— Я не верю ни одному вашему слову, — сказала виконтесса, но ее бледность и дрожание рук говорили об ином.

— И все потому, что моя мать порвала с ним отношения? — спросила Линетт.

— Существует такая возможность.

— Нет, не существует. — Виконтесса расправила плечи. — Вы не настолько хорошо его знаете, мистер Куинн, чтобы делать подобные заключения.

— Или, возможно, вы приписываете ему чувства к вашим детям, которых он не испытывает. В конце концов, вы знаете больше, чем знает он.

— Вы очень умны, мистер Куинн, — тихо сказала Соланж.

— О чем вы говорите? — спросила Линетт.

Саймон посмотрел на виконтессу, рассчитывая на то, что она объяснится. Но она ничего не сказала, только отвела в сторону глаза. Линетт вздохнула:

— Маман, чтобы наш план удался, вам стоит быть откровеннее.

— Нам придется выманить Эспри из его убежища, — сказал Саймон, — чтобы освободить Лизетт. До тех пор пока у него остается возможность действовать из засады, и Линетт, и Лизетт находятся в смертельной опасности.

Линетт встала.

— Я помогу вам всем, чем смогу.

— Ты не будешь лезть в эту трясину! — сердито сказала ей мать.

— Простите, маман. — Голос Линетт звучал уверенно и решительно. — Я хотела бы вам подчиниться, но я не могу допустить, чтобы мистер Куинн рисковал один ради нас, и я не могу допустить, чтобы Лизетт продолжала жить той жизнью, которой живет сейчас, если я могу ее вызволить. Она ради меня сделала бы то же самое.

— Ты не знаешь, сестра ли тебе та женщина.

— Я знаю, — сказала Линетт. — Я в этом нисколько не сомневаюсь.

Соланж вздохнула:

— Что мы можем сделать, мистер Куинн?

— Поговорите с де Гренье, когда он приедет. Поделитесь с ним моими подозрениями. Нам понадобятся сильные мужчины для выполнения нашего плана.

— Де Гренье… Да, вы правы. — Виконтесса испытывала заметное облегчение. — Он вам поможет.

— А тем временем, — сказал Саймон, — я сделаю все, что смогу, чтобы уберечь Лизетт от беды. — Он посмотрел на Линетт. — Прошу вас, не выходите из дома, мадемуазель. Если с вами что-то случится, мне будет очень больно.

— Разумеется, — сказала Линетт и обнадежила его улыбкой, — я ни за что не стану подвергать свою жизнь опасности.

Саймон поклонился.

— Я к вашим услугам, но, прошу вас, не приезжайте ко мне домой какое-то время. Это для всех вас небезопасно.

— Спасибо, мистер Куинн. — Линетт подошла к нему и протянула руку. Он взял ее руку и поцеловал. Запах ее кожи вызвал у него самые заветные, самые волнующие воспоминания. Он с большой неохотой отпустил ее руку. С какой бы радостью он схватил ее и унес прочь, но он боролся с собой, потому что главным для него было защитить ее от любой беды.

Соланж тоже подошла к нему и протянула руку.

— Будьте осторожны, мистер Куинн.

— Спасибо, мадемуазель. И вы будьте осторожны. Виконтесса наклонила голову.

— Если все, что вы говорите о Лизетт, — правда, я многим буду вам обязана.

— Вы ничего мне не должны. Я здесь не потому, что жду от вас чего-то. — Саймон в последний раз взглянул на Линетт.

Как жаль, что они не могут остаться наедине, чтобы он поделился с ней всеми своими соображениями. Впервые в жизни у него появился человек, который готов был разделить с ним груз его забот.

— Счастливого пути.

Саймон ушел той же дорогой, какой пришел в этот дом, оставив трех женщин в смятении. Но он рассчитывал, что в его силах все уладить.

Саймон понял, что за ним следят, за две улицы до дома Соланж Тремблей. Тот, кто шел за ним, хорошо знал свое дело.

Но Саймон знал его лучше.

Проскользнув между двумя тележками, он вынырнул с противоположной стороны и оказался за спиной у своего преследователя, в двух футах от него. В рукаве ливреи Тьерри Саймон спрятал кинжал. Одно быстрое движение рукой, и рукоять легла в его ладонь.

— Могу я вам помочь? — врастяжку произнес он за спиной своего преследователя.

Сохраняя безразличный вид, человек постепенно замедлил шаг, затем обернулся и не без изящества прикоснулся к полям шляпы.

— Может, я могу вам чем-то помочь? — сказал он в ответ.

— Маркиз де Сен-Мартен, насколько я могу судить? Саймон мог и не уточнять, он знал, с кем имеет дело. Сен-Мартен слегка поклонился:

— Мистер Куинн.

Они пристально смотрели друг на друга.

— Может, найдем место поспокойнее? — предложил Саймон.

— Конечно.

Дальше они продолжили движение вместе. Двигались они осторожно, и поговорить решили в маленькой таверне на тихой улице. В таверне пахло жареным мясом и добрым элем, и хозяин был аккуратно одет и вел себя с почтением.

Мужчины сели за угловой стол напротив друг друга. Маркиз снял шляпу. Саймон не спускал с него глаз.

Высокий, светловолосый и отлично сложенный, маркиз был счастливым обладателем волос того же цвета, что и Маргарита Байо. Какая бы из них получилась красивая пара!

— Виконтесса попросила меня навести о вас справки, мистер Куинн.

— Наслаждаетесь выполнением задачи?

— Еще как наслаждаюсь. — Маркиз улыбнулся одними губами и негромко забарабанил пальцами по столу. — Вы интересная личность.

— Спасибо. Вы тоже.

— Чужим тайнам лучше оставаться там, где их похоронили, — мрачно сказал маркиз.

— Какое интригующее начало, — пробормотал Саймон. — Вот вам ответ: слишком поздно запирать дверь конюшни, когда кобыла уже сбежала.

Сен-Мартен недобро прищурился.

Саймона не ввело в заблуждение ни красивое лицо маркиза, ни его худоба. В маркизе чувствовалась хватка и решимость отчаяния. Саймон напомнил себе о том, что этому человеку нечего терять, кроме своего богатства, а человек, которому нечего терять, всегда очень опасен. Глядя на маркиза, Саймон подумал, что и его, будущее не намного слаще, чем жизнь маркиза, — ведь в этом будущем нет места для Линетт. Возможно, со временем Саймон будет выглядеть так же, как этот человек. От этой мысли ему стало не по себе.

— Будьте осторожны, мистер Куинн. Вы ступили на зыбкую почву.

— Ваша угроза — уже четвертая в числе тех, что я получил за сегодняшний день, — сухо заметил Саймон. — Я думаю, что сегодня я поставил личный рекорд.

— Очевидно, самим фактом своего появления вы наводите людей на мысль об убийстве, — сказал маркиз с леденящей улыбкой.

Саймон презрительно фыркнул:

— Я мог бы сказать вам то же самое. Расскажите мне лучше об Эспри.

Сен-Мартен заметно напрягся.

— О ком, простите?

— Должен признаться, вы произвели на меня неизгладимое впечатление своей способностью вызывать столь лютую ненависть. Может, вам захочется рассказать мне, что такого вы совершили?

Костяшки пальцев маркиза слегка побелели, но больше он ничем не выдал своего состояния.

— Не хотите комментировать? — пробормотал Саймон. — Как бы там ни было, я не допущу, чтобы виконтессе и ее семье продолжали угрожать. Как вы заметили, что было, то прошло. О некоторых вещах лучше забыть и смириться с ними. Не стоит вытаскивать их на свет божий и находить им новое применение.

— Вы можете остановить колесо Фортуны? — тихо спросил Сен-Мартен. — Думаю, нет.

— Отчаянный человек прибегает к отчаянным мерам. Кажется, вы хорошо это знаете.

— Вы очень умны, мистер Куинн. — Сен-Мартен встал и надел шляпу. — Молитесь о том, чтобы Господь дал вам благоразумия. Если у вас его хватит, вы можете остаться в живых.

Саймон улыбнулся и крикнул ему вслед:

— Пять угроз за день!

Дверь таверны беззвучно закрылась за спиной маркиза.

Глава 16

Лизетт проснулась оттого, что в замочной скважине ее двери повернулся ключ. Сонно моргая, она подняла голову и увидела, что из-за двери показалась голова мадам Фуше.

— Мадам Маршан? — тихо спросила служанка, очевидно, не в силах ничего разглядеть в темноте. — С вами все в порядке?

— Да, заходите, — прочистив горло, сказала Лизетт.

Служанка вошла и вскоре уже зажгла лампы и разожгла огонь в камине. Она подошла к кровати, вытирая руки о фартук.

— Внизу мистер Джеймс. Он бы хотел видеть вас.

— Проводите его ко мне через десять минут, — сказала Лизетт. Она знала, что ей следует переодеться и принять его в гостиной, но сил на то, чтобы переодеваться, да и просто на то, чтобы встать с постели, у нее не было.

И еще: здесь, у себя в спальне, она чувствовала себя в большей безопасности. Тут она была отгорожена от всего мира, а главное, от любопытных глаз сподручных Дежардана.

Мадам Фуше удалилась и через несколько мгновений вернулась, ведя за собой Эдварда. Лизетт успела умыться и надеть халат поверх ночной сорочки, туго подпоясав его. Она ждала его в кресле перед камином, сложив руки на коленях. Она сидела с прямой спиной и выглядела вполне уверенной.

По крайней мере, ей самой так казалось.

— В чем дело? — спросил Джеймс, опустившись перед ней на корточки и озабоченно хмурясь. Одет он был тщательно: неприметный серый костюм был отлично скроен, и шейный платок завязан в безукоризненный узел. — Вы плакали.

Лизетт, тронутая его участием, несмело прикоснулась к щеке Эдварда дрожащими пальцами.

Эдвард перехватил ее руку с пугающей стремительностью. Он прижался лицом к ее ладони. Глаза его потемнели от чего-то, что страшило ее… и заставляло чувствовать покалывание во всем теле.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросила она хрипло.

— Потому что не мог не прийти.

— На что вы надеетесь?

Он глубоко и медленно вздохнул, продолжая пристально смотреть ей в глаза.

— Я надеюсь, что вы дадите мне достаточно времени для того, чтобы я показал вам, как может все у нас сложиться, если только вы позволите мне узнать вас.

— Чем больше вы узнаете, тем меньше я буду нравиться вам.

— Вы знаете, что это не так. Вы можете это почувствовать. Я вижу это в ваших глазах. — Он положил ладонь на ее руку и слегка пожал ее. — Иначе вы не были бы так испуганы.

— Вы… вы хотите меня? — прошептала она. — Вы хотите спать со мной?

Эдвард встал и, протянув ей обе руки, помог подняться на ноги. Она стояла перед ним, дрожа как осиновый лист.

Он провел ладонью по ее лицу. Взгляд его был полон нежности и страсти.

— Вы испытываете страх, но боитесь вы не меня. Вас пугают воспоминания. Я могу заменить эти воспоминания другими. Я могу сделать так, что они поблекнут и со временем исчезнут совсем.

Лизетт смотрела, как он медленно приближает губы к ее губам. Он нарочно делал это медленно, давая ей возможность отвернуться, будь на то ее воля. Одна ее половина хотела так и поступить, зная, чего он захочет после поцелуя. Другая половина была зачарована контурами его губ, таких суровых, таких серьезных. В нем не было ничего от фривольности.

Эдвард был якорем. Она — лодкой без паруса и весел. Она не могла противостоять потребности зацепиться за него, обрести устойчивость. Она так долго была одна. Она так долго не могла ни на кого положиться. А он… он был здесь… снова… такой уверенный, такой целеустремленный… такой прочный.

— Да, я хочу вас, — хрипло сказал он. Губы его были совсем близко к ее губам. — Но я могу ждать. Я буду ждать. Я дождусь того момента, когда вы будете готовы.

Лизетт замерла. Время для нее остановило свой ход. Сердце ее колотилось как бешеное.

Губы его прикоснулись к ее губам, нежно, но уверенно. Он провел языком по ее губам. Лизетт вдохнула запах сандалового дерева и вербены, и этот запах согрел ее кровь и вызвал приятное покалывание кожи. Внизу живота растеклось тепло.

Лизетт почувствовала, как становится влажной внизу. Она всхлипнула и вцепилась в полы его камзола. Она остро чувствовала, как воздух комнаты холодит ей спину и как горит ее тело от прикосновения его твердой плоти.

— Впустите меня, Коринн.

Дрожа, она повиновалась, и едва не вскрикнула, когда он проник в ее рот языком глубоким уверенным толчком. Она не могла не провести аналогию с актом соития, и дрожь усилилась. Теперь ее уже отчаянно трясло.

Тяжело дыша, Джеймс отстранился.

— Вот видите, Коринн? — прохрипел он. — Я могу остановиться. В любой момент. Вы ведете, я следую за вами.

— Лизетт.

Джеймс нахмурился:

— Что, простите?

— Меня зовут Лизетт. — Она схватила его за запястья. — Я лгала вам.

Некий звук, подозрительно похожий на смех, сорвался с его губ. Он был жестким и отрывистым, почти как лай.

— Лизетт подходит вам больше.

— Я работаю на Дежардана, — выпалила она. — Ему нужна информация о мистере Франклине, и он использовал меня для того, чтобы у вас ее выпытать.

— Использовал? — Руки его пришли в движение. Одной ладонью он накрыл ее затылок, другой обнял за талию.

Лизетт смотрела на него, боясь дышать.

— Я дурная женщина. Я делала такое…

— Мне все равно. — Эдвард смотрел на нее горящим взглядом. — Что меня волнует, так это то, как вы будете ко мне относиться с этого момента и впредь. Вы должны решить, Лизетт, хотите ли вы доверять мне, хотите ли, чтобы я заботился о вас, как забочусь с тех пор, как встретил вас, или вы прогоните меня прочь? Лизетт сглотнула.

— Я хочу доверять вам.

— Полагаю, это только начало.

Джеймс принялся массировать напряженные мышцы ее плеч, и Лизетт почувствовала, как тает под его сильными пальцами. Разум ее еще цеплялся за страх, внутренний голос нашептывал: «Убегай». Но тело ее, предательское тело, млело от его прикосновений. Назвать этот телесный контакт неприятным у нее не повернулся бы язык.

— Я никогда никому не доверяла, — призналась она.

— Никогда?

Лизетт усмехнулась:

— Насколько себя помню. Вы не хотите послушать историю моей жизни? Она прискорбно короткая, но зато правдивая.

Эдвард поцеловал ее в кончик носа.

— Я с удовольствием воспользуюсь возможностью услышать любую правдивую историю, имеющую к вам отношение, тем более из ваших уст. Но я буду вам весьма признателен, если вы вернетесь в кровать и выпьете немного говяжьего бульона.

— Как пожелаете.

У Лизетт дрогнули губы — так потрясла ее забота Эдварда о ее благополучии.

Подтолкнув ее к кровати чуть пониже спины, Эдвард уложил ее в постель.

Лизетт сама удивилась тому, что она не заподозрила в его действиях никаких скрытых мотивов. И его улыбка утвердила ее в мысли, что уступка Эдварду того стоила.

Маргарита уже легла в постель и уже засыпала, когда громкий мужской голос в будуаре, смежном с ее спальней, разбудил ее. Она села в постели, откинула одеяло и набросила халат. Встав с постели, Маргарита подбежала к двери и, распахнув ее, лицом к лицу столкнулась с собственным мужем.

Де Гренье, в запыленной с дороги одежде и усталый, при виде жены просветлел лицом. Из-за спины его выглядывала горничная Сели. Она держала в руках его шляпу и трость.

— Сегодня вечером я приехал в Париж, увидел оставленную тобой записку, — сказал он, — и прямиком поехал к тебе.

— Ты можешь идти, — сказала Маргарита, обращаясь к служанке.

Взяв мужа под руку, она проводила его в спальню. Закрывая за ними дверь, Маргарита мельком отметила недовольную мину на лице служанки. Сели вечно выглядела недовольной, когда де Гренье и Маргарита оставались наедине. Маргарита объясняла это тем, что Сели служила при ней с тех пор, как Маргарита еще была с Сен-Мартеном. Слуги привязываются к своим хозяевам, и де Гренье она, наверное, так и не смогла полюбить.

— Почему ты здесь, в Париже? — спросил он и, подойдя к камину, протянул руки к огню.

— Мне многое нужно тебе рассказать, — с волнением в голосе ответила Маргарита. — С тех пор как мы виделись в последний раз, очень много всего произошло.

Брак их был, если можно так выразиться, браком заочным, поскольку де Гренье чаще бывал в отъезде, чем дома. И даже когда он находился дома, большую часть времени он проводил у себя в кабинете, работая над стратегией и тактикой дипломатических отношений, существовавших между Францией и Польшей. Но в том, что они так мало времени проводили вместе, была и ее вина. Сердце Маргариты навеки было отдано другому мужчине, и она не стремилась быть к мужу ближе, чем того требовали формальности.

— Может, стоит поехать в наш дом? — предложил де Гренье.

— На переезд уйдут часы, а у нас мало времени. Честно говоря, я думала, что сойду с ума, дожидаясь тебя.

Де Гренье кивнул, снял камзол и остался в одной рубашке и жилете. Он был моложе Сен-Мартена на десять лет, и сейчас находился в самом расцвете лет — отлично сложенный, сильный, с густой темной шевелюрой без намека на седину. Женщины его обожали и льнули к нему, но чаще всего он был слишком занят, чтобы обращать на них внимание.

Де Гренье опустился в кресло-качалку и снял обувь.

— Я весь внимание, мадам.

Маргарита кивнула, сцепила руки за спиной и начала пересказывать мужу события последней недели. Она возбужденно ходила по комнате, но речь ее была вразумительной и внятной. В этой истории была важна каждая деталь, и неверно сказанное слово могло создать у де Гренье превратное представление о том, что случилось.

— И ты веришь этому человеку? Этому Куинну? — спросил де Гренье, когда Маргарита закончила говорить. — Ты видела тело Лизетт собственными глазами, Маргарита. Как эта женщина может быть нашей дочерью?

— Я не знаю. Если честно, я совершенно запуталась.

— Что я должен, по-твоему, сделать? — Он встал и, подойдя к ней, взял ее за руки. Взгляд у него был прямой и ясный, но между бровями пролегла угрюмая складка.

— Что ты думаешь насчет того, что Куинн рассказал, об Эспри? — спросила Маргарита. — В этом что-то есть?

Де Гренье глубоко вздохнул и покачал головой.

— Ты спрашиваешь меня, имеет ли Сен-Мартен какое-то отношение ко всему этому? Понятия не имею. Слишком много вопросов остаются без ответа. Что произошло с Эспри? Какая роль отводится Дежардану?

— Я ненавижу этого человека. Презираю его, — сквозь зубы процедила Маргарита. — Меня пугает то, как сильно я желаю ему зла.

Де Гренье прикоснулся губами к ее лбу.

— Я завтра навещу Куинна и попробую сам оценить меру его искренности.

— Спасибо. — Маргарита подняла на мужа глаза, исполненная благодарности. Всякий раз, когда в ее жизни случалась беда, де Гренье оказывался рядом, предлагая поддержку и сочувствие.

Рука его скользнула по ее плечу вниз, накрыла не стесненную корсетом грудь. Маргарита резко задержала дыхание от неожиданности, удивленная и несколько испуганная внезапностью его наступления. Де Гренье скользнул подушечкой большого пальца по соску, затем вокруг него, заставив его отвердеть и восстать.

— Уже поздно, — пробормотал он, наблюдая за реакцией жены из-под полуопущенных век. — Давай ляжем спать здесь. Утром я отвезу вас с Линетт домой, и мы подумаем, как решить проблему.

Маргарита кивнула. Как обычно непрошеные, накатили на нее воспоминания о Филиппе, и живот сжал спазм. Маргарита постаралась затолкать поглубже чувство вины и легла в постель с мужем.

Лизетт сбила снег с каблучков своих сапожек перед тем, как войти в их дом. Бегом она помчалась наверх, в свою комнату.

Как всегда, Линетт взяла легкую муфточку, когда на улице трещал мороз, и теперь пришлось возвращаться, чтобы принести ей другую, подбитую мехом. Линетт постоянно жаловалась на то, какие в Польше холодные зимы, и все потому, что, пожалуй, ни разу не вышла из дома зимой, одевшись по погоде.

Но Линетт была такой, как была, и Лизетт все равно ее любила. Сестра ее была беззаботной и резвой, такой кокетливой. Мужчины вились возле нее стаями, восхищаясь ее красотой. И хотя они с Линетт были похожи как две капли воды, Лизетт не могла похвастать таким же обилием кавалеров. И еще ее сестра была не из тех, кто жалуется, пострадав от отсутствия предусмотрительности. Линетт вела себя так, словно все у нее в порядке, но Лизетт заметила, что сестра дрожит от холода, и решила исправить положение.