Вдовья пенсия Франциски составляла 90 талеров в год плюс по 8 за каждого ребенка. Она дополнялась скромными выплатами альтенбургского двора, но всего этого было недостаточно для независимости. Ее с детьми водворили в две худшие комнаты на заднем дворе дома. У Ницше и его сестры была общая спальня на двоих.
«После того как мы столько времени жили в деревне, городское житье показалось нам ужасным, — писал Ницше. — Мы избегали мрачных улиц и стремились к открытым пространствам, как птицы, пытающиеся покинуть клетку… огромные церкви и здания на рыночной площади, с ратушей и фонтаном, орды людей, с которыми я не был знаком… Меня поражало, что и сами эти люди часто друг друга не знали… едва ли не больше всего меня тревожили длинные мощеные улицы» [16].
Пятнадцатитысячный Наумбург действительно мог напугать детей из маленькой деревушки Рекен. Сейчас мы воспринимаем Наумбург как открыточный романтический городок, словно бы взятый из средневековых часословов, со светлыми башнями по берегам извилистой реки Заале, но когда туда переехала семья Ницше, Заале вовсе не была живописным рвом с водой — это был настоящий рубеж обороны с мощными укреплениями на берегу.
За два года до переезда семейства в Наумбург Европу потрясли революции 1848–1849 годов: материк забился в конвульсиях народных восстаний, которых некогда так страшился непреклонный в своем монархизме отец Ницше. Рихард же Вагнер, напротив, целиком поддерживал революции, которые, как он надеялся, должны были повлечь за собой полное перерождение искусства, общества и религий. Вагнер бок о бок с русским анархистом Михаилом Бакуниным бился на баррикадах в ходе Дрезденского восстания в мае 1849 года и финансировал поставку восставшим ручных гранат. Когда это открылось, его сослали. Потому-то он и проживал в Швейцарии в то время, когда состоялась его первая встреча с Ницше. Германия 1850-х годов была объединена в Германский союз (1815–1866) — конфедерацию государств, сформированную, когда державы-победительницы на Венском конгрессе перекроили карту Европы после поражения Наполеона. В союз входили тридцать девять автономных немецких государств, которыми правили князья, герцоги, епископы, электоры и другие монархи. Раздробление Германии на мелкие — и мелочные — государства подразумевало отсутствие национальной армии, единой налоговой системы, общей экономической политики и реального политического значения. Один деспот выступал против другого, и все они были слишком близоруки, чтобы понять возможные выгоды от объединения. К тому же в Германский союз входили чехи из Богемии, датчане из Гольштейна и итальянцы из Тироля. В Ганновере до 1837 года правил английский король, Гольштейн подчинялся королю Датскому, а Люксембург — королю Нидерландов. В 1815 году, когда был основан Германский союз, в конфедерации доминировала Австрия, однако мало-помалу власть и влияние австрийского канцлера Меттерниха ослабли, а на ведущую роль выдвинулось крупное, богатое полезными ископаемыми Прусское государство. Особенно процветающей и воинственной Пруссия стала при канцлере Отто фон Бисмарке.
Город Наумбург в провинции Саксония принадлежал прусскому королю. Обилие укреплений в городе, о котором вспоминает Ницше, объяснялось трениями внутри Германского союза и годами французской угрозы. На ночь пять тяжелых городских ворот закрывались. Только с помощью громкого звона и подкупа стражи горожанин мог вернуться домой ночью. Ницше с сестрой нравилось совершать прогулки «по светлым горам, речным долинам, поместьям и замкам» [17], но им приходилось прислушиваться к звукам вестового колокола (который Ницше позднее опишет в «Так говорил Заратустра» как «полночный колокол, переживший больше, чем человек: уже отсчитавший болезненные удары сердца ваших отцов» [Здесь и далее «Так говорил Заратустра» цит. в пер. Ю. М. Антоновского.]), чтобы не повторить ужасную судьбу Гензеля и Гретель и не провести ночь отрезанными от дома.
Наумбург был окружен мрачным Тюрингенским лесом — самым древним лесом Германии, с могилами легендарных героев, пещерами драконов, дольменами и черными безднами, которые еще со времен, когда создавалась германская мифология, символизировали иррациональность и бесконтрольность подсознательного немцев. Вагнер позднее использует это ощущение для описания мысленного путешествия Вотана к хаосу, которое приведет к слому старого порядка, гибели богов и отмене всех прежних договоров. Ницше характеризовал это ощущение сперва как демоническое, а затем как дионисийское.
И ничто не могло быть более аполлоническим, более логичным и необходимым, чем сам город Наумбург. Вдоль реки Заале вытянулись кварталы рациональности, процветания и склонности к романтическому консерватизму. Город зародился как центр торговли — необходимое для враждующих древних племен место мира. С годами Наумбург стал средневековым центром немецких ремесел, в нем была образована гильдия. С момента закладки собора в 1028 году церковь и государство гармонично и разумно шли рука об руку на протяжении многих веков, особенно с зарождением протестантизма. Так что, когда Ницше поселился в Наумбурге, это был богатый, солидный, буржуазный город, отличное место для спокойной жизни. Два главных архитектурных шедевра города — собор и столь же величественная ратуша — показывали, как могут процветать церковь и государство, если религиозные и гражданские добродетели сольются воедино в мещанском, консервативном обществе.
Когда бабушка Эрдмуте в детстве воспитывалась в Наумбурге, круг местных религиозных догм ограничивался простыми лютеранскими идеалами долга, скромности, простоты и умеренности, однако ее возвращение в город совпало с началом движения Пробуждения, которое ставило истовость и божественные откровения выше рациональной веры. Многие стали объявлять о своем перерождении. Они публично признавались в том, что являются отчаянными грешниками. Такое поветрие совершенно не устраивало дам из семейства Ницше, и, хотя никто ни на йоту не сомневался, что Фридрих пойдет по стопам отца и деда и станет служителем церкви, семья вовсе не собиралась вращаться в кругах необузданных религиозных фанатиков. Подруг дамы Ницше нашли среди жен чиновников и судей — в состоятельном и могущественном слое провинциального общества, не подвергнувшемся влиянию новых идей.
Консервативная элита города двигалась вперед черепашьими темпами, и Эрдмуте и Франциска, две вдовы пасторов, находящиеся в не слишком стесненных, хотя и не особо блестящих обстоятельствах, легко заняли в обществе положение знатных дам, которые могли оказаться полезными высшему кругу в обмен на ненавязчивое покровительство. Ницше вовсе не возмущало такое положение дел, что он с сожалением и признавал, описывая, как в детстве в Наумбурге всегда вел себя с достоинством истинного маленького филистера. Но если его описание визита короля в Наумбург, сделанное в десять лет, не отличается глубиной политической мысли, оно определенно обещает некоторый литературный талант:
...«Наш дорогой король почтил визитом Наумбург. Подготовка к событию была масштабной. Всех школьников нарядили в черно-белые одеяния, и с одиннадцати утра они ожидали на рыночной площади прибытия Отца народа. Постепенно небо затянуло тучами, и на нас пролился дождь — короля не было! Пробило двенадцать — короля все не было. Многие дети проголодались. Дождь стал обложным, все улицы покрылись грязью; час дня — нетерпение только усилилось. Вдруг, около двух часов, зазвонили колокола и небо улыбнулось сквозь слезы радостно пляшущей толпе. Мы услышали грохот экипажа; неистовой радостью огласились улицы; мы в возбуждении размахивали шляпами и кричали что есть мочи. Свежий ветер развевал множество флагов на крышах, звонили все колокола в городе, люди кричали, бушевали от восторга и буквально подталкивали карету по направлению к собору. В глубине святилища группа маленьких девочек в белых платьях с венками из цветов была выстроена в форме пирамиды. И тут показался король…» [18]
В том же 1854 году Ницше живейшим образом заинтересовался Крымской войной. Уже несколько веков стратегически важный Крымский полуостров, вдающийся в Черное море, был яблоком раздора между Россией и Турцией. В то время он находился под властью России, и войска царя Николая I воевали там с Османской империей и ее союзницами — Англией и Францией. Это была первая война, с которой сохранились фотографии. Благодаря электрическому телеграфу сводки с фронтов доходили почти моментально. Ницше и его школьные друзья — Вильгельм Пиндер и Густав Круг — пристально следили за ходом кампании. Все их карманные деньги уходили на оловянных солдатиков; они корпели над картами и строили модели полей сражения; они даже сделали из лужи Севастопольскую бухту и пускали бумажные кораблики, представляя их боевыми. Чтобы имитировать бомбардировки, они скатывали шарики из воска и селитры, поджигали их и бросали на модели. Им очень нравилось смотреть, как горящие шары со свистом падают, поражают цель и поджигают ее. Но однажды Густав пришел на «поле боя» с печальной новостью: оказывается, Севастополь пал, война окончена. Разгневанные мальчики обратили ярость на свой игрушечный Крым, об игре забыли, но вскоре они уже разыгрывали новую войну — Троянскую.
