Молчание.

Потом снова заговорила Фиона.

— Как ты меня назвала?

— Никак.

— Это не ответ, Холли. Так что ты сказала?

Я упорно молчала.

Она ушла. Но минут через десять вернулась.

— Я иду в магазин, — крикнула она через дверь. Голос у нее дрожал, как будто в нем стояли слезы. — Когда я вернусь, надеюсь, ты будешь готова выйти. И надеюсь, ты извинишься за то, что обидела меня. И за то, что так обозвала.

Наступила тишина. Потом я услышала ее удаляющиеся шаги.

Как только внизу хлопнула дверь, я вышла из комнаты и побежала наверх, за париком.

6. Зовите меня Солас

Странный белый свет сопровождал меня, пока я поднималась по лестнице. За окном дождь превратился в мокрый снег, а потом и вовсе начался снегопад. Я добралась до верхней лестничной площадки, достала из комода парик и помчалась обратно в свою комнату. Меня не покидало ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Призрак, что ли? Хочет достать меня?

Я заперлась на ключ, спасаясь от преследования, но белый свет проникал сквозь щель под дверью.

Устроившись перед зеркалом, я опустила голову и, выдохнув, нацепила парик. Потом медленно выпрямилась и посмотрела в зеркало. В комнате стемнело, как будто день уже выдохся. Из-под белокурых прядей парика кое-где торчали мои жидкие каштановые волосенки. На меня смотрело странное существо — наполовину Холли Хоган из далекого прошлого, наполовину безумная незнакомка. «Спокойно, девочка, — сказала я себе. — Наведи марафет».

С гулко бьющимся сердцем, я убрала под сеточку выбивающиеся темные лохмы. Потом расчесала волшебные пепельно-светлые пряди, уложила их на пробор.

Закончив, я отложила расческу и, вздохнув, выглянула в окно. Потом включила прикроватную лампу, чтобы тени разбежались по углам, и снова подошла к зеркалу.

И тогда появилась она.

Новенькая в нашем квартале.

Она была года на три старше Холли Хоган, чертовски умная, злая, сумасшедшая и настоящая, классная няшка.

Няшки, девушки с влажными губами и стройными бедрами, такая же редкость, как русалки, и способны пустить пыль в глаза любому могиту. Весь мир у их ног.

В глазах этой няшки было кое-что от мамы. Я бы назвала ее помесью Холли и миссис Бриджет Хоган — возможно, своей старшей сестрой. Но она парила над нами, словно эфемерное создание из совершенно другой жизни. Как девушка на трапеции — на нее можно только смотреть, но стать такой невозможно.

Она захлопала ресницами. Приоткрыла рот. Я снова взялась за расческу. Потом потянулась за шкатулкой и достала мамино кольцо из янтаря. Оно было великовато для моего безымянного пальца, поэтому я надела его на средний. Мамин голос звучал у меня в голове, она говорила со мной, как раньше, когда я расчесывала ей волосы — там, в небесном доме. Я расчесывала волосы и смотрела в зеркало, где отражались облака, стучавшиеся в окна, высоко над землей. Мама — в черном вязаном платье с высоким воротом, которое подчеркивало ее изящные плечи и стройные ноги, — улыбалась мне в ответ. Волосы у нее ниспадали сияющими волнами, а темные брови как будто хмурились. Я не могла ничего разглядеть под дугами этих бровей — ни глаз, ни носа, ни рта. В одной руке она держала стакан с прозрачным напитком, в котором звенели кубики льда, а в другой руке — губную помаду. Она собиралась на свою танцевальную работу, и я укладывала ей волосы. Каждый взмах гребня отзывался шепотом, и светлые пряди трепетали под моими руками.

— Как мы ее назовем, Холл? — спросила мама.

Мы обе посмотрели на новенькую.

— Не знаю. Как-нибудь необычно.

Мы задумались.

И тут ее осенило.

— Помнишь лошадь, которую ты выбрала в тот раз? И Дэнни на нее поставил?

У меня перед глазами выстроился ряд скакунов — крепких, мускулистых, гнедых, с вытянутыми, как у жирафов, шеями. Самая красивая в мире лошадь, жемчужно-серая, выбивалась чуть вперед.

— Систер Солас, — прошептала я. — Я помню ее, мама.

— Эта девушка… той же масти, верно?

— Да.

— И такая же шустрая?

— Победитель.

— Тогда мы назовем ее Солас, Холл. В честь лошади.

— Солас? — Белокурые пряди коснулись моих щек поцелуем. — Да. В честь лошади, мам. Отлично. Вот, значит, кто я. Девушка по имени Солас. Я тоже в вечном движении. И никто не указывает мне, что делать.

— Верно, Холл. В общем, ты все поняла. — Она накрыла мою руку ладонью. — Не останавливайся, Холл, ради всего святого.

Я продолжала расчесывать волосы.

— Солас, — произносила я с каждым взмахом гребня. — Зови меня Солас.

Так я и стала Солас, которая идет по дороге, устремленной в ночное небо, голосуя оттопыренным большим пальцем, с рюкзачком за спиной и сигаретой в кармане. Я отправилась к маме, на свой страх и риск. В Ирландию, где зеленела трава. Я не знала, в каком городе живет мама, но не сомневалась, что найду ее. Обязательно найду. В парике Солас я собиралась пересечь Ирландское море и бродить по ирландским холмам под мелким, мягким дождем, потягивая глоточками воздух свободы, как и обещала мама. Никто не смог бы меня остановить, и я бы все шла, шла…

Внизу хлопнула дверь.

Небоскреб исчез. Вместо него снова маячил пафосный Тутинг с белоснежным конфетти на улице и тишиной в домах.

Фиона вернулась из магазина. На моих губах заиграла улыбка Солас, и над пышной шевелюрой завис светящийся нимб. Выглядела я няшкой, но в душе оставалась дрянной девчонкой.

— Холли, — позвала Фиона из холла. — Иди, посмотри, какую пиццу я купила.

Я сняла парик и спрятала его под подушкой, а сверху усадила Розабель.

— Скоро вернусь, — пообещала я обоим.

Я отперла дверь и спустилась вниз, едва касаясь перил.

— Привет, Фиона. — Я прислонилась к косяку кухонной двери.

Фиона показала мне свои покупки. Ветчину и ананас.

— Мои любимые. Спасибо.

Я так проголодалась, что могла бы съесть все и сразу. Можно подумать, что в том парике я успела слетать на Луну и обратно.

— Давай забудем о том, что было, Холли?

Наверное, мои губы шевельнулись, потому что Фиона в упор смотрела на меня, врезаясь взглядом в мои глаза.

— Да, Фиона, — сказала я. — Хорошо.

— Только при условии, что ты больше не будешь меня так называть.

Я стояла в дверях, теребя молнию на кофте.

— Ты ведь не будешь, правда, Холли? Пожалуйста?

— Не буду, Фиона. — И добавила то, что обычно говорил Майко. — Я тебя поняла.

Фиона улыбнулась.

— Спасибо, Холли. Видишь ли, это мое больное место — то, что я не могу иметь детей. — Она полезла в сумки, достала пакет с мандаринами и предложила мне один. — Несколько лет назад у меня был рак.

Я взяла мандарин, забывая о том, как ненавижу их чистить.

— Рак?

— Теперь не о чем беспокоиться. Врачи говорят, что я в полном порядке. Но мне пришлось пройти химиотерапию. Ты знаешь, что это такое?

Я перекладывала мандарин из руки в руку, как мячик.

— Ну, в общих чертах.

— Тебе дают сильные лекарства, от которых выпадают волосы и тошнит. Иногда это приводит к тому, что ты не можешь иметь детей.

Я уставилась на прожилки в оранжевой кожуре.

— Фигово, — выдавила я из себя.

— Небольшая цена за жизнь, но это не то, чего хотели мы с Рэем. Так что больше не обзывай меня, Холли. Прошу тебя.

— Хорошо, — пообещала я.

Фиона кивнула и начала распаковывать остальные покупки. Поначалу я просто наблюдала за ней, а потом отложила мандарин, схватила один из пакетов и выгрузила из него консервные банки с помидорами. Я отнесла их в шкаф, где, как мне казалось, им место.

— То время… — Запихивая в холодильник мороженую рыбу, Фиона пустилась в воспоминания. — Самые долгие восемнадцать недель в моей жизни. Я носила парик, чтобы скрыть облысение.

— Парик?

— Да, пепельной блондинки. Я его ненавидела. Из-за него щеки выглядели красными, но не здоровыми, а скорее пятнистыми. Я пробовала носить шарфы, но с таким же успехом можно сделать татуировку на лбу: ЖЕРТВА РАКА. Все это походило на кошмар, происходящий с кем-то другим, Холли. Тебе знакомо это чувство?

— Еще бы, — фыркнула я.

— Я храбрилась из последних сил. А потом, когда все закончилось, была сама не своя. Сейчас, когда я оглядываюсь назад, у меня мурашки по коже. Я думала, волосы никогда не отрастут, но они выросли, Холли. Только стали другими. — Она подхватила прядь своих волнистых волос и улыбнулась мне. — Раньше они были прямыми. А теперь смотри, что делается. А у тебя какое время было худшим в жизни?

Я как раз несла в шкаф пакет бурого риса. И застыла на полпути, уставившись на прядь светло-каштановых волос Фионы, почти как у меня. Камера. Ночная вылазка с Грейс и Тримом, когда меня загребли в полицию. Ночь в поезде с кончеными алкашами, когда я сбежала. Воспоминания вихрем кружились в голове. Тот день с мамой и Дэнни в небесном доме…

Коробка памяти захлопнулась. Фиона заправила волосы за ухо. Я бросила пакет с рисом на полку и быстро прошла мимо нее, вон из кухни.

Ничего не сказав, как будто она ни о чем и не спрашивала.

— Холли? — окликнула меня Фиона. И крикнула что-то про мандарин, оставленный на столе.

Но я уже бежала вверх по лестнице.

Я подумала, что стоит еще раз взглянуть на Солас, спрятанную под подушкой.