12. Лондон на блюдечке

Сад был полон секретов. Там стояли пустующие шезлонги, расстилались фигурные поляны желтых, синих и красных цветов, и разбрызгиватель поливал лужайки, но никто не прогуливался, только я.

Может, я просто выпала из реального мира? Может, это сад мечты? Но потом я увидела кафе с белыми пластиковыми столиками и редкими посетителями. Мне вдруг захотелось холодного чая с малиной. Я подошла к прилавку и купила чай, а заодно и «пирожное миллионеров». Это такие карамельные хрустящие лакомства, после которых Грейс, мечтающая стать супермоделью, непременно засунула бы два пальца в рот.

На улице я выбрала столик подальше от всяких могитов. Осушив полстакана напитка и проглотив пирожное, я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. За моими веками плыл солнечный шар. Птица щебетала рингтоном мобильника. Машины проносились вдоль берега реки. Сколько же всего забавного в Лондоне! Я улыбнулась.

Что дальше?

Можно поехать обратно через реку на автобусе, чтобы повидаться с Грейс. Может, она уже остыла и хочет помириться. Тогда мы вместе прошлись бы по магазинам на Оксфорд-Серкус или поучаствовали в представлениях в Ковент-Гарден. В такой день уличные актеры срывают большой куш. Мы могли бы поработать на них, Грейс и я. Собрать столько денег, что они заплатили бы нам нехилый процент. Зрители с балконов запускали бы в нас бумажные самолетики из пятифунтовых банкнот, визжали и мяукали от восторга. Грейс Великолепная и Солас Неукротимая. Уличные актеры приняли бы нас в свою труппу как талисманы на удачу, и вскоре мы бы колесили с ними по европейским столицам, и я наконец увидела бы Эйфелеву башню.

Но тут заявил о себе Биг-Бен, и я вернулась в Лондон. Бом, бом, бом. Раз, два, три.

Иногда, если дул правильный ветер, звон колоколов Биг-Бена долетал до нашего дома. Вместе с мамой мы отсчитывали часы. Мама выходила на балкон, потягивая свой прозрачный напиток со льдом. Сквозь закрытые веки я видела неподвижные гладкие облака и серебристые башни города, подернутые рябью сна. Четыре, пять. Полы маминого халата взметались, как шлейф фаты невесты, только халат был черный, а не белый, и из-под него выглядывали ночная сорочка лососево-розового цвета и пушистые тапочки под зебру. «Что всегда мечтала получить, — напевала она, — так это Лондон на блюдечке». Она смеялась, как будто только что сочинила первую строчку песни. «Лондон на чертовом блюдечке».

Шесть, семь, восемь. С высоты нашего балкона Лондон казался жужжащим роем миллионов жизней. Мама показывала мне, где садится солнце.

— Там Ирландия, Холл. Представь себе. Воздух. Зелень. Смех. Там можно дышать полной грудью, Холл. Когда-нибудь мы туда вернемся. Ты и я, вместе. Может, мы найдем старых друзей и начнем новую жизнь. У нас будет собака. И бунгало, наше собственное. И вид из окна, за который можно умереть. Не то что это уныние. Когда-нибудь, Холл. Обещаю.

Девять, десять, одиннадцать. Биг-Бен замолк. Я открыла глаза. Солнце нещадно палило, недопитый малиновый чай так и стоял на столике. Одиннадцать часов, а я нисколько не продвинулась на запад. Я уставилась на притихшие деревья.

«Что дальше?» — снова промелькнуло в голове.

Конец ознакомительного фрагмента