— Это ты? — спросила она, тыча ему в лицо шпилькой так угрожающе, точно это был по меньшей мере меч.

— Ч-ч-что — я?

Альманах испуганно отшатнулся. Он не привык иметь дела с девчонками, да ещё незнакомыми, да ещё нервными.

— Ты на меня напал?

— Н-напал?

— Говори полными предложениями!

— Я пытаюсь… э-э-э… — Он снова увернулся от плясавшей у него перед лицом смертоносной шпильки. Надменный тон девочки мгновенно поставил его на место. — Я Альманах, младший лакей, ну то есть помощник младшего лакея. А вы госпожа… юная госпожа?

— Зачем ты напал на меня, если даже не знаешь, кто я?

— Я бы никогда… то есть это не я… то есть, пожалуйста, опустите эту штуку, а? А то я её боюсь!

Девица чуть смягчилась и оглянулась вокруг, выискивая нового врага.

— Ну, если на меня напал не ты, тогда кто?

— Не знаю. Вы ранены?

Девочка посмотрела вниз, на себя, словно впервые сама задалась тем же вопросом.

— Я… кажется, нет. Но это ничего не меняет. На меня кто-то напал, да ещё и с помощью магии, клянусь любимой перьевой ручкой Софии Фронезис! Уж я-то узнаю магию где угодно!

— Магии? — Альманах уставился на неё, вытаращив глаза. Он знал, что в мире существует магия и что люди поудачливее его обладают способностями к ней и учатся её применять, но никогда с ней не сталкивался, если не считать дешёвого заклинания, чтобы крыша не протекала, которое каждую зиму выводили на крыше приюта. Сироты со способностями к магии надолго в приюте не задерживались.

Однако даже он слыхал о Софии Фронезис, самой знаменитой и таинственной волшебнице в мире, придворной магической советнице и опаснейшей противнице врагов трона.

— О да! Тётя Од — наша деревенская ведунья. В прошлом году она взяла в ученицы мою седьмую сестру. Теперь каждый раз, как Катти приходит домой, я от неё чувствую запах чернил.

Она замолчала и потом поправилась:

— Чувствовала. Чувствовала запах. Когда она приходила домой.

По манерам девочки и её причастности к магии Альманах принял было её за юную госпожу особняка. Но теперь передумал. Судя по виду, она была так же растерянна, как и он.

— Ты кто?

— Этта Джейкобс. Новая горничная.

Глава 3

Беспросвета Джейкобс, известная всем, кроме её матушки, как Этта, была младшей из двенадцати дочерей. Её отец всю жизнь мечтал о сыне и, услышав пол последнего ребёнка, наконец утратил все надежды, а вместе с ними, увы, и волю к жизни. Этта знала его лишь по портретам и помутневшим дагерротипам, изображавшим толстомордого мужчину с капризно-обиженным выражением лица, не имевшего ничего общего с покинутыми им энергичными женщинами семейства Джейкобс.

Вдову Джейкобс немало волновало будущее её дочерей. После того как супруг умер от разочарования, она изо всех сил старалась обеспечить каждую хоть каким-то источником дохода.

Однако деревня и округа предоставляли довольно ограниченное количество возможностей для девушек, а другим семьям тоже надо было куда-то девать дочерей. К тому времени, как Этта подросла, все варианты были уже заняты, на её же долю ничего не осталось.

— Помощница управляющего?

— Беспросвета, это место уже отдано Мизантропии.

В быту сестрёнку Мизантропию обычно сокращали до просто Мисси, но полное имя сейчас в точности соответствовало состоянию Этты.

— Может, ученичество у старосты?

— Мастер Грабб дал понять, что ему никто не нужен. — Миссис Джейкобс вздохнула над шитьём. — Не будь ты такой нескладёхой…

— Мам, перестань! Мне ещё рано замуж!

Сёстрам Раде (Страдание), Нюсе (Неудача) и Садди (Досада) не удалось отвертеться от этой участи, на что все три неустанно сетовали.

— Для помолвки ты вполне доросла. Мне бы легче спалось, знай я, что ты чья-то ещё забота, не моя!

От таких слов Этта сразу чувствовала себя никому не нужной и тихо дулась в уголке.

Когда почтовая карета внезапно принесла частное послание с предложением почтенной позиции горничной, Этта тут же решила: это судьба. По крайней мере, хоть кто-то считает, что она чего-то достойна. Не попрощавшись с матерью и сёстрами, она ночью, при луне, сбежала из дома, где прожила всю жизнь. С собой Этта не взяла ничего, кроме смены одежды, скудного запаса еды в дорогу и самого ценного сокровища матушки: шпильки, которую та надевала в день свадьбы. Этта прихватила шпильку на случай, если с местом горничной всё пойдёт наперекосяк и ей понадобятся хоть какие-то средства, чтобы выживать в мире самостоятельно.

Двухдневное путешествие оказалось нелёгким, но она справилась — упрямая тринадцатилетняя девчонка, привыкшая сама о себе заботиться. Наконец добравшись до внушительного поместья, на воротах которого красовалась табличка с тем же названием, что и на полученном ею письме, она решительно прошла через них с таким хозяйским видом, что переполошила окучивавшего кусты хромоногого садовника. И подойдя к открытой двери старомодного, но ухоженного особняка, она тоже не колебалась.

Вот тогда-то, когда она уже поздравляла себя с успехом, на неё и напали.

— Ты кто? — спросил какой-то глупый мальчишка в плохо подогнанной форменной одежде. Он опрометью примчался в вестибюль и принял Этту за хозяйку особняка.

Вспомнив, что она нежеланная дочь без каких-либо перспектив в жизни, девочка чуть-чуть поумерила пыл. Ну и пусть на неё магически напали, что с того? Всего-то разочек, да и никак не повредило же. Ей очень нужно это место, а не то останется одна-одинёшенька в безжалостном мире, никакая шпилька не поможет. Возвращаться домой — не вариант.

Она назвала мальчишке своё имя. Раз это не он на неё напал, уж верно, его послали её встречать.

— Я новая горничная.

— Правда? Ой, ну то есть… приятно познакомиться. Я Альманах.

— Ты уже говорил. Помощник младшего лакея.

— Ну да, — выпрямившись, сказал он. — Мне поручили показать тебе дом.

— Хорошо, — согласилась она, в первый раз обводя взглядом вестибюль. Всё кругом было такое величественное, особенно портрет зеленоглазой девочки, написанный, судя по всему, рукой мастера. — С чего начнём?

— Э-э-э… я не… ну то есть я сам тут первый день и понятия не имею… где…

— Что находится? — предположила она, устав ждать, пока он закончит фразу. — Как-то это всё очень странно. Кто тебе велел это сделать?

— Мистер Паркер, дворецкий.

— А он где?

— Не знаю, но он оставил мне записку.

Этта прочитала записку, но мало что сумела из неё извлечь.

— А моё приглашение написано от имени леди Симоны. Ты не знаешь, где она?

— Нет.

— А где хоть кто-нибудь?

Он покачал головой.

— Сколько от тебя толку-то!

Альманах ощетинился:

— Эй, я тут такой же новичок, как и ты.

— Ну и что ты решил делать?

— Я осматривал кухню, пока ты не заорала.

— Я не орала. Просто… вскрикнула от неожиданности. И прекрасно обошлась и без тебя, благодарю любезно.

— Мне-то откуда было знать?

Этта прикусила губу, чтобы не наговорить лишнего. Может, это такое испытание — на готовность работать вместе с другими. Тогда лучше бы его не провалить. Во всяком случае, пока у неё нет на примете другого места работы.

— Прости. Матушка мне всегда твердит, нельзя говорить первое, что на язык просится. Наверное, стоило поблагодарить тебя за то, что так быстро примчался на помощь. Очень… храбро с твоей стороны, и если бы мне требовалась помощь… я бы очень порадовалась.

Кажется, такое извинение устроило Альманаха, а вот ей самой далось с огромным трудом. Она привыкла, что семья не ценит и не замечает её, поэтому терпеть не могла признавать свою вину вслух ни перед кем.

— Может, исследуем дом вместе? — предложил он, одёргивая рукава своей смехотворной курточки. — Быстрее выйдет — и чем лучше мы освоимся до тех пор, как все вернутся, тем лучше для нас обоих.

Этта обдумала предложение:

— А давай. В таком огромном доме наверняка полно секретов!

Крепко ухватив мальчика за руку, она потащила его по коридору, надеясь отыскать по меньшей мере волшебную библиотеку.