлений, совершаемых нашими соплеменниками против коренного населения этих островов, я около десяти лет открыто осуждал ужасную несправедливость, обращаясь к колониальным властям; более того, предпринял путешествие в Испанию, дабы изложить происходящее перед королевским судом. Ничего не добившись, я вместе с несколькими добрыми братьями основал в Санто-Доминго небольшую мирную обитель. Но сердце мое все еще неспокойно.

Мне кажется, что даже каменные стены нашего сада плачут по погибшим людям. Я слышу стоны умирающих даже в тишине часовни. Кажется, Господь помогает мне, хоть в прошлом я так часто забывал о Нём и детях Его. Губернатор, сын моего старого друга Кристобальда, — со всех сторон осаждаем врагами, не последние из которых засели в суде короля Карла. Ходят слухи, что Диего Колон уже во второй раз будет отозван в Испанию. Он просит моего совета, и я не могу отказать ему, хотя меня и тревожит, что я больше не в силах защитить его начинания и помочь индейцам. Рабство приводит к тому, что они вымирают, и Его Превосходительство не в силах помешать этому. Тебе следовало бы пересмотреть свое решение остаться в имперской армии, Родриго. Эспаньола нуждается в честных людях больше, чем твой генерал.

Я знаю, что ты думаешь по поводу своего индейского происхождения. Но если бы ты только приехал сюда прежде чем

все они вымрут, и узнал, что за благородные души у местных жителей, ты изменил бы свое мнение. Ты силен Родриго, и они нуждаются в твоей силе. Как и я.

Молись за нас, как я молюсь за тебя. Храни тебя Господь и матерь наша Небесная, пока мы не встретимся снова здесь в Эспаньоле…»

Риго быстро прибежал глазами конец письма с обычной проповедью. Бартоломео никогда не терял надежды, что его сводный брат приедет в Новый Свет.

Пока Риго читал письмо, Исаак внимательно следил за тем, как менялось выражение его лица — куда-то исчезла грубость и колкость, на смену которым пришли тепло и нежность.

Глава 4

Иуда Талон сидел в конторе, которая одновременно служила и его приемной. Интерьер комнаты составляла темная китайская мебель с резьбой, изображающей диковинных змей и драконов, которые создавали атмосферу богатства и восточной таинственности. Стенные драпировки и занавеси на окнах были тоже с Востока, скорее всего из Турции, и были выдержаны в темных оттенках жемчужного, синего и кроваво-красного. В свете массивных бронзовых канделябров, рассеивавших темноту ночи, купец изучающе разглядывал своего более молодого посетителя.

Ришар Дюбэ почти задыхался от приторно-сладкого запаха ладана. Глубоко посаженные черные глаза Иуды, загадочные, как у многих восточных людей, усиливали ощущение дискомфорта. Он с трудом подавлял желание спрятаться, разглядывая его украшенные драгоценными камнями пальцы. Наконец, когда слуга-христианин, налив им вина, удалился, он осмелился нарушить молчание.

— Вы знаете, я ждал этого брака несколько лет. Но Мириам уже почти 24 года, и самый расцвет ее девичества прошел, пока вы потворствовали ее безумному желанию заниматься медициной. Вы знаете, что я не одобряю этого. Она тратит годы, наиболее благоприятные для деторождения. Если мы договоримся о помолвке, я хочу, чтобы свадьба была как можно скорее, и она должна будет посвятить себя моему дому и детям.

Иуда чуть заметно улыбнулся.

— Хорошо сказано. Я сожалею о своем решении отправить ее в Падую, но не потому, что она стала лекарем, а потому, что обстоятельства свели ее с Бенджамином Торресом.

Ришар напрягся.

— Вы совершили ужасную ошибку, согласившись на ее помолвку с сыном вероотступника. Но почему вы теперь передумали? — Он ждал, разозленный тем, что Иуда играет с ним как кошка с мышью, но не желая переходить границ приличия.

— Я не изменил своего мнения. Что же касается того, что его отец переменил веру, то сам Бенджамин, насколько я наблюдаю его здесь, в Марселе, не менее правоверный иудей, чем вы или я. И только его досадное желание вернуться в колонии заставляют меня поступить так. Я не хочу, чтобы моя единственная дочь подвергалась опасности, однако ни она, ни я не можем уговорить его изменить решение. Это значит, что я должен действовать. Вы во всех отношениях подходите Мириам. — Иуда изучающе разглядывал своего возможного зятя, стараясь не показать, как он ему несимпатичен.

Дюбэ в последнее время удача не улыбалась, и за счет выгодного брака он хотел поправить свои финансовые дела.

Дюбэ встал, отпихнув обитое красной парчой кресло.

Прощаясь, они традиционно раскланялись.

— Очень хорошо. Когды мы объявим о помолвке? Иуда оставил его вопрос без ответа, сказав только:

— Сначала я должен поговорить с Исааком Торресом. Бенджамин и Мириам долго были обручены и вежливость требует, чтобы мы получили его устное согласие, прежде чем разорвать помолвку. Не волнуйся, Ришар, я буду держать тебя в курсе дела.

Дюбэ удалился, оставив Иуду одного в освещенной неярким светом свечей приемной. Столы были завалены туго скрученными пергаментами и конторскими книгами. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы накопить богатство, равное Соломонову. Как он и Рашель мечтали о детях, которым они могли бы передать всю свою империю!

Но Бог подарил им только одного ребенка — Мириам. А женщина не может продолжать торговое дело отца, тем более что она уже выбрала профессию врача.

Но Иуда надеялся, что его дело не погибнет в руках мужа Мириам. Все, что имеет он, и все имущество дома Торресов однажды могло бы достаться Бенджамину и Мириам.

— Ты можешь отослать своего смуглого брата-христианина обратно в Эспаньолу, Бенджамин, но если ты хочешь жениться на моей дочери, я собираюсь удержать тебя здесь. — В сгущающихся сумерках он в задумчивости смотрел на полки, заполненные описанием грузов с его кораблей.

Услышав, что говорит Исаак, Бенджамин побледнел:

. — Он не может так поступить! Мириам никогда не согласится.

— Кажется, ее мнения и не спрашивают, — ответил Исаак, сам недоумевая.

— Это абсурд! Если Иуда позволил ей совершить путешествие через Альпы, чтобы попасть в лучшую медицинскую школу в Европе, вряд ли он заставит ее выйти замуж против воли. Дюбэ годится ей в отцы, к тому же он известный авантюрист в торговых делах, — добавил Бенджамин презрительно.

— Ришар Дюбэ происходит из старинного знатного рода, ему всего сорок два года, и он на хорошем счету у раввина. В первый раз он просил руки Мириам, когда она только достигла брачного возраста, — колебался Исаак.

— А когда она отказала, женился на богатой вдове. Теперь, когда та благополучно умерла, он снова начал надоедать Иуде, — сказал Бенджамин зло.

— Только потому, что вы с Мириам не можете согласиться с условиями помолвки. Тебе уже двадцать восемь. Она на четыре года моложе тебя. Это вполне подходящее время брака, и вы давно уже были бы женаты, однако ты хочешь оставить безопасный Прованс и отправиться в опасное путешествие через океан, причем прямо в руки испанской инквизиции, которая только того и ждет. Почему бы тебе самому не поджечь костер для нее? — уже теряя терпение, сказал Исаак.

Бенджамин провел рукой по своим золотистым волосам и покачал головой.

— На самом деле все обстоит совсем не так, как кажется вам и ей. Я постоянно поддерживаю связь со своими родителями. Если бы было опасно везти туда Мириам, они никогда и не заикнулись бы об этом. Она будет счастлива. Это здесь она будет несчастна, ведь эта змея Дюбэ никогда не позволит ей заниматься ничем, кроме дома!

— Тогда тебе нужно уговорить Мириам. Или между вами будет согласие, или Иуда поступит так, как, по его мнению, будет лучше для его дочери. Он дал ей большую свободу. Может быть, теперь он считает, что платит за это слишком дорого.

— Я поговорю с ней сегодня после полудня. И если не смогу убедить ее жить в Эспаньоле, я по крайней мере отвезу туда моего брата и вернусь сюда, — грустно сказал Бенджамин.

— Если так, то мы сможем уже до конца недели объявить о помолвке, — ответил Исаак, преодолевая огромное, желание довольно потереть руки.

«Иуда, старый ты мошенник! Твой план действует!»

За последний месяц выздоровления Риго два разлученных ранее брата стали почти друзьями, проводя вместе столько времени, сколько позволяла занятость Бенджамина и состояние Риго. Часто, приходя домой после посещения пациентов, Бенджамин принимал ванну в большом выложенным изразцом бассейне на первом этаже дома Торресов. Этот замечательный круглый бассейн двадцати футов в диаметре был построен на мавританский манер. В один из дней он пригласил Риго искупаться в бассейне, где заодно можно было поговорить без свидетелей перед ужином.

— Чему ты ухмыляешься, выскочка? — весело спросил Бенджамин.

— А во время манипуляции с твоими интимными частями тебе было очень больно? — спросил он, хихикая, все еще не переставая удивляться тому, что все, слышанное им о том, как иудеи уродуют свое тело, оказалось правдой. В первый раз, когда он увидел Бенджамина обнаженным, он был почти испуган. Но теперь он уже успокоился и мог спросить о том, что вызывало его любопытство.

— Мне ведь была всего неделя от роду, поэтому я не знаю, — объяснил Бенджамин, спускаясь по гладким голубым и зеленым изразцам в теплую воду.

Как-то между прочим разговор зашел о Бенджамине и предстоящей свадьбе.

— А кстати, я уже много дней не видел своей леди-доктора. Неужели она боится меня? — спросил он, действительно подозревая, что она избегает его.

— Мириам никого не боится, Риго, тем более тебя. — Лицо Бенджамина оставалось неподвижным, однако в его глазах читалась печаль. — Мы опять поссорились из-за возвращения в Эспаньолу. Как и ты, она совершенно этого не хочет. Только сегодня утром я узнал от дяди Исаака, что ее отец хочет разорвать нашу помолвку и выдать ее замуж за марсельского купца.

Риго понимающе посмотрел на брата.

— А что же сказала на это твоя леди? Трудно поверить, что она не противится тому, чтобы выйти замуж за человека, которого не сама выбрала.

— Я не знаю, чего она хочет. И не думаю, что она сама знает. Я… я поступил ужасно глупо, поставив перед ней ультиматум: или она отправится в Эспаньолу вместе со мной, или я поплыву без нее. — Он уныло улыбнулся. — Быть может, если ты решишь вернуться в Италию, мне придется вернуться домой одному.

— Скажи, Эспаньола будет для тебя раем, если ты откажешься от Мириам, от всего богатства и привилегий этого мира и от здешней медицинской практики? — спросил Риго, пытаясь разрешить загадку, которую представлял собой его брат.

— Да, но в Эспаньоле наше с Мириам умение тоже необходимо. Тайно умирают от простейших болезней. В Новом Свете всего несколько знахарей и врачей, и никто не лечит не только индейцев, но и белых с ранчо моего отца. Это своего рода маленькое королевство, Риго, со своим отлаженным бытом. Ты можешь вернуться в Эспаньолу вместе со мной и встретиться со своей семьей. А потом, если не помиришься с отцом… хорошо, плыви в Гавану, а оттуда уже рукой подать до материка.

Риго пожал плечами, решив подумать об этом позже.

— Давай лучше поговорим о том, что нам делать теперь. Что тебе нужно сделать, чтобы заполучить свою докторшу? Если уж она, очевидно, разбила твое сердце, хоть я и не пойму почему.

Бенджамин клюнул на приманку.

— Мириам очень хороша, но не в общепринятом вкусе.

— Я согласен. Она одевается так мрачно и в такую просторную одежду, как монахиня, считая, что платье с фижмами будет мешать ее работе.

— Да, зато у нее такие чудные серебристо-серые глаза и волосы, отливающие бронзой, — мечтательно сказал Бенджамин.

— Она слишком высока.

— Но не для меня. Мужчины из рода Торресов никогда не страдали от малого роста.

— Она слишком открыта и умна для женщины.

— Но это-то мне и нравится больше всего. Ее ум — быстрый, острый, но способный к состраданию.

— Я больше ценю в женщинах чувственность, а не сострадание, — парировал Риго.

— В женщинах для случайных связей, может быть, но не у жены. Я знаю, что христианские брачные обеты часто разрушаются людьми, которые изменяют женам, нарушая тем самым библейские заповеди. Иудеи осуждают это, они должны хранить верность своей жене. И гораздо лучше найти такую женщину, с которой тебе приятно не только в постели. Нас с Мириам объединяют еще и общие интересы.

Риго поднял глаза к небу.

— Тогда, думаю, тебе нужно дать большой задаток за этот алмаз прежде, чем она соизволит выйти замуж, за того недостойного, которого ее отец нашел вместо тебя.

Бенджамин ловко вылез из бассейна и взял длинное полотенце. Яростно растирая тело, он сказал:

— Ты прав как никогда. Я знаю, мы хотим соединить наши жизни, и поэтому обещал дяде Исааку сегодня после полудня попытаться договориться с ней. — Насвистывая, он вышел из ванной комнаты.

Риго снова положил голову на прохладные изразцы, его мысли возвращались к событию недельной давности подобно тому, как язык все время невольно нащупывает больной зуб. То, что он сказал Бенджамину о Мириам, чтобы завести разговор о его чувствах к ней, вовсе не соответствовало тому, что он думал о ней на самом деле. Риго осознавал, что ему нравится возлюбленная брата, и очень страдал от этого. Он молил Бога, чтобы Бенджамин ничего не заметил.

Снова и снова всплывало в мозгу происшествие во дворе у фонтана. Он первый раз вышел из своего вынужденного заточения в сад. Под оливковым деревом, редкие ветви которого не мешали полуденному солнцу согревать его все еще болевшую рану, он, наверное, задремал, так как его разбудил шорох, сопровождаемый звуком затрудненного дыхания, как если бы кому-то было больно. Давно выработавшийся инстинкт самосохранения заставил его встать и бесшумно укрыться за скудной листвой дерева, чтобы разглядеть незваного гостя.

Почти мгновенно он увидел отливающий бронзой водопад волос, рассыпавшихся по плечам. Мириам стояла на коленях среди цветочных грядок с несколькими высокими розовыми кустами. Возле нее была корзина алых бутонов. Кончиком языка Мириам слизывала с руки капли крови. У Риго мурашки побежали по телу при виде ее. В тоне его слышались нарочито пренебрежительные нотки:

— Ах, какой неуклюжий доктор — уколоть такие прелестные пальчики о розовый шип. Будьте осторожны с иголками, а то вы не сможете штопать других.

На звук этого дразнящего голоса Мириам обернулась, все еще стоя на коленях, и задела корзинку, рассыпав цветы. Подняв глаза, она увидела его и вдруг смешалась оттого, что вся в пыли и растрепана. Вынув изо рта пораненные пальцы, она раздраженно произнесла:

— Укол розы едва ли помешает моему искусству лекаря. Кажется, сами вы поправляетесь неплохо. Зачем вы подглядываете за мной — да еще одевшись в платье Бенджамина?

Богатый пурпурный камзол с разрезами на рукавах облегал его стройное тело, словно был сшит на него. Внезапно она поняла, что он уловил ее внимательный взгляд на себе, отчего еще больше смутилась.

Риго развеселило ее замешательство. Сегодня ее резкий тон был смешан с уязвленным самолюбием.

— Мы с братом почти одинакового телосложения. Это хорошо заметно, не так ли? Бенджамин одолжил мне свою одежду, ведь все, что было у меня с собой во время осады, — это грубая солдатская одежда и оружие. — Казалось, он на минуту задумался… — Может быть, оружие сейчас пригодилось бы мне. Миледи, вы смотрите так, словно собираетесь броситься уа меня в атаку со своим розовым шипом.

Мириам бросила нож в корзину, а Риго опустился на колени рядом с ней. Осторожно, чтобы не повредить пальцы о шипы, он сложил цветы обратно в корзинку и встал, подавая ей руку.

Мириам чувствовала себя так, словно была одураченной деревенской девкой. От прикосновения рук у обоих перехватило дыхание. Он почувствовал, как она вздрогнула, словно обжегшись.

— Снова укололись, леди доктор? — усмехнулся он, когда она неловко вырвала корзину у него из рук.

— Что вы будете делать со всем этим? — Они медленно шли мимо кружевной аллеи низкорослых ив.

— Некоторые пойдут для украшения стола. А остальные возьму домой, чтобы приготовить духи и мыло. На закате наступает праздник субботы. Начиная с этого времени нам нельзя работать, — объяснила она.

— Я уже знаком с обычаями этого дома и понимаю значение обряда субботы.

— Но вы же христианин. Как вы можете понимать — или соблюдать — наши ритуалы? Разве для вас мы не язычники? — в ее ясных серых глазах мелькнуло удивление.

В этот момент они подошли к широким каменным колоннам портика, и он, непроизвольно взяв ее руку, поднес к губам в традиционном приветствии. Опуская руку, Риго опять почувствовал, как она дрожит, и на мгновение задержал ее в своих руках. Пристально глядя на нее, он вдруг сказал:

— То, что происходит между нами, не имеет ни малейшего отношения к теологии, миледи.

Ничего не ответив, она исчезла в дверях, оставив его во власти собственных чувств. Мириам была полной противоположностью Луизе и другим женщинам, которых он всегда выбирал за их привлекательные формы и яркость. Ее острый язычок и университетское образование тоже не соблазняли его. Что же тогда?

Он открыл глаза и оглядел пустую ванную комнату.

Ни одна знатная женщина не захочет выйти замуж за наемника-полукровку, а тем более — благочестивая иудейка. А потом он вспомнил искреннее лицо Бенджамина и снова услышал, как он влюблено защищал Мириам. Бенджамин женится на ней, и это положит всему конец!

— Если я не вернусь к Пескаре, останется еще Кортес и Мексика, — пробормотал он, выходя из комнаты. Эхо его шагов звучало так же неискренне, как и его слова.