Наши взгляды встречаются в мерцающем свете фонаря. Когда-то, давным-давно, когда обе были совсем маленькими, мы были друзьями. Однако в этот момент мне кажется, что от той старой дружбы не осталось и следа. Ее глаза сверкают такой злобой, что мне почти хочется повернуться и сбежать обратно вниз по лестнице.

Но вместо этого я остаюсь здесь и отвечаю ей:

— Ах да. Конечно, я помню тебя. А когда же ты вернулась в Гаварию, Лирия?

Она пожимает плечами:

— О, разве ты не слышала? После твоего провала с принцем Орсаном никому из Гаварии не рады в Корнейте. Они попросту вышвырнули меня! Король Гордун отозвал свои войска с южной границы, и теперь фейри беспрепятственно вторгаются на нашу территорию. Вот почему Ларонгар так торопит заключение союза с троллями. Ему нужна новая военная поддержка, и как можно скорее, иначе нам конец. А это значит, что нашей Илси придется засунуть куда подальше свою гордость и выйти замуж за этого короля троллей, нравится ей это или нет.

— Как думаешь, Фэри, ты сможешь ей помочь? — вмешивается Аура. Ее глаза такие большие, такие тревожные и мягкие. — Илси открывала дверь всего три раза за последнюю неделю, и то только для того, чтобы впустить меня с небольшим количеством еды и запасным ночным горшком. Первый горшок она выбросила из окна на головы охранников, которых отец послал выбить дверь. Теперь отец не разрешает мне ничего ей приносить.

— Сколько времени прошло с тех пор, как она ела в последний раз? — спрашиваю я.

— Два дня. Она объявила голодовку. — Я ловлю взгляд Лирии. Она приподнимает бровь. — Меня пугает это, — говорит она, — принцесса страдала от заблуждения, что, поскольку она любимица короля, он не будет использовать ее для собственной выгоды так же, как и остальных.

— Лирия! — ахает Аура.

— Что? Мы все так думаем. Просто я единственная, кто не боится сказать это вслух. — От нее исходит еще одна волна негодования, с силой бьющая по мне. Я чувствую, как быстро нарастает головная боль. Нужно побыстрее покончить с этим, пока у меня еще есть хоть немного сил.

Высвобождаясь из цепкой хватки Ауры, я делаю шаг к двери. Лирия отходит в сторону, из-за чего фонарь в ее руке покачивается и наши тени танцуют в узком пространстве коридора. Поджав губы и на мгновение замерев, я прижимаюсь ухом к двери и закрываю глаза. Даже сквоь толстый слой древесины ее бурлящая ярость ощущается довольно ярко.

— Илси? — тихо зову я. — Ты меня слышишь?

— Я не выйду, Фэрейн, — рычит Ильсевель из-за двери. — Мне жаль, что тебя заставили проделать такой путь впустую. Я не выйду, и ты меня не заставишь.

Я оглядываюсь на Ауру и Лирию. Они внимательно наблюдают за мной. Аура морщит лоб, Лирия изгибает губы в полуулыбке. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, затем снова поворачиваюсь к двери.

— Ильсевель, пожалуйста, впусти меня. Нам лучше поговорить с глазу на глаз.

— Даже не пытайся проделать это со мной! — ее голос срывается, как у сторожевой собаки, защищающей свой дом. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты возьмешь меня за руку, и я почувствую тепло, спокойствие и умиротворение, а затем начну думать: «О, почему я все это время так сопротивлялась тому, чтобы позволить продать себя, как скотину? Как это бесчувственно с моей стороны!» А потом произойдет следующее: меня выдадут замуж за уродливого тролля и утащат в его логово, удивляясь, как, во имя семи тайных имен, я позволила себя уговорить на это.

Я моргаю. В конце концов, это именно то, чего хочет мой отец. Именно для этого Теодр лично приехал забрать меня из монастыря Норналы.

— Если ты впустишь меня, я клянусь, что не прикоснусь к тебе. Мы поговорим. Вот и все.

Тишина.

— Пожалуйста, Ильсевель. Я здесь, чтобы помочь тебе. Видишь ли, я встретила Короля Теней. Этой ночью, по дороге сюда. На наш отряд напали фейри, и он и его люди спасли нас. Я поговорила с ним, и он совсем не такой, каким ты его себе представляешь.

Снова молчание. А затем:

— Ты хочешь сказать, что он не громадный каменный монстр, склонный пожирать юных дев на завтрак?

— Совсем нет! На самом деле он… ну, он довольно красив.

— Довольно красив? Избавь меня от этих размытых описаний, Фэри!

— Хорошо. Ладно. Он прекрасен. Потрясающе красив, с телосложением полубога, глазами, подобными далеким звездам, и голосом таким теплым, что он способен растопить даже каменное сердце. Такое описание тебе больше по душе?

— Ты преувеличиваешь.

— Клянусь, это не так! У меня напрочь отсутствует воображение.

— Это правда. Ты всегда была довольно скудоумна.

— Тупейшая из тупиц. Поэзия оставляет меня совершенно равнодушной, и я засыпаю, когда менестрель начинает петь.

Я жду, сосредоточившись на своем дыхании. Как только я делаю семь медленных выдохов, моя сестра снова заговаривает:

— Если я впущу тебя, ты поклянешься, что не прикоснешься ко мне? Я не позволю тебе использовать свой дар богов, чтобы заставить меня подчиняться.

— Я клянусь, дорогая. Прошу тебя, я скоро охрипну, крича вот так через дверь.

Еще пять вдохов. Затем, к моему облегчению, звучит скрежет поднимающегося тяжелого засова. Краем глаза я замечаю резкое движение Лирии, готовой рвануться с места. Я делаю знак рукой, бросая на нее суровый взгляд. Аура быстро хватает Лирию за предплечье, удерживая ее на месте.

В следующий момент дверь открывается. Из-за нее с опаской выглядывает Ильсевель.

— Ты одна?

— Да, — говорю я, жестом приказывая Лирии и Ауре отойти. Ильсевель открывает дверь чуть шире, хватает меня за плечи и затягивает внутрь. Она закрывает дверь и задвигает засов, прежде чем развернуться и прислониться к ней спиной, а затем наконец испускает долгий расслабленный вздох.

Я оглядываю комнату. Простая кровать, пустой холодный камин, ночной горшок и несколько других безделушек — вот и все наполнение этого небольшого помещения.

— Здесь довольно уютно.

Моя сестра вздрагивает.

— Это просто ужас. Три дня назад у меня закончилась еда, и отец запретил Ауре приносить мне еще. Думает, что может уморить меня голодом.

У нее глубокие темные впадины под глазами, щеки ввалились, кожа будто натянулась, стала тонкой и прозрачной. Конечно, она все еще прекрасна — потребовалось бы больше трех дней голодания, чтобы лишить Ильсевель ее естественной красоты. Но выглядит она совсем неважно.

— Ты же знаешь, что в конце концов тебе придется смягчиться, — говорю я.

— Ты серьезно? — В ее глазах вспыхивает огонь. — Я не позволю ему так поступить со мной, Фэри. Ты меня слышишь?

Я вздыхаю и сажусь на единственный маленький стульчик у холодного камина, кутаясь в складки плаща Фора. Я закрываю глаза и вдыхаю его запах — аромат земли и пьянящих специй, который на мгновение усмиряет стук в висках. Забавно, что даже этого призрака его присутствия достаточно, чтобы вернуть хоть малую толику того спокойствия, что он вселял в меня во время нашего путешествия.

Я быстро отгоняю от себя эту мысль, а затем, вздернув подбородок, снова ловлю взгляд сестры.

— Нет смысла изображать мученицу, Ильсевель. Мы всегда знали, какой будет наша жизнь. Мы слуги короны, такие же, как и все остальные. Мы вступаем в брак ради блага королевства.

— Но ты этого не сделала.

— Я сделала бы, если б смогла.

Ильсевель прищуривает глаза.

— Знаешь, а что-то в этом есть. Лучше всего сделать вид, что это была его идея отказаться от союза. Как ты думаешь, сможешь пронести сюда немного рвотного корня? Если я приму его в нужное время, меня вырвет завтра вечером во время приема. А в качестве мишени я бы как раз могла использовать своего будущего жениха.

Я бросаю на нее взгляд.

— Не шути так, Ильсевель.

— Я и не шучу! Я никогда по-настоящему не отдавала тебе должное за то, как ловко ты выскользнула из петли два года назад. Скажи мне, неужели жизнь в монастыре настолько плоха? Как ты думаешь, монахини позволили бы мне ездить верхом?

Сложив руки, я делаю глубокий вдох, выдерживая пристальный взгляд сестры.

— Ты знаешь, что я люблю тебя, не так ли?

— Я помню, что ты была ко мне ласкова на протяжении многих лет, да. — Ильсевель вздыхает и идет к своей кровати, которой ей служит какой-то несуразные тюфяк. — Неужели это та часть разговора, где ты говоришь мне, что ставишь мои чувства и интересы в приоритет?

— Нет. Это та часть, где я говорю тебе, что ты совершаешь ошибку.

— Верно. Потому что ты встретила Короля Теней и он оказался великолепным. Так что я должна просто смириться с тем, что со мной обращаются как с племенной кобылой.

— Это признак зрелости — принять свою судьбу с достоинством, а затем извлечь из нее максимум пользы.

— Ну, все знают, что взрослая, из нас ты, Фэри. Я же — озорной огонек; Аура — душка. А другая наша сестра, о которой никто не говорит… она дьявол, — Ильсевель грустно улыбается. — У всех нас есть свои роли, не так ли?

За ее шутливыми словами — страх. Она делает все возможное, чтобы скрыть его, но, кажется, эта искусственная плотина вот-вот должна прорваться.

— Ты же понимаешь, что встреча с ним все равно неизбежна? — говорю я после нескольких мгновений молчания. Ильсевель опускает взгляд.