— Лизетт.

Она остановилась. Этот шепот она расслышала, даже, несмотря на то, что дышала громко и хрипло. Обернувшись, она оказалась лицом к лицу с Дежарданом. Он выходил из зала.

— Куда направляешься?

— Домой. Вам лучше подыскать кого-нибудь другого для соблазнения мистера Джеймса. Ту, которой нравятся грубияны и хамы.

К ее досаде, виконт запрокинул голову и засмеялся.

— Малышка моя, — сказал он и с улыбкой приблизился, — ты прелесть.

Виконт взял Лизетт под руку.

— Ты слишком разнервничалась. Тебе надо немного упокоиться, а я тем временем позабочусь о карете.

Лизетт не верила собственным ушам. Дежардан не стал настаивать на ее возвращении в зал! С чего бы?

— Пойдем со мной, — сказал он и повел ее по затемненной галерее к комнатам отдыха. — Ты же знаешь, что мой экипаж гораздо удобнее и чище, чем наемный.

Возразить ей было нечего. Как бы там ни было, ей не удалось оказать ему ту услугу, о которой он ее просил. Сделав глубокий вдох, Лизетт кивнула и, освободив руку, продолжила путь без Дежардана. Нервы ее были как натянутые струны, шла она быстро, но когда поняла, что вот-вот обгонит ту парочку, что шла впереди, решила укрыться в алькове: она не желала становиться свидетельницей еще одного любовного соития.

Когда парочка исчезла за дверью, ведущей в одну из комнат дома, Лизетт успела подумать, что ей понравилось белое платье, что было на женщине, которая шла впереди. Белый атлас светился в темноте. Скромный покрой и женственные банты — Лизетт предпочитала именно такие наряды. Мужчина, что шел с той женщиной в белом, был одет в темное, так что разглядеть его она не могла. Она лишь видела, что мужчина был высоким и крупным. Смелая женщина эта леди в белом, если не побоялась остаться наедине с таким крупным самцом. Она, Лизетт, на такое бы никогда не решилась, если даже поцелуй не слишком сильного на вид Джеймса обратил ее в бегство.

Оставшись в одиночестве, Лизетт вышла из укрытия и, никем не замеченная, прошмыгнула в комнату отдыха.

Наблюдая за тем, как удаляется Лизетт, Дежардан смеялся про себя. Он еще ни разу не видел ее такой взвинченной. И мистер Джеймс… Кто мог предположить, что за столь степенной внешностью скрывается буйный темперамент? Но Дежардан умел разглядеть суть за оболочкой. Выявить личность под личиной — этой своей способности Дежардан был обязан успешной карьере. Дежардан любил исподволь наблюдать за людьми, любил то, что непосвященные называют обидным словом «шпионить». Очень часто при закрытых дверях люди ведут себя совсем не так, как тогда, когда за ними могут наблюдать другие.

Как ни прискорбно, именно он, Дежардан, позаботился о том, чтобы Лизетт никогда не познала радость от того внимания, что оказывает своей избраннице влюбленный в нее мужчина. И уж точно, она никогда не получит удовольствия от бурного проявления чувств, каковые выплеснул на нее пришедший все-таки на бал Джеймс.

Но проблема могла быть решена иным путем. Дежардан считал себя неплохим психологом и знал, на какие кнопочки жать, чтобы получить желаемый отклик. Если Лизетт не стала бы благоволить к тому, кто питает к ней страсть, то она никогда не отказала бы человеку, которому была чем-то обязана. Она готова служить верой и правдой тому, кто сделал для нее что-то хорошее. Все, что по поручению Дежардана совершила Лизетт на протяжении двух последних лет, все ее преступления были платой за то, что Дежардан избавил ее от Депардье и его людей. Если все организовать таким образом, чтобы Джеймс вытащил ее из беды, сберег от той или иной опасности, из благодарности к своему спасителю она закроет глаза на некоторые его недостатки. Однако какой-нибудь мелкой услугой тут не обойдешься. Чтобы заставить Лизетт лечь с ним в постель, Джеймс должен, по меньшей мере, спасти ей жизнь.

И поскольку на карту в деле совращения Эдварда Джеймса была поставлена жизнь самого Дежардана, он решил, что в этой игре все средства хороши.

Дежардан прошел по коридору к комнатам отдыха. На стене у него за спиной висела масляная лампа, которая давала света ровно столько, чтобы проходившие по коридору не натыкались на стену. Дежардан огляделся, и, убедившись, что в галерее, кроме него, никого нет, наклонил лампу и вылил масло на стену, позаботившись о том, чтобы оно попало на сухое дерево обшивки и стекло до самого низа на пол, на край ковровой дорожки. Он зажег свой носовой платок и бросил горящий факел прямо в масляную лужицу на полу.

Дежардан даже присвистнул, мысленно поздравив себя с гениальной находкой. Он подпрыгнул, когда масло занялось огнем. Огонь взметнулся зловеще и как-то особенно ярко в полумраке коридора. Дежардан, не теряя времени, помчался в зал, чтобы отыскать Джеймса. За спиной у него ярко горело пламя.

Саймон не понимал, как это случилось. Всего мгновение назад Лизетт находилась в нескольких шагах от него, а сейчас она, распростершись между его ног, жадно ловила ртом его поцелуи. Он не понимал, почему сегодня она была совсем другой и что послужило причиной столь внезапной и резкой перемены.

Он знал только, что он был болезненно тверд там, внизу, что сердце у него стучало как сумасшедшее, а кожа покрылась потом. Он хотел ее так, как хочет, есть, и пить тот, кто несколько дней провел без воды и пищи.

— Почему сейчас? — спросил он, прокладывая дорожку из поцелуев по ее шее за ухо.

Она закинула руки ему на шею и подставила горло его губам. Он прижался губами к жилке, бьющейся у нее на шее, и слегка втянул в себя нежную кожу.

Лизетт заметалась под ним, прижимаясь к пульсирующему члену, возбуждая его еще сильнее.

— Мистер Куинн…

Он усмехнулся, получая удовольствие от этой игры.

— Кто знал, что вы горите так жарко под ледяной оболочкой?

— Поцелуйте меня еще, — взмолилась она, и ее хрипловатый голос навел его на мысль о смятых простынях и о том, как она выгибается ему навстречу, распростертая на постели, умоляя о поцелуях.

— Мы должны уйти, пока я не задрал, вам юбки и не взял вас прямо здесь.

Будь его желание не таким сильным, он бы не раздумывая овладел ею прямо здесь и сейчас, и, утолив страсть, прочистил бы себе мозги настолько, чтобы без помех проводить ее домой. Но каким бы редким и необычным ни было его теперешнее состояние, он узнал этот голод. Такой голод одним раундом не утолить. Начав, он не сможет остановиться до утра.

— Нет…

Он втянул в себя ее полную нижнюю губу. Она теснее прижалась к нему.

— Тогда давайте уединимся там, где нам не помешают, Лизетт. Пока похоть не взяла верх над рассудком.

Она напряженно замерла под ним, очевидно, осознав всю меру его возбуждения, затем отстранилась и нахмурилась. Глаза ее были широко открыты и блестели в темноте. Она приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, затем склонила голову набок, глядя на дверь.

— Вы чувствуете запах? — спросила она, оттолкнув его от себя.

Саймон потянул носом, ожидая вдохнуть экзотический запах лилий, но вместо этого почуял едкий запах дыма. Потребовалась секунда-другая, для того чтобы сквозь плотный туман страсти, застивший ему мозги, пробилось понимание того, что они в опасности. И в тот же миг из бального зала донесся крик, подтвердив его подозрения.

— Черт! — Он вскочил на ноги, успев придержать Лизетт, чтобы та не упала, и бросился к двери.

Из щелей вокруг порталов струился зловещий неровный оранжевый свет. Саймон схватился за ручку двери и тут же отдернул ладонь, бормоча ругательства.

— Если бы не перчатки, у меня был бы ожог, — сказал он Лизетт, которая торопливо завязывала маску. — Огонь горит прямо за дверью.

— Господи. Что нам делать?

Он успел подумать, что странно слышать такое от женщины-шпионки. Однако времени на раздумья у него не было.

— К окну!

— А как остальные? — Она без колебаний пошла за ним.

— Двери зала выходят в сад. — Из зала доносились крики — гости знали о пожаре.

Саймон открыл задвижку на окне и поднял скользящую раму, высунув голову из окна. Там, внизу, была клумба, заросшая мятой, что обеспечивало мягкое приземление. Воздух был чист и прохладен: резкий контраст с тем едким дымом, что стремительно заполнял библиотеку.

— Дайте мне руку.

Саймон посмотрел через плечо и приподнял брови, увидев, что Лизетт обеими руками ощупывает себя под платьем. Когда кринолин и нижние юбки вернулись на место, он улыбнулся. Прагматичная Лизетт. И вдруг эта черта показалась ему очаровательной и милой, и вовсе она не свидетельствовала о ее холодном сердце.

Лизетт протянула ему руку и натянуто улыбнулась.

— Вам не покажется странным, если я признаюсь, что рада оказаться с вами в такую минуту?

Он привлек ее к себе и быстро поцеловал в губы.

— Потом вы покажете мне, насколько рады этому обстоятельству.

Он не отпускал ее руки до тех пор, пока она не приземлилась на землю. Затем, перекинув ногу через подоконник, он собрался последовать за ней.

Но как раз в тот момент, когда Саймон собирался спрыгнуть, он услышал полный ужаса женский крик. И крик доносился не из бального зала, а откуда-то совсем рядом с тем местом, где находился он.

Саймон снова взглянул на дверь, Думая о том, как добраться до несчастной, которая кричала. Добраться до нее из библиотеки возможности не было. Глаза слезились от дыма, легкие жгло. Из комнаты было только два выхода — через дверь и через окна, в одно из которых он сейчас выглядывал. Придется искать путь извне.

Саймон спрыгнул на клумбу. После отравленного воздуха библиотеки свежий аромат мяты был как благословение. Он огляделся в поисках Лизетт. Она куда-то пропала: скорее всего, побежала к остальным гостям. Он был рад, нет, счастлив, что с ней ничего не случилось.

Теперь, когда он знал, что ей ничего не грозит, Саймой счел своим долгом заняться спасением тех, кто мог нуждаться в его помощи.

Глава 7

— Она невыносима, — бормотал себе под нос Эдвард Джеймс, спускаясь по ступеням центрального входа.

Он не хотел думать о Коринн Маршан, но она не отпускала его от себя, оставалась с ним и тогда, когда ее уже не было рядом: ее нежный цветочный запах, ее тело… пощечина, что жгла лицо.

И то, как она с ним говорила…

— Сама не знает, чего хочет. — Он сжал кулаки.

Вначале Джеймс решил пройтись пешком. Свежий воздух прочистит ему мозги. Но с другой стороны, может, лучше нанять экипаж, чтобы уехать от нее как можно скорее? Уехать прочь и забыть о ее существовании. Если он наймет экипаж, у него будет меньше искушения вернуться и извиниться перед ней. Желание повернуть все вспять и очаровать ее, добиться ее уважения, было почти непреодолимым. И, несмотря на то, что ее мотивы далеко не бескорыстны, он не мог противостоять искушению добиться ее благосклонности. Эдвард был реалистом и понимал, что вероятность того, что он заинтересовал ее как мужчина, была равна нулю. Она была слишком красива, слишком богата и имела слишком хорошие связи, чтобы найти в нем хоть что-то, достойное ее внимания — если не считать того, что он работал на мистера Франклина.

Не в первый раз через него пытались пробиться к мистеру Франклину. Однако впервые за все время службы Эдвард Джеймс стал подумывать о том, не стоит ли использовать свое служебное положение в личных целях. Сойдя со ступеней, Эдвард пошел быстрее. Прочь от этого дома, прочь от Коринн. Голос совести взывал к нему, требуя выбросить из головы всякие мысли о возможном альянсе между ним и Коринн Маршан. Если он не станет искать встречи с ней, она едва ли напомнит ему о своем существовании. И от этой мысли ему становилось больно и горько.

— Будь ты проклята!

Он никогда не видел женщины более прелестной, чем она. У нее было лицо ангела и тело, сотворенное для греха. Если бы его попросили объяснить, что такое совершенство, он бы указал на Коринн Маршан. Но проблема состояла не в этом. Он мог сопротивляться зову плоти: он всегда думал головой.

Не потребность покувыркаться в постели с красоткой сводила его с ума. Все дело в ее глазах, в той тайне, что таил ее взгляд. Временами взгляд ее становился ледяным, словно она напрочь утратила способность чувствовать. Но внезапно выражение ее глаз менялось: взгляд теплел, в глазах появлялись озорные огоньки. И мужчина, живший в нем, готов был поверить в то, что этот озорной огонек в ее глазах вызывал к жизни именно он, Эдвард Джеймс. И ради этих коротких вспышек жизни в ее глазах он хотел узнать о ней больше, познать ее.

Эдвард злился. Он привык добиваться желаемого. Будучи человеком скромным, он редко желал многого, и никогда не желал того, что ему не по средствам. То влечение, что он испытывал к Коринн, не подчинялось доводам рассудка. У него не было шансов. Так почему его тянет к ней?

Она была в опасности. Этот затравленный, полный боли взгляд после того, как он поцеловал ее, говорил о глубоких шрамах, оставленных в ее душе. Кто-то оставил ей эти шрамы.

Эдвард чувствовал, как в нем закипает гнев. Ее прошлое не отталкивало его от нее. Наоборот, заставляло желать ее сильнее. Желание защитить ее было почти столь же острым, как желание овладеть ею как женщиной. Он хотел найти тех, кто покрыл шрамами ее душу, и свершить справедливый суд над теми, кто посмел изуродовать совершенство. И залечить ее душевные раны.

Опасные мысли и опасные чувства. Для этих мыслей и этих чувств не было места в его упорядоченной, строго регламентированной жизни. Впрочем, в этой жизни не было места и для самой Коринн.

И вдруг ночь прорезал крик. Крик боли и ужаса. Эдвард остановился.

Он повернулся лицом к дому. Ничего необычного он не увидел, но при этом он был абсолютно уверен в том, что крик донесся из дома. Он нахмурился, глядя на нарядный фасад, и тогда услышал новые крики. Эдвард бросился к дому.

Привратники в ливреях оставили свои посты и бросились наверх. В тот момент, когда дверь распахнулась, из нее повалил черный дым. Четверо слуг, глотая воздух, остановились на пороге.

— Тащите ведра с конюшен! — приказал Эдвард.

— Да, сэр. — Два лакея помчались на конюшню, огибая дом.

Эдвард плечами прокладывал себе путь, расталкивая испуганных слуг.

— Вы, двое, идете со мной. Мы должны убедиться в том, что в доме никого не осталось.

Все вместе они пробились сквозь густую завесу черного дыма. В доме было невыносимо жарко, дверь лизали языки пламени. Пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь дым, Эдвард закашлялся, глотнув едкого дыма, обжигающего легкие.

К тому времени как они пробились в зал, он едва не задохнулся. Продвижение осложнялось тем, что им пришлось держаться за стены — в черном дыму ничего невозможно было разглядеть. В зале группа спасателей разделилась. Заглядывая за колонны и ширмы, они искали тех, кто еще не успел убежать. В дверной проем валил черный дым. Огонь распространялся по дому. Языки пламени достигли потолка. Черный дым клубился над головой. Сердце Эдварда бешено колотилось, он нетерпеливо смахивал слезы, которые жгли обожженные щеки.

Коринн точно ничего не угрожает. Она ушла одновременно с ним. Скорее всего, она уже дома и клянет его на чем свет стоит.

Господи, благослови ее. Он сойдет с ума, если с ней что-то случится.

— Мистер Джеймс! Мистер Джеймс!

Эдвард изменил направление поисков. Он шел на хриплый крик. Голос он не узнал. Еще мгновение, и из черного клуба дыма показался виконт Дежардан. Он перегнулся пополам, и тощее тело его сотрясалось от кашля. Он бросился к Эдварду, хватая его за плечи.

— Коринн, — задыхаясь, проговорил виконт. Глаза его покраснели и блестели от слез. — Она с вами?

По спине Эдварда пробежал холодок ужаса — и это несмотря на пышущий жаром воздух.

— Нет, она уехала.

— Вы уверены? Она должна была уехать со мной. — Дежардан закашлялся так сильно, что губы его покрылись черной мокротой. — В комнате отдыха, — хрипел он. — Не видели ее?

— Господи!

Эдвард схватил виконта под руку и потащил на террасу, где собрались остальные гости. Затем он обежал дом, выискивая свет в окнах. Он боролся с паникой, грозившей обездвижить его.

Женщина в белом стояла перед открытым окном, откуда шли клубы дыма.

— Идите отсюда, — приказал он. — На лужайку, к остальным.

Она не торопилась уходить. Лицо ее в красной маске было обращено к окну.

— Немедленно! — крикнул он, и это сработало. Еще не родился человек, который отказался бы повиноваться, когда к нему обращаются таким тоном.

Неохотно кивнув, женщина в маске, подобрав юбки, поспешила за дом на лужайку. Эдвард услышал крик как раз в тот момент, когда мужчина в том окне, на которое смотрела женщина в белом, перекинул ногу через подоконник. Спрыгнув, он убедился, что его дама в безопасности, после чего бросился к боковому входу.

Коринн тут не было. Где, черт возьми, она находилась?

Эдвард обежал дом с фасада и, обогнув лестницу, что вела вниз, на кухню и кладовые, побежал дальше. Он прошел половину пути, когда вдруг заметил Дежардана. Тот подавал ему какие-то отчаянные знаки.

— Она там? — хрипло спросил Эдвард — от дыма в горле невыносимо першило.

Джеймс, прищурившись, посмотрел на окно. За стеклом плясали тени.

Дым. Слишком много дыма. Он ничего не мог разглядеть за стеклом.

— Я видел движение, — прохрипел виконт. — Возможно…

Окно разбилось, наружу посыпались осколки стекла, следом из окна вылетел стул, ударился о землю и разлетелся. Из разбитого окна вырвались клубы дыма. Еще секунда, и пламя, что лизало потолок комнаты, устремилось наружу, за новой порцией кислорода, струйкой потекло по стенам особняка.

— Коринн! — взревел Эдвард.

Но ответом ему был лишь треск огня, пожирающего все на своем пути. Пламя, насытившись кислородом, вернулось в комнату со свежими силами.

Эдвард обернулся и схватил сломанный стул. Одним мощным движением он воткнул треснувшие задние ножки в клумбу и, подперев обитое дамасским шелком сиденье о стену, сбросил камзол и, обмотав им руку, забрался на хлипкий помост.

— Коринн! — закричал Джеймс, невзирая на невыносимую боль в опаленных легких.

Отвернувшись, чтобы не обжечь лицо, он обмотанной камзолом рукой выбил оставшееся стекло. Осколком ему поранило руку, но это его не остановило.

— Коринн!

В окне появилось ее лицо — все в саже и слезах. Золотистые кудри прилипли к покрасневшей коже. Из носа ее текло.

И он мог поклясться, что в жизни не видел ничего красивее.

— Господи, — прошептал он, едва не лишившись чувств от счастья. — Выбирайтесь отсюда.

— Джеймс, — побормотала она, и он увидел ее плечи — она с трудом поднялась на ноги.

Он был восхищен ее силой и мужеством. Он знал, чего ей стоило разбить стекло.

— Да, любовь моя. Иди ко мне. — Он протянул к ней руки.

Она покачнулась и без чувств вывалилась из окна. Пышные юбки зацепились за сломанную раму. Раздался громкий треск рвущейся ткани.

Эдвард поймал ее, шаткое сооружение под ним покачнулось, и он упал на спину, прижимая ее к животу, защищая от удара. Очки свалились на землю, и, если он не ошибался, он раздавил их, когда опрокинулся на спину. Он задыхался, но Коринн была с ним, в его объятиях, не сказать, чтобы невредимая, но живая.

Однако она могла умереть, если ей не оказать медицинскую помощь как можно скорее. Из груди ее вырывались хрипы, и на бескровных губах пузырилась черная от сажи пена.

Откашливаясь, Эдвард поднялся с помощью Дежардана. Коринн он ни на миг не отпускал от себя.

Он отцепил ее порванное платье и понес на руках к парадному входу.

Саймон побежал к тыльной части дома. По дороге он проверял каждое окно в поисках той, чей крик услышал несколько мгновений назад. Он не смог добраться до нее через дверь, но может быть, ему все же удастся ее отыскать. Он должен попытаться.