Сири Джеймс

Дракула, любовь моя

Моему сыну Райану Майклу Джеймсу, прирожденному волшебнику, разжегшему мой интерес к вампирам.

И в память о моем блестящем возлюбленном отце Мортоне Майкле Астрахане, который рассказывал мне на ночь удивительные истории, неизменно обрывавшиеся на самом интересном месте, и побуждал меня следовать за мечтой.



БЛАГОДАРНОСТИ

С вечной благодарностью Брэму Стокеру, отцу легендарного «Дракулы», труды которого породили новый жанр беллетристики. Большое спасибо моему агенту Тамар Ридзински, которая настояла, чтобы я нашла способ пересказать «Дракулу» с точки зрения Мины. Без нее этой книги не было бы. Спасибо моему сыну Райану за то, что много лет назад он познакомил меня с волшебством и феноменом вампиров, за множество проницательных замечаний и комментариев по ходу написания романа.

Я в долгу перед Лесли Клингером за его обстоятельный труд «Новый Дракула с комментариями», который стал моей библией, и перед Фредом Саберхагеном за «Рассказ Дракулы», который обелил этого героя, мастерски явив истину, сокрытую за многими его былыми злодеяниями.

Сердечная благодарность моему мужу Биллу за то, что он с неизменным юмором и учтивостью терпел мое помешательство на Дракуле, за ликующий, восторженный отзыв на первый черновик. Спасибо моей свекрови Мэри Джеймс, которая и сама вела весьма романтический дневник, — ее любовь к книгам и чтению во многом вдохновила меня. Спасибо Лусии Макро, Эси Согах, Кристине Маддалене и всем сотрудникам «Харпер Коллинз», которые трудятся изо дня в день, засучив рукава. Они поверили в этот проект, когда он был не более чем завитком тумана на бумаге.

И самое главное, огромное спасибо всем моим читателям. Я пережила одно из величайших приключений в жизни, проводя изыскания, обдумывая сюжет, сочиняя и печатая этот роман. Надеюсь, вам так же понравится его читать, как мне — сочинять. В добрый путь!

ПРОЛОГ

1897 г.

Прошло семь долгих лет с тех пор, как он впервые вошел в мою спальню, с начала цепочки незабываемых, поразительных и опасных событий, в истинность которых вряд ли кто-нибудь поверит, хотя мы и позаботились составить письменное свидетельство. Оно содержится в копиях наших дневников — моего и других, — которые я иногда проглядываю, чтобы напомнить себе, что все это случилось на самом деле, а вовсе не пригрезилось мне.

Время от времени, когда в саду под окнами сгущается белый туман, когда тень скользит ночью по стене, когда пылинки кружатся в лунном свете, я все еще подскакиваю в предвкушении и тревоге. Джонатан сжимает мою ладонь и ободряюще заглядывает мне в глаза, как бы говоря, что все понимает, что мы в безопасности. Но когда он возвращается к чтению у камина, мое сердце продолжает колотиться в груди. Меня охватывают не только дурные предчувствия, о которых известно Джонатану, но и что-то еще… Томление. Да, томление.

Я старательно заполняла дневник стенографическими значками, а после набирала текст на машинке, чтобы другие могли его прочитать, но эти записи были не всей и не моей правдой. Некоторые мысли и переживания чересчур интимны для чужих глаз. В некоторых желаниях слишком постыдно признаваться даже себе самой. Если бы я поведала все Джонатану, то, конечно же, навек утратила бы не только его, но и доброе мнение общества.

Я знаю, чего хочет мой муж, да и все мужчины. Завоевать любовь и уважение способна лишь невинная женщина. Неважно, замужняя или нет, она должна быть безупречно чиста рассудком, душой и телом. Я была такой, пока он не вошел в мою жизнь. Иногда я боялась его. Иногда презирала. Все же, даже зная, что он за существо и чего добивается, я не могла не любить его.

Я никогда не забуду волшебство его рук, неотразимый магнетизм взгляда, обращенного на меня, и восхитительное скольжение по танцевальному залу в его объятиях. Я до сих пор дрожу от восторга, когда вспоминаю головокружительные путешествия с ним со скоростью света и то, как одно его прикосновение заставляло меня задыхаться от невообразимого удовольствия и желания. Но самыми чудесными были долгие часы бесед, украденные мгновения, в которые мы открывали друг другу свои самые сокровенные тайны и обнаруживали, что у нас много общего.

Я любила его. Любила страстно, глубоко, самой сутью своего бытия, каждым ударом сердца. Одно время я была готова отказаться от человеческой жизни, чтобы провести с ним вечность.

И все же…

Все эти годы правда о случившемся невыносимым бременем лежала у меня на душе, мешая наслаждаться простыми радостями, лишая аппетита и сна. Я больше не в силах нести груз вины. Я должна изложить все на бумаге, навеки скрытой от чужих глаз. Только так я смогу наконец освободиться.

ГЛАВА 1

Впервые сойдя с поезда в Уитби ясным июльским днем 1890 года, я не испытывала ни малейшего подозрения, что моя жизнь и жизни всех, кого знаю и люблю, вскоре подвергнутся серьезнейшим опасностям, из которых мы — те, кто выживет, — выйдем навсегда изменившимися. Когда моя нога коснулась станционной платформы, меня не охватил внезапный озноб или сверхъестественное предчувствие грядущих невероятных событий. По правде говоря, ничто не предвещало, что эти каникулы на побережье будут отличаться от других подобных славных поездок.

Мне было двадцать два года. Я только что оставила место школьной учительницы после четырех безмятежных лет, поскольку готовилась выйти замуж. Хотя я искренне беспокоилась о своем женихе Джонатане Харкере, который еще не вернулся из деловой поездки в Трансильванию, меня переполняла радость при мысли о том, что ближайшие месяц или два я проведу в обществе своей лучшей подруги в красивейшем месте, где мы сможем привольно беседовать и строить воздушные замки.

Я заметила на платформе Люси, которая искала меня глазами в толпе. Она выглядела прелестно, как никогда, в своем белом батистовом платье, темные кудри лукаво выглядывали из-под элегантной шляпки с цветами. Наши взгляды встретились, и ее лицо просияло.

— Мина! — воскликнула Люси, когда мы бросились в объятия друг друга.

— Я так соскучилось! Словно мы не виделись целый год, а не несколько месяцев. С тех пор столько случилось!

— Я чувствую то же самое. Прошлой весной мы обе были свободными женщинами. А теперь…

— Обе обручены! — счастливо улыбнулись мы и вновь обнялись.

Мы с Люси Вестенра были лучшими подругами с тех пор, как познакомились в школе Аптон-холл, когда мне было четырнадцать лет, а ей двенадцать. Мы стали неразлучны, несмотря на различие нашего происхождения — у Люси были любящие состоятельные родители, которые души в ней не чаяли, в то время как я никогда не знала отца и матери и получала достойное образование из милости. Контраст между нами оказался разительным. Я была розовощекой зеленоглазой блондинкой невысокого роста, по мнению некоторых, довольно привлекательной, в то время как Люси обладала ослепительной красотой: идеальной миниатюрной фигуркой, ярко-голубыми глазами, фарфоровой кожей и короной великолепных темно-каштановых кудрей. Люси любила верховую езду, игру в мяч и теннис, а я всегда была намного счастливее, уткнувшись в книгу, и все же мы прекрасно находили общий язык.

Все школьные годы мы вместе спали, вместе играли, вместе учились, вместе предпринимали долгие прогулки, вместе смеялись, плакали и рассказывали друг другу все наши секреты. Поскольку у меня не было настоящего дома, во время школьных каникул я часто и охотно отдыхала с семьей Люси как в Лондоне, так и в деревне, а то и на фешенебельном морском курорте, очередном увлечении миссис Вестенра. Когда я позже стала учительницей в той же школе, наша дружба не прекратилась. Люси закончила обучение и вернулась в Лондон со своей овдовевшей матерью, но мы не теряли друг друга из виду благодаря письмам и регулярным визитам.

— А где твоя мать? — спросила я, оглядываясь в поисках миссис Вестенра.

— В наших комнатах, отдыхает. Как тебе мои новые платье и шляпка для прогулок? Мама уверяет, что это наимоднейший наряд для побережья, но подняла такую суматоху, что изрядно мне прискучила.

Я заверила Люси, что платье прелестно, а моду она находит утомительной только потому, что никогда не нуждалась в нарядах.

— Если бы у тебя было всего четыре платья и два костюма, как у меня, Люси, ты непременно мечтала бы о тех самых нарядах, которые сейчас презираешь.

— Пусть тебе немного не хватает количества, дорогая Мина, зато ты возмещаешь его качеством, поскольку всегда одеваешься очень мило и к лицу. Мне нравится твое летнее платье! Ну что, идем? Нас ожидает кеб. Вели носильщику захватить твой багаж. Погоди, вот увидишь, куда ты попала! Уитби — чудесный городок!

Разумеется, по дороге от станции я наслаждалась пленительным видом из открытого окна экипажа. Ласковый ветерок отдавал соленым привкусом моря, крикливые чайки кружились над головой. Прямо под нами река Эск прорезала две покатые зеленые долины и текла мимо шумной гавани к морю. Ярко-голубое небо и пушистые белые облака составляли прелестный контраст со старинными домами, крытыми красной черепицей и теснящимися на крутом склоне холма.

— Какой очаровательный город!

— О да! Я так рада, что мама решила поехать в новое место этим летом. Я уже по горло сыта Брайтоном и Сидмутом.

— Спасибо, что пригласила меня в гости. — Я ласково пожала руку Люси, обтянутую перчаткой. — Иначе мне негде было бы провести это лето. Ведь я оставила преподавание и свою комнату в школе.

— Мне и в голову не пришло бы провести каникулы с кем-то другим, дорогая Мина. Нас ожидает море веселья! Говорят, здесь повсюду прелестные тропинки для прогулок, а также можно нанять лодку и прокатиться по реке.

— Чудесно! Обожаю лодки.

— Взгляни за реку. Видишь длинную извилистую лестницу? Судя по всему, она ведет к церкви и развалинам аббатства на вершине холма. Я умираю от желания отправиться на разведку, но, поскольку мы приехали только вчера, мама слишком устала, чтобы выходить из комнат, и не склонна подниматься на холм. Теперь, когда появилась ты, мы будем подолгу гулять и все осмотрим.

— Твоя мать больна?

— Нет, насколько я могу судить. Просто в последнее время она легко утомляется и страдает одышкой после крутых подъемов. Надеюсь, морской воздух пойдет ей на пользу. Кстати, как тебе мое обручальное кольцо? — Люси оживилась, стянула перчатку и протянула мне руку.

Я затаила дыхание, разглядывая элегантный золотой ободок с жемчужинами, украшавший тонкий палец.

— Восхитительно, Люси.

— А теперь покажи мне свое.

— У меня еще нет обручального кольца, — призналась я. — Но перед самым отъездом Джонатан узнал, что выдержал экзамены. Теперь он не практикант, а настоящий солиситор! [Солиситор — в Великобритании адвокат, ведущий дела в судах графств и подготавливающий материалы для барристеров — адвокатов более высокого ранга; также выполняет функции юрисконсульта. (Здесь и далее прим. перев., кроме особо оговоренных.)] Он обещал купить мне кольцо, как только вернется.

— Вы хотя бы обменялись локонами?

— Разумеется! Мы временно храним их в маленьких конвертиках.

— Мы с Артуром прячем свои в парных золотых медальонах. Тот, что принадлежит ему, висит на цепочке для часов. Я же не часто надеваю свой, после того как он подарил мне это. — Со счастливой улыбкой Люси указала на черную бархатную ленту на шее, украшенную бриллиантовой пряжкой.

— Я восхищаюсь твоей бархоткой, с тех пор как сошла с поезда. Она поистине изысканна.

— Бриллиантовая пряжка принадлежала матери Артура. Я обожаю ее и почти никогда не снимаю, разве только на ночь.

Мы подъехали к славному просторному старому дому на Ройял-Кресент, владению вдовы капитана, в котором Люси с матерью снимали комнаты. Мой багаж подняли в спальню, которую нам предстояло делить с Люси. Поскольку миссис Вестенра еще дремала, а для ужина было слишком рано, мы схватили шляпки и зонтики от солнца и отправились исследовать Уитби.

— Какие новости о Джонатане? — спросила Люси, когда мы шли по Норт-Террас, наслаждаясь морским видом и приятным летним бризом. — Ты получила очередное письмо?

— Никаких вестей целый месяц. Если честно, я ужасно встревожена, — печально вздохнула я.

— Месяц — не слишком большой промежуток между письмами.

— Для Джонатана — слишком.

Последние пять лет Джонатан служил в Эксетере солиситором-практикантом у друга семьи, мистера Питера Хокинса — человека, оплатившего его обучение. В конце апреля мистер Хокинс послал Джонатана в качестве своего представителя в Восточную Европу. В Трансильвании тот должен был встретиться с аристократом по имени граф Дракула, по поручению которого фирма провела сделку с недвижимостью. Джонатан поехал охотно, поскольку грезил путешествиями, но прежде не имел средств покинуть страну.

— Все эти годы мы с Джонатаном писали друг другу с завидной регулярностью, иногда даже дважды в неделю. Когда он только отправился в путешествие, я получала длинные подробные письма о плавании, новых пейзажах, людях и блюдах. Внезапно наше общение прекратилось. Я понятия не имела, достиг ли он Трансильвании, и опасалась, что с ним приключилось недоброе. Я раздобыла адрес графа Дракулы у мистера Хокинса и написала письмо Джонатану. Наконец я получила записку, но короткую и торопливую, совсем не в духе Джонатана, и без малейшего упоминания о посланном мной письме — всего несколько строк с заверением, что его работа почти закончена. Через несколько дней он отправится домой. Я немедленно послала ответ, сообщая о своих планах, чтобы он писал мне сюда, в Уитби, но еще месяц прошел в молчании. Что могло с ним случиться?

— Возможно, он задержался в Трансильвании дольше, чем ожидал, или решил ознакомиться с достопримечательностями по дороге домой.

— Если так, то почему он не ответил на мое последнее письмо?

— Почта часто теряется, Мина, а из другой страны может идти веками. Поверь, у Джонатана все хорошо. Ты получишь весточку со дня на день. Он не хочет, чтобы ты волновалась, наслаждаясь отдыхом.

— Наверное, ты права, — снова вздохнула я.

Мы спустились по крутой лестнице, ведущей к причалу, и прошли мимо рыбного рынка, где рыбаки и их жены, расположившись на носах стоящих на якоре лодок, предлагали остатки дневного улова паре-тройке скромно одетых завсегдатаев. Воздух был наполнен криками морских птиц, плеском воды и хлопаньем парусов на ветру. Привкус моря, запахи свежей рыбы и просоленной пеньки оказались весьма бодрящими. Я почти ощущала их вкус.

— До чего хорошо на побережье! — воскликнула я, воодушевленная чудесным смешением образов, запахов и звуков. — Итак, расскажи мне все, Люси. Какой он, твой мистер Холмвуд? Или мне следует сказать, будущий лорд Годалминг?

— О! Артур просто прелесть. Он обещал вскоре навестить меня в Уитби. Я так скучаю по нему в разлуке!

— Вы уже назначили дату свадьбы?

— Нет, но мама настаивает, чтобы мы поженились как можно раньше, возможно, уже в сентябре. Должна признаться — надеюсь, Мина, тебе можно об этом сказать, — до сентября осталось так мало! Я приняла предложение Артура всего два месяца назад и до сих пор не привыкла к мысли, что скоро выйду замуж.

— Но ты писала, что безумно влюблена в Артура и в восторге от помолвки. — Я удивленно уставилась на Люси.

— Так и есть! Я люблю Артура. Он такой высокий и красивый, у него чудесные кудри. У нас ужасно много общего, и мама просто обожает его. Я знаю, что он идеально мне подходит, и очень счастлива.

Мы перешли через мост — единственный путь на Восточный утес. На противоположной стороне начиналась очередная длинная лестница, та самая, на которую Люси указала из экипажа. Она изящно вилась, поднимаясь от города к развалинам аббатства и церкви.

— Если ты счастлива, Люси, то почему выглядишь такой беспокойной? — спросила я по пути.

— Я выгляжу беспокойной? — Люси наморщила лобик знакомым милым движением. — Я не нарочно! Просто я немного расстроилась, когда поняла, что это наши последние совместные каникулы, Мина. Только ты и я!.. Очень скоро меня станут считать не юной леди на выданье, а здравомыслящей, пожилой, замужней женщиной. Меня так волновала молодость, восхищение и любовь мужчин! Подумать только, все кончено, когда мне нет и двадцати!

Унылое выражение хорошенького личика Люси едва не заставило меня рассмеяться.

— Милая моя Люси! — Я взяла ее за руку. — Я и хотела бы посочувствовать, но, боюсь, никогда не испытывала того волнения, о котором ты говоришь. У меня был лишь один поклонник — Джонатан. Не каждая девушка получает предложения руки и сердца от трех мужчин в один день.

— Я до сих пор поражаюсь, вспоминая об этом! — Люси изумленно покачала головой. — Вот уж правду говорят, то пусто, то густо. До двадцать четвертого мая я не получила ни одного предложения, по крайней мере настоящего. Если не считать тот раз, когда Уильям Рассел спрятал кольцо в моем куске торта с глазурью. Тогда нам было по девять лет. Помню, как Ричард Спенсер поцеловал меня в поле за школой Аптон-холл и попросил выйти за него замуж. Я была совсем девочкой, а они — глупыми мальчишками. Толпы мужчин восхищались мной после возвращения в Лондон, но ни один даже не собирался задать самый главный вопрос, и вдруг сразу три предложения!

Люси прислала мне подробный отчет о том удивительном дне. Доктор Джон Сьюард, превосходный молодой врач, зашел утром, объявил о своей любви и попросил ее руки. За ним последовал другой поклонник — богатый американец из Техаса, мистер Квинси П. Моррис, близкий друг доктора Сьюарда и мистера Холмвуда, — который высказал ту же искреннюю просьбу сразу после обеда. Охваченной сожалением Люси пришлось объяснить, что она вынуждена отклонить их предложения, поскольку влюблена в другого мужчину. В тот же день Артур Холмвуд улучил спокойную минутку для собственного сладостного признания, охотно принятого Люси.

— Наверное, это очень приятно — обнаружить, что тебя обожает столько достойных, благородных и богатых мужчин, — заметила я.

— Это было чудесно, но в то же время слишком, чересчур ужасно. Не представляю, как доктор Сьюард и мистер Моррис сумели понять, что влюблены. Ведь всякий раз, когда они заходили с визитом, мама принуждала меня сидеть сложа руки, невинно улыбаться и скромно заливаться румянцем в ответ на каждое их слово, пока она плела нить беседы. Это было так глупо, что иногда я хотела кричать от разочарования. Все же мне нравились все трое. Наконец мы остались наедине, и каждый излил мне свою душу. После чего я должна была прогнать двоих, жестоко униженных, сознавая, что они покидают мою жизнь навсегда! Я разразилась слезами, когда увидела лицо доктора Сьюарда, таким опечаленным и убитым горем он был. Когда я сказала мистеру Моррису, что у меня есть другой, он ответил со своим очаровательным техасским акцентом: «Малышка, своей честностью и отвагой вы приобрели во мне друга, а это куда большая редкость, чем возлюбленный». Он наговорил много мужественных и благородных вещей о своем сопернике, даже не зная, что это Артур, его лучший друг. Затем… я сообщила тебе в письме, о чем мистер Моррис попросил меня перед уходом?

— Да! Он хотел получить поцелуй, наверное, чтобы смягчить удар, и ты согласилась! — Мы остановились на середине подъема, желая перевести дыхание, и я взглянула на подругу. — Признаться, я была слегка удивлена.

— Почему?

— Люси, нельзя целовать всех претендентов на твою руку только потому, что тебе их жалко!