— Ты хорошо выгладишь, — сказал он, окинув ее придирчивым взглядом.

— Соответственно обстоятельствам, — сказала Лизетт, щедро сдобрив чай виконта сливками и сахаром, после чего протянула ему чашку с блюдцем.

Дежардан подошел ближе и взял чай из ее рук.

— Расскажи мне, что произошло.

Лизетт расправила плечи. Последнюю миссию она с позором провалила, хотя вначале ничто не предвещало такого поворота событий. Задание казалось очень простым. Непосредственный подчиненный Куинна, его ближайший помощник, Колин Митчелл, ушел в отставку и намеревался вернуться в Англию. Жако было дано задание подружиться с Митчеллом для того, чтобы через последнего выяснить личность руководителя Куинна, человека, который передавал секреты французского государства непосредственно английскому королю.

К несчастью, в тот вечер, когда Митчелл и Жако должны были сесть на корабль, еще один человек Куинна — англичанин по имени Картланд — убил человека, тесно связанного с французским дипломатом Талейраном. Картланд был арестован и допрошен. На допросе он обвинил в содеянном Митчелла. Для того чтобы, добавить вес заявлению о своей невиновности, он назвал имена других людей, работавших на Куинна, таким образом, раскрыв целую сеть английских шпионов.

При сложившихся обстоятельствах им следовало оставить Митчелла в покое и дождаться другой возможности получения доступа к интересующей их информации, но Лизетт так стремилась поскорее освободиться от обязательств по отношению к Дежардану, что сделала отчаянное предложение — она войдет в тесный контакт с самим Куинном, а Дежардан в обмен, на полученные сведения не станет больше требовать от нее никаких услуг.

— Вскоре по приезде в Англию, — сказала она, — мистер Митчелл сам вышел на нас, что дало нам возможность вставить ему палки в колеса. Мы рассчитывали, что он станет искать помощи у своих руководителей, что, в свою очередь, даст нам возможность узнать личность интересующего нас человека.

Виконт присел на обтянутый золотистым бархатом стул.

— Пока придраться не к чему. План кажется идеальным.

— И все пошло бы как по маслу, если бы Митчелл не имел такие хорошие связи. Ему не пришлось обращаться за помощью к своим руководителям. Он выкрутился сам.

— Хм… — Дежардан наблюдал за ней, потягивая чай. Когда он опустил чашку, от улыбки, что играла у него на губах, Лизетт пронзило холодом. — Интересная сказочка.

Она пожала плечами:

— Это правда. Ни больше, ни меньше.

— Правда?

— Конечно, правда. — Она говорила непринужденным тоном, но волосы на затылке шевелились от страха. — А что же еще?

— Хитрая уловка, например.

— Чепуха, — презрительно бросила она. — Зачем мне придумывать уловки?

— Понятия не имею, малышка. — Улыбка исчезла с его губ, взгляд стал жестким. — Но ты уже немало времени провела в обществе мистера Куинна. Этот мужчина пользуется известной славой. Говорят, женщины находят его неотразимым. Возможно, и ты не устояла перед его обаянием.

Лизетт в гневе поднялась со стула.

— И сейчас я ищу способ вас предать?

— Почему нет? Ты сообщила ему свое настоящее имя. Зачем?

— Потому что эта услуга должна была стать моей последней услугой вам.

— Странный способ проявления независимости.

— Ну тогда убейте меня, — гордо вздернув подбородок, сказала она. — Я не могу привести вам никаких доказательств своей невиновности.

Дежардан медленно поднялся и поставил чай на стол.

— Не можешь предоставить доказательств, поскольку сама убила Франсуа Депардье, человека, работающего на Талейрана.

Лизетт давно было знакомо это ощущение ледяного кома в животе.

— Он заслужил смерти. Вы это знаете.

— Да, он был животным. Подлым, похотливым животным, и работал он с такими же грязными скотами, каким был сам. — Виконт подошел к ней и заключил ее в костлявые объятия. Лизетт передернуло от отвращения, но отстраняться она не стала. Он избавил ее от Депардье, одел и накормил, научил искусству выживания.

— Я помогу тебе, — с отеческой нежностью говорил Дежардан, поглаживая ее по спине. — Никто не узнает о том, что ты причастна к его смерти. Но в обмен на услугу ты поможешь мне. В последний раз.

Этот кошмар, что был ее жизнью, кажется, никогда не кончится.

— Чего вы хотите на этот раз? — спросила Лизетт, устало опустив плечи.

— Я должен тебя кое с кем познакомить.

— Кого на этот раз я должна убить?

Дежардан отстранился и одарил ее нежной улыбкой.

— На этот раз ты должна выступить в иной ипостаси — в ипостаси роковой женщины.

И это заявление напугало ее больше, чем приказ убить.

— Я ужасно волнуюсь за нее, Соланж, — печально сказала Маргарита, делая очередной стежок. — Она так сильно изменилась с тех пор, как умерла Лизетт.

— Я заметила.

Маргарита подняла глаза на свою лучшую подругу, куртизанку, с которой она познакомилась много лет назад во время очередной вылазки за покупками. Соланж Тремблей, очаровательная брюнетка, обладала такими счастливыми качествами, как заразительный смех и обезоруживающая улыбка, и эти достоинства делали ее весьма востребованной даже сейчас, когда юность ее давно миновала. На первый взгляд у этих женщин было мало общего. Соланж происходила из низшего сословия, и то положение, что она сейчас занимала в обществе, можно было назвать удачной карьерой. Маргарита, наоборот, родившись в семье барона, скатилась до уровня куртизанки. Соланж была брюнеткой, Маргарита блондинкой. И все же они чувствовали родство. Они обе презрели общественную мораль и жили так, как считали нужным.

После того как их роман с Филиппом трагически закончился, Маргарита вышла замуж за де Гренье и уехала с ним в Польшу, чтобы больше никогда не возвращаться во Францию. И вот сейчас она вновь оказалась в Париже. С Соланж все эти годы они находились в оживленной переписке, и дружба их, несмотря на то, что они не виделись друг с другом столько лет, только окрепла. Когда же им, наконец, представилась возможность встретиться, у обеих было такое чувство, что они расстались только вчера.

— Ты описывала ее такой живой и непоседливой, — пробормотала Соланж, потягивая бренди из широкого бокала. Соланж полулежала на обитой рубиновым бархатом кушетке в своем декадентском будуаре, и в разрезе кремового атласного пеньюара виднелись длинные стройные ноги. — Ты столько писала о своих дочерях, о том, какие они разные, несмотря на то, что внешне похожи как две капли воды, о том, что старшая такая необузданная и дерзкая, а младшая тихая и серьезная. Но, глядя на твою дочь, я могла бы подумать, что с тобой приехала Лизетт, а не Линетт.

— Вот именно, — сказала Маргарита, отложив шитье. — Иногда мне кажется, что она пытается стать Лизетт.

— Возможно, она не хочет обременять тебя. Возможно, таким образом, она пытается тебя утешить.

Закрыв глаза, Маргарита откинулась на спинку кресла. Вот уже двадцать три года она мужественно сражалась с депрессией и скукой, и за те годы, что она уехала с де Гренье из Парижа, они нисколько не ослабели.

— Разве может меня утешить то, что она с каждым днем выглядит все более унылой и несчастной, — прошептала Маргарита. — Будто бы вместе с Лизетт в ней умерла вся радость жизни. Ей давно пора бы стать женой и матерью. Но полное отсутствие интереса с ее стороны побуждает молодых людей искать свое счастье в других.

— Но раньше она любила флиртовать, верно?

— Еще как. А теперь всему конец. Она изменилась. Я раньше переживала за ее будущее, потому что она казалась мне слишком несерьезной. Теперь же переживаю потому, что она слишком серьезно ко всему относится.

— Не могу даже представить, каково это потерять человека, с которым провел всю жизнь. Человека, который выглядит точь-в-точь как ты. Возможно, ты права, часть ее утеряна безвозвратно.

Из-под опущенных век Маргариты полились слезы.

— Я не могу потерять обеих дочерей. Я этого не вынесу.

— Дружок мой…

Маргарита услышала, как звякнул бокал — Соланж поставила его на стол. Затем раздался шорох атласа — это Соланж встала и подошла к ней. Маргарита благодарно прижалась к подруге, открывшей для нее объятия. Она так долго была одинока. После, рождения дочерей она больше не могла зачать. И бесплодие ее стало причиной разлада между ней и мужем, их брак дал трещину, и с каждым годом они с де Гренье все больше отдалялись друг от друга.

— Ты все еще глубоко скорбишь об утрате. Так разве удивительно, что Линетт тоже пребывает в глубокой скорби? — Соланж деликатно погладила Маргариту по голове. — Одна из вас должна вернуться к жизни, и тогда другая последует ее примеру.

— Как я могу подать ей в этом пример? — спросила Маргарита, вытирая слезы. — Я много лет назад перестала жить.

— Ты вернулась в Париж. Это уже начало.

Но оттого, что она вернулась в Париж, ей не стало легче. Маргарита была довольна своей жизнью в Польше, несмотря на разрастающуюся пропасть между ней и де Гренье. Там не было призраков прошлого, не было искушений, и места сожалениям тоже не было. Но с Парижем было связано слишком много болезненных воспоминаний.

Маргарита выпрямилась, потянулась за бокалом подруги и осушила его дорогое содержимое одним отчаянным глотком. Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь приятным теплом, которое растеклось по телу, и оглянулась на подругу.

— Скажи мне, как начать жить заново.

— Начинать надо с праздника. — Соланж обворожительно улыбнулась. Отец Соланж был итальянцем, а мать француженкой, и в результате этого союза на свет появилась красавица с экзотической внешностью, благодаря которой она пользовалась такой популярностью. — Должна тебе сказать, что у баронессы Орлинды скучных праздников не бывает. Баронесса обожает скандалы и эпатаж.

— Но я не могу привести дочь на оргию! — воскликнула Маргарита, округлив глаза.

— Дружок мой, говоря об эпатаже, я не имела в виду оргию!

— Я тебе не верю. В любом случае мы не можем допустить, чтобы о нашем пребывании в Париже стало известно. Это слишком опасно.

— Столько лет прошло, а ты все еще боишься?

— Если бы ты была тогда со мной, ты бы меня понимала. Такое не забывается.

— Ты все еще его любишь?

— Все, что я сделала с того дня и по сей день, я делала лишь из любви к Филиппу.

Маргарита встала и обвела взглядом стены, обитые красным дамасским шелком. Вся обстановка этой комнаты, от сочетания красного шелка и позолоты до экзотического аромата свечей, была призвана поражать и возбуждать, но, странное дело, здесь Маргарита отдыхала. В том, что ее окружало, не было искусственности и притворства. Здесь никто не собирался скрывать, какой цели служат все эти цвета и запахи. Таков был дом, в котором жила Соланж, такой была и сама Соланж.

Маргарита взяла пустой бокал и направилась к шкафчику, где стояли графины с горячительными напитками.

— Я думаю, он все еще тебя любит, — сказала Соланж.

Маргарита замерла, наливая бренди в бокал. Рука, державшая графин, задрожала — внешнее проявление внутреннего потрясения, что испытала она при этих словах подруги.

— Что же я за женщина, если мечтаю о том, чтобы это было правдой? — тихо спросила она.

— Честная женщина.

Маргарита с шумом выдохнула и продолжила наливать бренди в бокал.

— Я замужняя женщина, и я верна мужу, которого уважаю. И именно поэтому я не хочу, чтобы де Гренье узнал о нашем визите. Он многим пожертвовал ради меня. Я не хочу, чтобы он подумал, что я изменяю ему с бывшим любовником.

— Я понимаю. Именно поэтому я предложила пойти на бал, который устраивает баронесса. Смею заверить, что этот бал не более скандален, чем мой будуар. Сомневаюсь, что там ты встретишь кого-то из своих бывших знакомых. Ты можешь назваться вымышленным именем и прийти в маске, если в ней тебе будет спокойнее.

— Но как я могу привести свою невинную дочь на сборище вертопрахов! — Маргарита передала Соланж бокал, а сама села, сложив руки на коленях.

— Линетт потеряла сестру, она все еще не пришла в себя от горя. Ты думаешь, поход в Лувр развлечет ее? — Соланж подняла руку в перстнях, отметая возможные возражения. — Почему бы тебе не спросить ее саму, хочет ли она побывать на балу?

— Глупости!

— Правда? Если она скажет «нет», то ничего не случится. Если она скажет «да», не будет ли это означать, что прежняя Линетт все еще живет в ней? Разве возвращение прежней Линетт не стоит одного вечера в неподобающей компании?

Маргарита покачала головой.

— Утро вечера мудренее, — сказала Соланж. — Когда ты отдохнешь, то, возможно, посмотришь на все это по-другому.

— Возможно, ко мне вернется рассудок.

— Ценность рассудка, как его понимает свет, несколько преувеличена, тебе не кажется?

Маргарита хотела было возразить, но передумала и налила себе еще бренди.

Глава 5

— Мистер Куинн.

Прохладная рука осторожно коснулась плеча Саймона. За годы службы он научился спать вполглаза, так что никто, даже слуга, не мог пробраться к нему незамеченным.

Открыв один глаз, Саймон встретился взглядом со слугой. Тот неодобрительно хмурился. Ба, да он даже покраснел. Скорее всего, из-за того, что рядом с Саймоном лежала женщина. Поскольку голова его была повернута в противоположную сторону, он не был уверен, что красивая брюнетка не обнажила во сне свое роскошное тело сильнее, чем в состоянии бодрствования.

— К вам посетитель, мистер Куинн.

— Который час?

— Семь.

— Проклятие! — Саймон закрыл глаз, но сонливость как рукой сняло. Он был не из тех, к кому заходят просто поболтать. — Если только он не смертельно ранен, вели ему, кем бы он ни был, убираться, и пусть возвращается в приличное время.

— Я пытался. А он вместо ответа принялся сгружать сундуки в гостевую спальню.

Саймон открыл глаза и поднял голову.

— Что?

— Граф Эддингтон поселился здесь. Он уверяет, что вы не стали бы возражать.

— Эддингтон? Что, черт возьми, он делает в Париже? Осторожно, чтобы не разбудить подружку, Саймон выбрался из спутанных простыней. Он присел на край постели и подождал, пока комната перестанет вращаться. Вчера он явно перебрал с выпивкой и еще сильнее перебрал с сексом. Проспал он всего час или два.

Слуга покачал головой. Взгляд его скользнул Саймону за плечо.

Обернувшись, Саймон взглянул на подружку и увидел, что та осталась лежать в той же позе — широко раскинув ноги и сжимая в кулаках простыню.

Очевидно, не он один утомился за вечер.

Саймон встал и набросил на нее стеганое покрывало, которое валялось рядом с кроватью.

— Мне нужна ванна, — бросил он слуге.

— Будет сделано, — с поклоном ответил слуга. — Что мне следует сказать его сиятельству?

— Скажи ему, что сейчас чертовски рано, и мое настроение вполне соответствует моему недосыпу. Пусть считает, что я его предупредил.

Слуга кашлянул, чтобы скрыть смешок, и выскочил из комнаты.

Часом позже, несколько посвежев после ванны, Саймон в синем шелковом халате спустился в холл.

В витражное окно над входной дверью струился свет раннего утра. Отражаясь в хрустальной люстре, этот свет радугой рассыпался на паркетном полу. Волосы у Саймона были еще влажными, и, несмотря на то, что лестницу покрывала ковровая дорожка с толстым ворсом, ногам было холодно. Только холодная ванна могла привести его в чувство. Эддингтон не был Саймону другом, и с ним следовало держаться настороже. С какой стати, граф решил наведаться к нему без предварительного уведомления и без приглашения? Еще и месяца не прошло с тех пор, как Саймон перестал на него работать.

Саймон услышал звон серебра по фарфору как раз в тот момент, как слуга с поклоном пригласил его в столовую.

— Доброго вам утра, милорд, — сказал Саймон, входя. Граф посмотрел на него и улыбнулся.

— И тебе утра доброго, Куинн.

— Вы считаете, что утро доброе? — Саймон подошел к буфету орехового дерева, где на блюдах под серебряными крышками, сохранявшими еду теплой, их ждал завтрак. Интересно, подумал Саймон, что повар готовит на завтрак? Лично он не помнил, когда в последний раз просыпался к завтраку. Как правило, в первый раз он ел ближе к полудню. — Обычно я в это время сплю, так что не имею понятия о том, что такое «доброе утро» и что такое «утро недоброе».

Эддингтон улыбнулся и продолжил есть. Он чувствовал себя совершенно непринужденно, словно хозяином этого дома был он, а не Саймон. Как и большинство членов палаты лордов, он полагал, что имеет полное право распоряжаться окружающими.

— Лично я, — растягивая слова, сообщил граф, — считаю добрым утром такое утро, когда просыпаюсь рядом с привлекательной женщиной. Такое утро я считаю воистину замечательным.

Саймон засмеялся и сел за стол. Тарелку с едой он ставить перед собой не стал. От запаха яиц и копченой рыбы его воротило. Он дал знак слуге, чтобы ему налили чай.

— Зачем вы здесь?

— Можно мне вначале поесть? Еда на корабле была не слишком изысканной.

Саймон, размышляя над тем, почему графа занесло именно сюда, скользнул взглядом по накрытому столу, затем вдоль стен. Он нахмурился, заметив узор в мелкий цветочек на золотистом дамасском шелке, которым были обиты стены столовой. До сих пор он не замечал этого узора, и он совсем не был уверен в том, что этот узор ему нравится.

— А вы не можете, есть, и говорить одновременно?

— Если желаю выглядеть достойно, то нет, — буркнул в ответ граф.

Блуждающий взгляд Саймона остановился на госте. Он изучал его с тем же пристальным вниманием, как до этого стены в цветочек. Граф был заметной фигурой в Англии, почитаемый за несколько мрачную красоту и вычурность нарядов. Женщины слетались на него как мухи на мед, и граф поддерживал свою репутацию дамского угодника фактически без всяких усилий. Ветреный и легкомысленный гуляка не мог вызывать подозрений. Никто бы не поверил, что мужчина, которого так сильно занимает собственная внешность, может найти время для чего-то иного. О том, что этот человек входил в одну из самых влиятельных шпионских организаций Англии, никому и в голову не приходило.

— Тогда я возвращаюсь в постель, — не скрывая раздражения, заявил Саймон. Еще не хватало, чтобы он дожидался, пока Эддингтон соизволит сообщить ему о цели своего визита. Теперь Куинн был сам себе господин.

— Ну ладно, — со вздохом сказал Эддингтон и положил нож с вилкой на тарелку. — Разговор должен проходить наедине.

Саймон кивнул слуге и жестом приказал ему покинуть столовую. Два привратника у входа тоже молча удалились, прикрыв за собой дверь.

— Поскольку ты оставил Жако и Картланда на мое попечение, — начал граф, — мы имели возможность подробно допросить обоих. Тот и другой охотно давали показания, и в особенности Жако предоставил необычайно ценную информацию.

— Как вам повезло, — сухо заметил Саймон.

— Да, но и вопросов остается немало. Мадемуазель Руссо обменяли на двенадцать человек. Кроме того, Жако и Картланд тоже оказались выведенными из игры. Нам надо знать, почему она так важна для иллюминатов.

Лизетт. Саймон приподнял бровь. Эта женщина притягивает к себе неприятности.

— Хочу, чтобы вы знали: мне до нее нет никакого дела.

— Тебе будет до этого дело, — с нажимом в голосе сказал граф, — когда ты узнаешь, каковы ставки в этой игре.

— Сомневаюсь. Как бы там ни было, вам лучше остановиться у кого-нибудь другого. У того, кто не подозревается в содействии британской короне.

— Но тебе может понадобиться моя помощь. — Эддингтон вальяжно откинулся на спинку кресла.

— Чем вы можете мне помочь? — Саймон крепко обхватил руками подлокотники. — Единственное, чем я сейчас занят, так это погоней за низменными удовольствиями. Уверяю вас, с этой задачей я вполне могу справиться без вашей помощи.