Когда прошел первый восторг, Эмма опомнилась первой:

– Возможно, мы рано радуемся, норманн. Мы здесь, внизу, а дыра так высоко. Двенадцать локтей, не менее.

Ролло прищурился, глядя вверх и прикидывая расстояние, а затем тряхнул головой, откидывая назад длинные волосы.

– А это зачем? – улыбаясь, указал он на веревку с крюком у пояса.

Таким воодушевленным Эмма не видела его уже давно.

– Жаль, Птичка, что ты не можешь взлететь, чтобы помочь мне, поэтому отойди в сторону, чтобы я не зашиб твои нежные крылышки.

Однако попасть в отверстие оказалось не так просто, как казалось вначале. Сверху сыпались камни и земля, когда крюк бился о неровные края расселины. Даже тогда, когда викинг попадал в цель и тянул бечеву, она, не находя, за что зацепиться, сползала обратно в пещеру.

– Эй, Птичка, похоже, тебе следует помолиться, чтобы у меня получилось.

Эмма тут же последовала его совету. Молитвенно сложив руки, она стала читать во весь голос на латыни «Отче наш».

– У тебя получилось, Птичка, – засмеялся Ролло, когда наконец почувствовал, что крюк прочно засел в какой-то трещине. Он несколько раз рванул кожаную бечеву, убеждаясь, что та держится надежно.

– Слава Всевышнему! – воскликнула Эмма и уже вцепилась было в веревку, когда Ролло ее отстранил.

– Погоди. Сначала выберусь я. С тебя станется сбросить крюк обратно, чтобы получить возможность убежать подальше.

Эмма растерянно заморгала, потом нахмурилась.

– Клянусь спасением души, варвар, я не способна на такую подлость!

Он не смотрел на нее, однако на душе у него потеплело. Но он ничем не выдал этого.

– Я не люблю рисковать, Птичка, и тебе придется уступить мне первенство.

Несмотря на боль в обожженных руках, Ролло быстро вскарабкался наверх и вдохнул всей грудью легкий, дурманящий воздух земного мира. Он сидел на краю расселины, оглядываясь по сторонам. Каменистый склон был покрыт огромными валунами, среди которых разрослись папоротник и плющ. Внизу, в ложе узкого извилистого оврага, подпрыгивал на камнях бурный ручей, а далее начинался лес. Стена остролиста и терновника, густые заросли папоротников, а над ними – курчавые дубы и вязы, светлые стволы берез. Сквозь нагромождения замшелых камней пробивались молодой орешник, рябина и шиповник. В ветвях сновали белки, огненно-красные в лучах заката. Распевали вечерние птицы. Кружила голову упоительная свежесть лесных соков и зелени.

Ролло сидел как завороженный. Он никогда прежде не замечал, что земной мир столь прекрасен. У него даже перехватило дыхание от этого великолепия. Ему хотелось петь, смеяться, растянуться на траве.

– Ролло! – закричала из-под земли Эмма. – Ролло, вытащи меня! Мне страшно!

Бедная Птичка! Сейчас он особенно остро чувствовал, каково ей там, внизу. Поэтому, подняв Эмму, он позволил и ей несколько минут посидеть спокойно, опомниться, пережить необыкновенное чувство человека, вернувшегося из могилы. Он не мешал ей и тогда, когда она, опустившись на колени, начала жарко молиться.

– Идем, – сказал он, когда девушка наконец произнесла «амен». – Нам надо выйти к реке или к какой-либо дороге.

Он сжал ее руку в своей большой ладони. Они долго двигались вдоль ручья, взяв направление на восток. Ролло шел, упрямо сжав губы. Ему опостылело шляться по лесам, как простому бродяге. Он ярл, его ждут люди. Он давно не видел их и не знал, что они думают о столь длительном отсутствии своего предводителя. Тем временем быстро темнело.

– Ролло, прошу тебя, не спеши так.

Он тоже чувствовал усталость, но не хотел в этом признаваться. Он не спал уже двое суток и потратил много сил. А каково приходится его спутнице?

– Куда бы ты направилась, если бы я отпустил тебя? – спросил он, чтобы как-то отвлечься. Рука Эммы чуть дрогнула в его ладони.

– А ты бы отпустил?

– Нет. Я слишком привязался к тебе, Птичка, после всего пережитого.

Рука ее снова дрогнула. Ролло сам удивился теплоте, прозвучавшей в его голосе, и добавил гораздо суше:

– К тому же ты нужна Атли.

– Атли, Атли, – проворчала Эмма. – Для твоего брата это была лишь минутная прихоть. Зачем я ему?

Ролло ответил лишь после долгого молчания.

– Атли никогда прежде не интересовался женщинами. Ты первая. И если он пожелал тебя настолько, чтобы молить меня отнять тебя у моих людей…

Он осекся. Ему не хотелось вспоминать об этом.

– Одним словом, я должен выполнить то, в чем клялся.

Эмма что-то неразборчиво проговорила, отнимая руку. В лесу уже совсем стемнело, и волей-неволей она была вынуждена следовать за ним.

Ролло хотел было повторить свой вопрос, не надеясь получить ответ, но девушка заговорила сама:

– Сначала я бы шла вместе с тобой. Ты враг мне, Ролло, но с тобой мне спокойнее.

Он усмехнулся.

– Кажется, я должен чувствовать себя польщенным.

Эмма не придала значения его иронии.

– Да, я шла бы с тобой, даже если бы ты не был моим тюремщиком. А потом постаралась бы вернуться в Анжу или ко двору герцога Нейстрийского.

– Роберта? А что бы ты делала, спрашивается, у вельможного властителя Нейстрии? Что ты в его глазах?

Эмма не ответила. Ей не хотелось говорить викингу о своем происхождении. Сейчас она даже пожалела, что была откровенна с ним. Странное дело – с чего бы это ей делиться с ним своими планами? Видимо, ее все же задели за живое его слова о том, что он привязался к ней. Ибо – Святый Боже, так не должно быть! – она также чувствовала, что ее тянет к нему. О, если бы Ролло не был ее врагом!..

К затерянному среди лесов селению они вышли, когда короткая летняя ночь была на исходе. Несколько каменных лачуг, пропахших торфом и навозом. Черные дверные проемы закрывали шкуры и рогожи. Вдоль селения тянулась хорошая дорога, а к опушке леса примыкали полосы возделанных полей.

Собаки залились лаем, когда они оказались у ближайшего дома. Ролло откинул завесу одной из хижин и вошел, едва не касаясь головой низкого потолка. В хижине поднялся переполох. Запричитала испуганная старуха, заплакали дети. Полуодетый лохматый поселянин, не вставая с ложа, потянулся к топору, но Ролло успел наступить ему на руку и перехватить оружие. Его запас бретонских слов был крайне скуден, но кое-что он все же сумел произнести:

– Приюта! Пищи!

– Ты ведешь себя как завоеватель. Ты можешь разозлить их, – сказала Эмма, когда в хижине все проснулись и успевшая накинуть свои лохмотья хозяйка покорно принялась возиться у очага.

Ролло нетерпеливо повел плечом.

– Это лесные люди. Дикий народ. Они должны понять, что мы не простые бродяги, а господа.

Эмма была так утомлена, что почти не притронулась к зайчатине, лепешке и молоку, что им предложила хозяйка. Свалившись на предложенную хозяевами подстилку в углу, она тут же уснула. Ролло же съел все до последней крошки и только тогда стал приглядываться к хозяевам. Обычные пахотные люди. Смотрят исподлобья, но в глазах страх. Заслышав на улице голоса, Ролло вышел. Хозяин их хижины стоял в окружении нескольких стариков, которые испуганно воззрились на появившегося из дома Ролло. Он на целую голову возвышался над ними. Опасности они не представляли, но он все же сказал, с трудом подбирая слова их языка:

– Мы путники. Я господин. Отдых – и уйдем.

Они поняли. Стали стаскивать колпаки и кланяться.

Ролло вернулся в хижину. Усталость гнула к земле. Глаза горели, веки опухли. Он прилег рядом с Эммой, на всякий случай держа под рукой топор. Уже засыпая, он коснулся разметавшихся волос девушки. Эмма улыбнулась во сне.

Когда Ролло открыл глаза, его поразила глубокая тишина. Эмма безмятежно спала в той же позе, в какой ее сморила усталость. Он взглянул на нее, а затем приподнялся. Слишком тихо. Это не понравилось ему, и он бесшумно встал.

В хижине никого не было. Зола в очаге остыла. Топотавшая за перегородкой коза заблеяла, уставившись на него. Сжав топорище, Ролло вышел и недоуменно огляделся. В свете тихого летнего дня он увидел, что селение совершенно пусто. Одинокий петух горланил, взобравшись на навозную кучу. Даже собак не было слышно.

Ролло заглянул в соседнюю хижину. Никого. Еще пара лачуг – та же картина. Все это весьма не понравилось викингу. Бретонцы могли испугаться его, но не настолько же, чтобы покинуть свои очаги. Впрочем, от темных лесных жителей можно ожидать чего угодно. И тем не менее Ролло решил, что благоразумнее уйти отсюда как можно скорее. Это будет похоже на бегство, но он слишком устал от постоянных превратностей судьбы.

Именно превратности не заставили себя ждать. Зазвенела сталь, послышался стук подков. Двое вооруженных всадников галопом вынеслись из зарослей и поскакали прямо на него, растягивая на ходу широкую рыбачью сеть. Ролло попытался отскочить, но не успел. Сеть взметнулась, он упал, и его поволокли по земле. Ролло изворачивался, пытаясь разрубить прочные ячеи, но всадники, соскочив с коней, навалились сверху. Из лесу выскочили еще несколько вооруженных людей и поспешили на подмогу. Как Ролло ни отбивался, его все же скрутили, вырвали оружие и оглушили увесистым ударом боевой дубинки. Как сквозь толстую ткань, он слышал яростные выкрики:

– Норманн! Норманн!

Затем донесся отчаянный вопль Эммы. Приподняв тяжелые веки, Ролло увидел, как двое воинов выволакивают девушку из хижины. Она отчаянно вырывалась, расцарапала лицо одному из них, вцепилась зубами в руку другому. Он слышал, что она зовет его, и попытался пошевелиться. Волосяные веревки впились в тело.

«Нет, Птичка… На этот раз я тебе не защитник…»

Сознание этого причинило ему боль. И еще – его жег стыд. Как мог он с такой беспечностью заночевать в первой попавшейся хижине? Наверняка эти поселяне были не свободными землепашцами, не имеющими иной защиты, кроме своих рук, а пахотными людьми какого-то здешнего сеньора. Дождавшись, пока непрошеные гости уснут, они отправили гонца в ближайший кер, и их господин, велев поселянам разбежаться от греха подальше, выслал людей захватить чужаков. Вот и он сам – тучный надутый старик в потрепанном плаще поверх рваной кольчуги, глядя с коня на связанных пленников, тыкал в их сторону рукоятью плети:

– Норманны!

– Старый дурак! – возопила Эмма, извиваясь в путах. – Мы такие же норманны, как ты папа римский. Я Эмма из рода Робертинов, а это мой стражник. Мой дядя – герцог Нейстрийский – поджарит тебе пятки, когда узнает, как ты обошелся с его родственницей!

Ролло невольно хмыкнул. Рыжая бестия! Полураздетая, в дырявом плаще, и смеет утверждать такое. Чего она пытается этим добиться?

Из лесу стали выходить крестьяне, женщины, старики. Указывали на связанных пленников пальцами, злорадно смеялись:

– Норманны! Норманны!

– Да не норманны мы, а франки! Мой дядя – герцог Роберт, я дочь его брата, короля Эда…

Похоже, бретонскому сеньору надоели ее крики. Он сделал знак, и один из его людей заткнул ветошью рот Эммы. Бретонец же смотрел лишь на викинга. Подъехав ближе, он вдруг проговорил на ломаном норвежском:

– Тебя знаю. Ты северный волк. Ты Ролло!

Ничего хорошего это не сулило. Он не раз совершал набеги на земли бретонцев и не удивился бы, если б этот сеньор тут же придумал для него жестокую кару. Но, видимо, у того были иные планы. Он что-то сказал своим людям, и те взгромоздили Ролло на одну из лошадей, перекинув через седло. На другую швырнули глухо мычавшую Эмму.

Везли их долго. Ролло подбрасывало, било о костлявый лошадиный хребет, сидевший в седле бретонский воин придерживал его тело коленями на поворотах тропы. Когда же подковы лошадей защелкали по плитам широкой римской дороги, стали двигаться медленнее. Начали попадаться заставы, бревенчатые сторожевые вышки. У дороги все чаще виднелись каменные постройки с крестами на кровлях – монастыри.

У Ролло не было возможности разглядеть окрестности. Захвативший их бретонец что-то гордо кричал встречным, и он различал в его речи свое имя. Почему-то ему вспомнились слова скальда Бьрна: «Слава летит на крыльях впереди воина». Ну, да будь что будет. Он не зря сражался всю жизнь, чтобы устыдиться своего имени.

Порой Ролло косился в сторону, где скакал воин, везший Эмму. Он видел, как бессильно поникла ее головка, как волосы почти касаются земли. Порой Эмма шевелилась, но чаще казалось, что она в глубоком обмороке. Викинг заскрипел зубами. Негодяи, везут их как паршивый скот.

Вскоре он понял, что они приближаются к городу или крепости. Все чаще стали попадаться груженые повозки, тянулись вереницы нищих, взметая пыль, проносились вооруженные всадники. Сквозь деревья блеснула гладь реки. Ролло узнавал эти места. Их везут в древний город Кондате Редонум, или, как сейчас его называют, Ренн – столицу бретонских правителей. Когда-то он совершил набег на него и взял дань, ибо старый герцог Алейн предпочитал под конец жизни не воевать, а откупаться.

Когда лесные заросли окончательно расступились, Ролло увидел у слияния двух широких рек раскинувшийся у подножия холма город. Старые, еще римские, стены из камня и кирпича, тяжелые башни с осыпавшимися зубьями, арочный мост через реку и соломенные крыши многочисленных лачуг предместий. Миновав мост, везущие их бретонцы громко затрубили в гнутые рога, выкликая имена пленников. Старый сеньор, кажется, всему миру готов был возвестить, что захватил самого грозного Ролло. Проехав под массивной каменной аркой, отряд въехал в город, норманн опустил голову, чтобы не видеть искаженных злобой лиц горожан. Теперь он глядел на заваленную нечистотами почву под копытами коня, на шарахающихся от всадников гусей, на заливающихся лаем уличных псов. Толпа вокруг шумела, от нее несло смрадом пота и чеснока. Истошно ревел осел. Толстый бретонец вопил с не меньшей силой.

Ролло сбросили лишь тогда, когда они оказались во дворе герцогского дворца. Викинг с трудом поднялся и огляделся. Стены из неотесанного камня с массивным бревенчатым навершием, поросший травой двор, каменный колодец посреди. Вокруг толпились воины, нарядные женщины звенели подвесками головных уборов, бегали дети, глазели слуги в холщовых накидках. Стараясь ничего не замечать, Ролло глядел прямо перед собой. Рядом с ним, хихикая, скакал горбатый уродец. Привезшие их воины потеснили толпу и обступили норманна, как бы оберегая его.

Ролло увидел, как поволокли Эмму. Девушка была без сознания и опустилась на землю, едва ее отпустили. Кто-то принес бадью воды и вылил на нее. Эмма пошевелилась и села, удивленно глядя по сторонам.

– Вставай, Птичка, – негромко сказал Ролло. – Не давай им насладиться твоим унижением.

Он отвернулся, не в силах смотреть на ее беспомощные попытки подняться на ноги. Толпа вокруг галдела и хохотала. Эмма глядела расширившимися глазами, пытаясь судорожно сглотнуть и давясь кляпом.

В этот миг на высоком крыльце произошло движение. Там показались пестро одетые люди. Один из них – молодой и тучный – был в герцогской короне. Другой же… Ролло нахмурился. Другой был его давнишний враг – Роберт Нейстрийский в окружении своих вавассоров. Ролло надменно вскинул голову. Пусть он пленник, но не раб. Роберт не увидит его сломленным.

Эмма сделала судорожное движение, узнав герцога. Золотоволосый вельможа в ярко-малиновом плаще, скрепленном на плече драгоценной фибулой… Ее кровный родственник, дядя… Он не глядел на нее, сосредоточив все свое внимание на связанном викинге. Девушка опять попыталась встать, что было нелегко со связанными за спиной руками. Господи, вот он, Роберт, брат ее отца, к которому Эмма так стремилась, а она бессильна что-либо сделать! И рядом с ним – Эврар Меченый! По крайней мере он-то обратит на нее внимание! Извиваясь, Эмма наконец поднялась, сделала несколько шагов, но кто-то загородил ей дорогу древком копья. Оставалось покорно ждать.

Герцог лишь мельком взглянул на девушку. Он стоял, о чем-то беседуя с бретонским герцогом. Старый сеньор, доставивший пленников, стоял перед ними, уперев руки в бока, и что-то говорил, порой указывая плетью на Эмму и Ролло.

Эмма вдруг заметила, что Эврар Меченый в упор смотрит на нее. Обрадовавшись, она кивнула ему и сейчас же растерялась – воин отвернулся. Пречистая Дева, неужели он не узнал ее? Ей не хотелось в это верить. Она едва не выла от отчаяния. Отвратительный горбатый карлик прыгал вокруг нее, корча ей рожи. Улучив миг, когда он оказался поближе, Эмма пнула его ногой. Карлик с неожиданным проворством увернулся, а девушка, потеряв равновесие, вновь оказалась на земле. Полы ее накидки распахнулись, и теперь Эмма прилагала отчаянные усилия, чтобы скрыть свою наготу. Наконец, справившись с плащом, она откинула упавшие на глаза волосы и увидела, что герцог Роберт стоит перед Ролло и оба они говорят на норвежском. Эмма глядела на Роберта как завороженная. Она никогда не подозревала, что смертный может быть так красив, а герцог был не так уж и молод. В его волнистой золотой гриве сквозила седина. Под темными глазами лежали складки, глубокая морщина пересекала переносье. Но какое достоинство, какая величавая надменность в каждом жесте! Он на полголовы ниже Ролло, но это почти незаметно.

Ролло спокойно отвечал на вопросы герцога и держался не менее гордо, но еще ни разу Эмме не довелось видеть, чтобы этот язычник был столь покладист. На нее никто не глядел, и это приводило девушку в отчаяние. Она вновь замычала, топнула ногой, даже подпрыгнула от досады. Слава богу, кажется, ей все же удалось привлечь внимание герцога. Роберт чуть повернул голову, и девушка поймала пристальный взгляд немигающих темно-карих глаз.

Роберт Нейстрийский еще не окончил фразу. По-скандинавски он изъяснялся столь же свободно, как на бретонском или же на латыни.

– Это подарок судьбы, что ты попал в мои руки, Ролло. Ты сам понимаешь, сколь много это может изменить для франков. Герцог Гурмгайлон охотно уступит мне тебя, лишь бы я обещал ему поддержку и покровительство Нейстрии.

– Простое везение, Роберт. Тебе нечем гордиться.

– Это вы, норманны, только и ищете славы. Меня же вполне устроит, если я смогу выставить свои условия твоим соплеменникам.

Он по-прежнему смотрел на связанную спутницу Ролло. Она вела себя довольно странно для пленницы. Впрочем, все эти северные дамы в высшей степени необычные особы, никогда не знаешь, что от них ожидать. Но где-то он ее уже видел, это совершенно точно. Что-то знакомое в этих карих глазах, линиях лба, разлете неожиданно темных при столь рыжих волосах бровей. Эта рыжая норманнка усиленно кивает ему, словно куда-то указывая. Кажется, на столпившихся у крыльца вавассоров. Странно…

Ролло заметил, что Роберт глядит на Эмму, и после непродолжительного молчания сказал:

– Я твой пленник, Роберт, но девушку ты оставь в покое. Она не наша, а франкского рода. Племянница Фулька Рыжего. Я захватил ее в Анжу.

Роберт по-прежнему молчал. Анжуец был его вассалом. Правда, хитрым, властным и честолюбивым вассалом. Эта девушка его родня? Не лжет ли Ролло?

Ролло добавил:

– Она дочь сестры Фулька Пипины из Байе и графа Беренгара.

– Как это вас захватили вместе? Ты сделал ее своей наложницей?

– Нет, и это чистая правда. Но мой брат имел в ее отношении намерения.

– Беренгар из Байе… – задумчиво произнес герцог. – Кажется, его убил твой отец. Что-то не припомню, чтобы у него была дочь.

– Она говорит, что Пипина удочерила ее.

Роберт усиленно пытался что-то вспомнить. Это казалось важным. Наконец он сделал знак одному из своих людей, новому вавассору Эврару, стоявшему неподалеку:

– Эй, освободи ее уста. Если она наша, негоже ей из нормандского плена угодить в плен к франкам. И если она подтвердит твои слова, Ролло…