В городе уже вовсю били в пожарные колокола. В ночном воздухе пахло сажей и копотью. Веселья не получилось. Вместо смеха повсюду слышался плач.

Саймон добрался до лужайки за домом. Несколько лакеев бегали с ведрами до конюшни и обратно. Испуганные гости жались друг к другу, не принимая никакого участия в тушений пожара.

— Стойте! — закричал Саймон.

Слуги остановились, тяжело дыша. Ведра у них были наполнены водой только наполовину — остальное выплескивалось во время бега от конюшни.

Саймон забрался на террасу, а оттуда спрыгнул на широкие мраморные перила фонтана.

— Одним им не справиться, — крикнул он, махнув рукой в сторону слуг. — Если мы хотим погасить пламя, принять участие в тушении пожара должны все мужчины, которым позволяет возраст и здоровье. Кроме того, там, в доме, остались люди, которых надо спасать!

На призыв не откликнулся ни один из гостей. Саймон обвел взглядом толпу и выискал там молодого человека в отличной физической форме.

— Вы, — приказал он, ткнув в него пальцем. — Идите сюда.

После краткого колебания мужчина подошел и встал рядом с Саймоном. Вид у молодого человека был довольно растрепанный. Рубашка торопливо заправлена в бриджи из оленьей кожи, жилет и камзол расстегнуты. Судя по покрою одежды и качеству ткани, молодой человек явно принадлежал к аристократии. Но Саймону было все равно, лорд перед ним или нет. Когда речь идет о спасении жизней, ранг и титул значения не имеют.

Саймон схватил его за локоть и потащил к двери на террасу. Он еще раз обвел взглядом толпу, и под его взглядами еще несколько человек сделали шаг вперед. Кое-кто явно помогать не хотел, но по мере того как выстраивалась цепочка от фонтана к дому, энтузиастов становилось больше.

Саймон взял ведро из рук слуги, зачерпнул в него воды из фонтана и передал его по цепочке. Ведро передавали из рук в руки, мужчины проходили вперед, и постепенно цепочка растянулась до самой двери в галерею, откуда огонь распространился на террасу.

Мужчины сменяли друг друга: залив водой огонь, человек с пустым ведром возвращался к фонтану, а второй в линии заступал на его место.

Обеспечив бесперебойную поставку воды в зону пожара, Саймон, наконец, решился взглянуть на лужайку. Лизетт стояла там, рядом с двумя другими женщинами и наблюдала за ним. Темно-красная полумаска все еще была на ней. «Хорошо, что она цела и невредима», — подумал он. В лунном свете ее платье светилось, как жемчужина. Поймав себя на том, что мысли о ней постоянно отвлекают его от дела, Саймон даже испугался. Такого с ним никогда не случалось.

Покинув свой пост, он, сжав зубы, решительно направился к ней.

— Уезжайте домой, — сказал он, не потрудившись даже кивнуть двум компаньонкам Лизетт — брюнетке и еще одной, в парике.

Та, что в парике, схватила Лизетт под локоть:

— Я только что ей это сказала.

Лизетт открыла рот, чтобы ответить. По ее позе он понял, что она приготовилась спорить, и решил положить конец протестам.

— Немедленно уезжайте, — приказал он. — Я не могу думать, когда вы рядом.

Саймон пошел по дорожке, проложенной вдоль боковой стены дома. Он шел так быстро, что женщинам, дабы не отстать от него, приходилось бежать.

Выйдя на дорогу, Саймон лихо свистнул, чем привлек внимание сразу всех возниц. Тогда эстафету у него переняла брюнетка. Она поспешила к удобной карете, запряженной отличными лошадьми, и затолкала в нее своих спутниц.

— Поедем с нами, — сказала Лизетт, протянув к нему руки.

Саймон поймал ее затянутую в перчатку руку и поцеловал.

— Я нужен здесь. — Он отступил и закрыл дверь, молчаливым кивком дав вознице знак отправляться. — Счастливого пути!

Возница взмахнул кнутом, и карета покатилась вперед. Другие экипажи уступили ей путь, и через несколько секунд она уже скрылась из виду.

Саймон почувствовал, как спало напряжение. Теперь он мог сосредоточиться на главной задаче. Он повернулся и зашагал обратно к дому.

— О Боже! — воскликнула Маргарита, глядя из окна экипажа на дым, что валил из окон особняка баронессы Орлинды. — Кто это был?

— Саймон Куинн, — в один голос ответили Линетт и Соланж.

Линетт посмотрела на Соланж, приподняв бровь.

— Грош мне цена, если бы я не знала такого красавца. — С беспечным видом ответила Соланж.

Линетт почувствовала укол ревности. Из подслушанных ею разговоров со всей очевидностью следовало, что мистер Куинн был объектом вожделения огромного числа представительниц женского пола, но теперь, когда она познакомилась с ним весьма близко, ей не хотелось делить его ни с кем. Она никому не отдаст и малого кусочка того, кто зовется Саймоном Куинном. Он знал, что такое страсть, и теперь она хотела почувствовать его страсть в полной мере — вся его страсть должна достаться только ей.

Маргарита отвернулась от окна.

— И чем он занимается?

— Никто точно не знает, — пожав плечами, ответила Соланж. — Однако у меня был любовник, который знаком с Талейраном, и он убежден, что Саймон Куинн — английский шпион.

— Он ирландец! — возмущенно возразила Линетт.

— Он наемник, — поправила ее Соланж. — Он служит тому, кто платит.

Наверное, эта новость должна была охладить пыл Линетт, но этого не случилось.

— Почему он вел себя так, словно знает тебя? — спросила Маргарита тоном прокурора.

Линетт наклонилась к ней:

— Он не меня знает. Он знает Лизетт. Маргарита побледнела.

— Что ты говоришь?

— Он назвал меня Лизетт, маман, и он вел себя так, словно мы давно знакомы.

— Это невозможно.

— Невозможно? — Линетт сняла маску. — Он смотрел прямо на меня и назвал меня Лизетт. Ты считаешь, это совпадение?

— Ты сняла перед ним маску? — прошептала Маргарита, расширив от ужаса глаза.

— Ну, — Линетт покраснела, — это он ее снял.

— Линетт! — возмущенно воскликнула мать. — Как ты могла? Я рассчитывала на то, что ты будешь прилично себя вести.

— Маргарита, — примирительно сказала Соланж.

— И ты туда же! — Маргарита бросила на подругу злобный взгляд. — Ты могла бы лучше за ней присматривать.

— Дружок мой, — с тихим смехом сказала Соланж, — истинную решимость ничем не остановишь.

— Плохая отговорка для той, что должна была присматривать за моей дочерью.

— Твоя мать хорошо за тобой присматривала, но разве это тебя остановило? Сдается мне, у дочери тот же вкус на мужчин, что и у матери.

Маргарита сначала открыла рот, потом его закрыла. На скулах у нее зарделся румянец.

Линетт, ничего не понимая, переводила взгляд с матери на ее подругу и обратно. Ее отец не имел с Саймоном Куинном ничего общего.

— Насчет Лизетт, — осторожно напомнила она.

— Откуда он мог ее знать? — раздраженно бросила Маргарита.

Настроение у нее ухудшалось с каждой минутой.

— Именно этот вопрос я собираюсь ему задать, — ответила Линетт.

— Нет, ты будешь держаться от него как можно дальше. — решительно заявила Маргарита.

Линетт ошеломила такая категоричность.

— Но мы должны знать! Я должна знать!

— Я сказала «нет», Линетт. И больше на эту тему мы говорить не будем. Твоя сестра умерла.

— Но разве Саймон не душка? — пробормотала Соланж. — Как лихо он свистел!

Маргарита мрачно посмотрела на подругу.

Линетт знала, когда стоит попридержать язык, и не лезла на рожон, но решительный отказ матери еще больше раззадорил ее. Она найдет способ встретиться с мистером Куинном. Если ей выпало счастье узнать что-то о своей сестре, она это узнает, и ничто ей не помешает.

Особенно если тайной владеет не кто-нибудь, а Саймон Куинн.


Эдвард подошел к воротам, за которыми начиналась дорога, с бесчувственной Коринн на руках. С нетерпением и тревогой он ждал, пока его догонит Дежардан и заберет у него его ношу.

И как раз в тот момент, когда виконт нагнал Эдварда, ворота распахнулись. Перед ними возник высокий темноволосый мужчина.

— Милорд, — хрипло поприветствовал Дежардана незнакомец.

— Куинн, — ответил на приветствие Дежардан.

Эдвард не мог не почувствовать настороженности в джентльмене по имени Куинн, и, в свою очередь, крепче прижал к себе Лизетт, развернув ее так, что лицо ее оказалось прижатым к его груди, словно Куинн мог причинить ей вред.

Куинн взглянул на белокурые пряди, замер, потом перевел взгляд на желтые лохмотья платья.

— Вам нужна помощь? — спросил он.

— Сейчас помочь ей может только врач.

Куинн кивнул и отступил, освобождая им проход, Виконт поспешил вперед, отчаянно размахивая рукой, чтобы привлечь внимание своего кучера. Карета Дежардана стояла на мостовой перед входом среди дюжины других экипажей, запрудивших мостовую. Заметив, что Эдвард несет на руках женщину без чувств, кучера освободили путь для кареты с пострадавшей. Когда Дежардан и Эдвард с женщиной на руках приблизились к экипажу, лакей открыл дверцу кареты. Эдвард занес внутрь бесчувственную Коринн и уложил на кожаное сиденье. Он уже собирался выйти, но Дежардан загородил ему путь.

Ничего, не говоря, Эдвард сел на место, благодарный Дежардану за то, что тот согласен, его подвезти, и еще за предоставленную возможность побыть с Коринн немного дольше.

Экипаж пришел в движение, и Эдвард, закрыв глаза, устало откинул голову на спину сиденья. Всех троих мучила одышка. В тесноте кареты слышалось хриплое частое дыхание. Эдвард прокручивал в голове события этого дня. Разве мог он представить, проснувшись утром, что приготовил для него грядущий день? Еще утром он был совсем другим: сосредоточенным, целеустремленным, цельным.

И вот сейчас он по уши влип. Дальнейшую жизнь он уже не представлял без женщины, которая, как ему было хорошо известно, не принесет ему ничего, кроме горя.

Однако сейчас с этим поделать уже ничего нельзя. Он был очарован ею, и уж так он был устроен, что должен был докопаться до причины того, что в ней так его очаровало. Тайна должна быть раскрыта.

Саймон наблюдал за тем, как Дежардан; и Джеймс усаживают пострадавшую в экипаж гадая, почему виконт так резко изменил свои планы. Сегодня, утром виконт заручился согласием Лизетт помочь ему добраться до Джеймса, хотя, как выяснилось, Дежардан и Джеймс и без нее неплохо общаются.

Такое положение вещей, внушало Саймону беспокойство. Волосы у него на затылке шевелились и позвоночник сковало от тяжелого предчувствия. Что-то он упустил в этой шараде, но внезапная перемена в Лизетт была налицо, и он не видел никаких признаков фальши в ее поведении. Потеряв голову от похоти, он даже не задумывался о мотивах ее поведения. Он думал, лишь о том, как побыстрее овладеть ею, и о том, чтобы оставаться с ней до тех пор, пока к нему вновь не вернется способность соображать.

Саймон злился оттого, что не мог избавиться от ощущения, что его дурачат. Погруженный в тяжкие раздумья, он вернулся к горящему особняку. Он вглядывался в окна, не остался ли кто-либо в огненной ловушке? Кажется, в доме никого не осталось. Вдруг он заметил разбитое окно и, сломанный стул, валявшийся под окном. Осколки стекла под ногами лучше всяких слов говорили об отчаянной попытке, выжить.

Как, черт возьми, все это случилось?

Саймон поднялся на террасу. Мужчины по-прежнему по цепочке передавали ведра с водой, заливая огонь. Все работали, не покладая рук.

Саймон присоединился к ним. Они продолжали трудиться всю ночь. Работали они и после того, как встало солнце. Пожар удалось потушить только ближе к девяти утра. И все это время он неустанно думал о загадочной связи между Лизетт, Дежарданом и Джеймсом. Думал и не находил разгадки.

Глава 8

— Что, черт побери, с тобой стряслось?! — спросил Эддингтон, когда в начале десятого утра Саймон, спотыкаясь, ввалился в дом.

Надышавшись дымом, Саймон с наслаждением вдыхал свежий и чистый воздух. Саймон окинул взглядом свой пропитавшийся потом и копотью наряд и понял, что все придется выбросить. Граф, который только что успел принять ванну, сидел в удобном шелковом халате.

— Ты купишь мне весь гардероб, — проворчал Саймон, стаскивая камзол.

В результате его действий пепел посыпался на ковер.

Эддингтон брезгливо поморщился:

— Господи, от тебя одни неприятности.

— Дом баронессы Орлинды загорелся во время бала. — Саймон протиснулся мимо Эддингтона к лестнице.

— Случайность? — Эддингтон направился следом.

— Похоже на то. Плохо закрепленная на стене галереи масляная лампа.

— Каков процент вероятности, что это все-таки случайность?

Саймон презрительно фыркнул.

— Кто-нибудь пострадал?

— Народ надышался дымом, кое-кто получил незначительные ожоги. Мы на удивление легко отделались. Ты бы со мной согласился, если бы увидел, в каком состоянии особняк.

Саймон открыл дверь в свою комнату и испытал блаженное чувство возвращения домой. Он приобрел этот дом со всей обстановкой, включая мебель и предметы искусства. Предыдущий хозяин дома, должно быть, любил поспать с комфортом. Кровать была широкой и удобной, шторы и балдахин сшиты из плотного темного бархата, а ковер на полу был пушистый и теплый. Спальня была выдержана в темно-красной и темно-зеленой гамме, что в сочетании с мебелью из темного ореха создавало умиротворенную, спокойную атмосферу, где любитель комфорта с мужским характером, не терпящим всяких финтифлюшек, мог бы укрыться от мирских забот.

— Но это еще не самое худшее. — Саймон зевнул и с вожделением посмотрел на расстеленную постель. Слуга, едва взглянув на своего хозяина, набросил полотенце на табурет, чтобы Саймон мог сесть, не попортив мебель, и снять обувь. Затем слуга вышел, чтобы приготовить хозяину ванну.

— Неужели? — удивленно поинтересовался граф.

Высокий, аристократически худощавый граф подошел к креслу-качалке перед камином и улыбнулся хорошенькой горничной, что раздувала в камине огонь. Она трогательно покраснела и, присев в реверансе, удалилась, оставив мужчин вдвоем.

— Мадемуазель Руссо пыталась меня соблазнить.

— Пыталась? — насмешливо переспросил граф, и Саймон бросил на него злобный взгляд.

— Вчера вечером ей поручили охмурить Джеймса, но ночью Джеймс и Дежардан работали в тандеме, тогда как она занималась мной.

— Интересно, — сказал граф. — Что ты думаешь по этому поводу?

Саймон приподнял бровь и встал, чтобы снять жилет и рубашку.

— Я думаю, что ты вернешь мне деньги вне зависимости от того, выполню ли я то задание, что ты мне поручил, или нет. Если они охотятся конкретно за мной, то вы не имеете права накладывать арест на мое имущество или менять условия нашего соглашения.

— И чем ты можешь поручиться?

Саймон поднял кулаки. Эддингтон пожал плечами:

— Принято.

В свое время Эддингтон обратил внимание на Саймона именно потому, что последний отменно владел кулаками. В день их знакомства Саймон свалил человек десять, не меньше, а сам отделался несколькими синяками и ссадинами, и Эддингтон немедленно решил, что мог бы найти применение человеку с такими талантами. Поскольку леди Уинтер вышла замуж, тем самым лишив Саймона заработка, он с удовольствием согласился работать на Эддингтона. И очень скоро Саймон доказал, что мозгами он умеет работать не хуже, чем кулаками.

— Ты думаешь, они хотят впутать тебя в свою игру? — задумчиво протянул Эддингтон. — Если тебя обвинят в преступлениях против Франклина и к тому же станет известно о том, что ты работаешь на англичан, враждебность по отношению к Англии будут испытывать и французы, и американцы.

— Такое действительно возможно, — согласился Саймон. Он снял рубашку и начал расстегивать бриджи. — Этой ночью было еще много всего странного. К примеру, пока Дежардан и Джеймс занимались друг другом, Лизетт ждала в сторонке в компании двух женщин.

— Кто они такие?

— Я не знаю точно. Честно говоря, я ни на ту, ни на другую не обратил особого внимания. Могу лишь сказать, что они окружили ее как наседки. Лизетт не из тех женщин, которая нравится другим дамам. Я знаю, что ты понимаешь, что я имею в виду.

— Любопытно. — Эддингтон поставил локти на подлокотники и, переплетя пальцы, поднес их к губам — Что ты намерен делать?

— Сначала приму ванну, потом лягу спать. — Саймон направился в смежную со спальней ванную комнату, откуда уже доносился плеск воды — ему готовили ванну. — А потом навещу мадемуазель Руссо и спрошу у нее напрямую.

— И ты думаешь, она тебе все расскажет? — крикнул ему в спину граф.

— Нет. Но, по крайней мере, она будет знать, что я в курсе происходящего.

— Возможно, тебе понадобится помощь.

— Возможно, — уклончиво ответил Саймон.

Он уже решил, что найдет себе помощников. Однако с графом этой информацией он делиться не спешил.

— Я позабочусь об этом, — предложил свои услуги Эддингтон. — Я попросил Бекинга оставаться во Франции, покуда я здесь. Можно, кстати, найти ему хорошее применение.

— Отлично, милорд.

Саймон закрыл за собой дверь.


Эдварда разбудил сильнейший приступ кашля. Он выпрямился в кресле и обвел взглядом комнату. В первый момент он не узнал обстановки, и лишь спустя несколько секунд вспомнил, что все еще находится в доме Коринн. Последнее, что он помнил, это как слушал наставления врача, велевшего охлаждать Коринн, если у нее начнется жар, и через равные промежутки времени отсасывать у нее изо рта и носа слизь, чтобы она не задохнулась.

Эдвард посмотрел на часы. Было начало десятого утра. Эдвард поднялся из кресла и потянулся, разминая спину, затекшую после нескольких часов сна в сидячем положении. Он опоздал на работу — чего с ним никогда в жизни не случалось. Он должен был немедленно вернуться домой, где он мог бы написать объяснительную записку Франклину, принять ванну и подготовиться к новому рабочему дню.

Еще раз окинув взглядом комнату, чтобы убедиться не оставил ли он тут своих вещей, Эдвард подошел к двери, что отделяла гостиную, в которой он спал, от спальни Коринн. Он негромко постучал, подождал, пока ему ответят, и, не дождавшись, открыл дверь.

В то время как гостиная была выдержана в строгих кремовых и коричневых тонах с крашенной в те же цвета деревянной мебелью, спальня была более женственной в ней преобладал бледно-розовый цвет и цвет бургундского. Мебель с гнутыми ножками была выкрашена белой краской и украшена позолотой. Но и та и другая комнаты хранили сладковато-цветочный аромат, который мог принадлежать одной лишь Коринн. То был запах невинности, а не соблазна, и тем не менее этот запах его возбуждал.

Эдвард сделал шаг в глубину комнаты, затем второй Взгляд его остановился на огромной кровати, что стояла посреди спальни. На ней, свернувшись калачиком, спала Коринн. Она казалась совсем крохотной на кровати такого размера.

Грудь Коринн часто вздымалась и опадала, и черная слизь пузырилась у ноздрей. В гневе Эдвард обошел стул, на котором сидела экономка, собираясь ее отчитать за нерадивость, и обнаружил, что пожилая женщина спит. Чепчик с кружевами съехал набок, закрыв бровь, а с левой стороны из-под чепчика торчат спутанные седые кудри.

Эдвард выругался и, подойдя к кровати, принялся отсасывать слизь из воздушных протоков Коринн. Эдвард никогда в жизни не работал сиделкой. Даже когда болел, он не доверял себя услугам врачей. Болезни он переносил на ногах. Он не мог позволить себе не работать.

Закончив работу, Эдвард смочил чистую тряпку в чашке с водой, что стоял на тумбочке, и осторожно протер Коринн лицо, не уставая любоваться ею и восхищаться ее красотой, даже в болезни. Брови у нее были совершенной формы, губы полные и красиво очерченные, скулы высокие и изящные.

Ему было больно видеть ее беспомощность и сознавать, что штата прислуги из трех человек: экономки, дворецкого и их сына, лакея, — недостаточно, чтобы обеспечить Коринн тот уход, в котором она нуждалась. У него не было средств, чтобы нанять кого-то еще им в помощь, даже на короткое время, и он недостаточно хорошо понимал природу ее отношений с Дежарданом, чтобы попросить помощи у него. Кроме того, он не мог говорить от имени Коринн, они были чужими друг другу.