Миранда в своей новой ипостаси отвечала:

...

Дорогой Грэм,

Пожалуйста, не беспокойтесь, я доберусь. Но я очень застенчивая, так что не встретите ли Вы меня снаружи? До сих пор я никогда не входила в паб в одиночку.

С горячим приветом, Миранда.

У Грэма заколотилось сердце. Он написал:

...

Дорогая Миранда,

Конечно, я сопровожу Вас в «Мышь и сыр».

С самым горячим приветом, Г.

Тем же вечером Миранду выпроводили из ночного бара в Сохо, после того как она исполнила непристойный танец на стойке, по ходу которого красная туфля на шпильке слетела у нее с ноги и вызвала отслоение сетчатки у барменши по имени Глория. Проблевавшись в такси по дороге домой, Миранда чуть протрезвела и спросила обалдевшего таксиста — сомалийца, умеет ли он играть в «змеи и лестницы».

39

Камилла и Чарльз сообща готовили дом к приему гостей. Поскольку в кладовке было хоть шаром покати, Чарльз одолжил денег у Тредголдов и отправился покупать продукты для закусок.

Дуэйн Локхарт нес службу возле мини— маркета. Грайс повысил цену на хлеб на десять пенсов, и теперь маленькая нарезанная булка стоила фунт. А то, что с похожей ситуации началась Французская революция, — был один из немногих фактов, запомненных Грайсом на уроках истории. Дуэйна вооружили тазером и приказали усмирять любые народные волнения.

Заметив Чарльза с плетеной корзиной для покупок на локте, Дуэйн сказал:

— Доброе утро, сэр. Сегодня мне нужно проверить у вашей жены персональный жетон. Удобно ли будет зайти в четыре?

Чарльз не понял, отчего у Дуэйна закрывается и открывается левый глаз, неужели у несчастного юноши развился нервный тик? Потом он сообразил, что Дуэйн подмигивает.

— Да, четыре часа — совершенно великолепное время для визита, пожалуй, более удобного часа нельзя придумать, — торопливо ответил Чарльз.

Когда Дуэйн Локхарт ровно в четыре постучал в дверь, Грэм Крекнелл находился в гостевой спальне. Он выложил из чемодана всю бывшую при нем одежду и пытался решить, что надеть. Он уже спросил совета у родителей, но те ничем не помогли.

Камилла сказала:

— Наденьте то, в чем вам будет удобно.

А Чарльз добавил:

— Сомневаюсь, что кто‑нибудь станет специально одеваться, ну, кроме принцессы Кентской, конечно.

Перепробовав несколько вариантов, Грэм выбрал свободные брюки, доставшиеся от приемного отца. Он всегда думал: повезло, что у них с отцом одинаковый обхват талии и полнота, — годами можно не покупать одежду, если, конечно, не наберешь вес. К брюкам Грэм прибавил шерстяной джемпер с орнаментом из ромбов и рубашку с галстуком. Обуви у него с собой была одна пара — серые теннисные туфли; так что он протер их и, рассмотрев себя в зеркале на дверце шкафа, остался доволен тем, что выглядит хотя бы чистым и аккуратным.

Приемная мать однажды сказала ему:

— Грэм, ты никогда не станешь Кларком Гейблом, но по крайней мере ты можешь быть подтянутым и опрятным.

Кто такой Кларк Гейбл, Грэм тогда не знал, но позже, увидев его по телевизору, поразился его ушам: они были точь — в-точь как у самого Грэма.

Дуэйн вынул письмо Николаса Сомса из глубокого кармана брюк и сунул под крайнюю диванную подушку Он помигал на свой манер, и Чарльз сказал:

— А, великолепно. Я понял, что вы… Да. Изумительно.

Камилла села, и снова повторился спектакль с проверкой жетона. Дуэйн еще стоял на одном колене, когда в гостиную спустился Грэм.

Чарльз забормотал:

— Констебль Локхарт, это… э… наш…

— Инспектор по безопасности быта, — пришла на помощь Камилла.

— Да. Инспектор, — согласился Чарльз.

— Мы знакомы, — сказал Грэм.

— Да, — подтвердил Дуэйн. — Как проверка?

— Нормально, — уклончиво высказался Грэм.

Не удержавшись, Дуэйн смутил его вопросом:

— Непростое занятие — оценивать опасность, а? В смысле, что вы считаете опасным?

— Опасности начинаются при рождении. Само рождение может быть весьма опасным событием.

Дуэйн решил поддразнить еще.

— Полагаю, всегда есть опасность утратить связь с матерью.

— Ну, это риск незначительный, — сказал Грэм, глядя на Камиллу. — Большинство матерей довольно цепко держатся за своих новорожденных.

Увидев выражение лица Камиллы, Дуэйн устыдился и поспешил откланяться, заявив, что должен расследовать происшествие в переулке Шлюх. Он вышел за порог с пылающими щеками. После того как поступил на службу в полицию, Дуэйн уже не раз нащупывал в себе садистскую струнку, которая не очень ладно уживалась с его более человеческими сторонами. Но Грэм и ему подобные прямо‑таки вызывают враждебность. Дуэйн видел, что этот примерный и самоуверенный субъект вряд ли хоть раз в жизни усомнился в себе.

Ночью Дуэйн долго лежал без сна, раздумывая, какую следующую книгу дать Пэрис Баттеруорт. Он перебирал в уме свои самые лакомые книжки. Может быть, начать с заигрываний? С «Джейн Эйр», например. Или пойти ва — банк с «Мадам Бовари»? Или вернее будет предложить ей другого Оруэлла? Пожалуй, Пэрис придется по вкусу «Скотный двор».

Дуэйн мечтал о том, как они с Пэрис будут читать ««Во чреве кита» и другие эссе». Он так и видел эту картину: они вдвоем в постели, голые, укрытые простыней; Полтин — ник спит в соседней комнате. Обсуждают эссе Оруэлла и жарко спорят о склонности автора к простым словам. Наверное, Пэрис стиль Оруэлла кажется слишком уж рабоче — крестьянским.

Утром, когда Дуэйн положил на кофейный столик в гостиной Пэрис «Скотный двор», она сказала:

— Я уже читаю другую книгу. Взяла в библиотеке в торговом центре.

Дуэйн огорчился, но постарался не подать виду.

— Какую?

— Щас принесу. — Пэрис выбежала из комнаты.

Над головой Дуэйна заскрипели половицы.

Он заметил, что у Полтинника прорезалось еще несколько зубов. Мальчик сидел на полу в круглом манеже и мусолил пластиковый флакон из‑под жаропонижающего сиропа. Дуэйн кинул в манеж несколько игрушек, но Полтинник не обратил на них внимания. Вошла Пэрис с книгой в мягкой обложке и протянула ее Дуэйну. «Ни пенсом больше, ни пенсом меньше» [Роман британского популярного писателя и политика с одизно — консервативной репутацией Джеффри Арчера.].

— Это… — начала Пэрис.

Дуэйн свирепо перебил ее:

— Я знаю, кто написал!

— Что такое? — не поняла Пэрис. — Я думала, вам будет приятно.

— Приятно? — воскликнул Дуэйн. — Я хочу чтобы вы читали литературу!

Он чувствовал себя так, будто Пэрис предала его, спутавшись с каким‑то недалеким ухарем, который завлек ее хорошо закрученным сюжетом, но в итоге все равно бросит, оставив вместо удовлетворения укоры совести. Дуэйн забыл, что они с Пэрис ни разу нигде не были вместе и даже не сказали друг другу о взаимном интересе.

— Разве не все книги — литература? — удивилась Пэрис.

— Нет. У вас в руке бестселлер!

— Это хорошая книга, — упрямо стояла на своем Пэрис.

— Но не великая, — не сдавался Дуэйн. — Хорошее — враг великого.

Пэрис села и взяла в руки «Скотный двор». С сомнением взглянула на обложку.

— Про что это? — спросила она. — Про свинок?

Дуэйн объяснил, что это аллегория советской России.

— Пожалуй, гляну, когда дочитаю ту, — решила Пэрис.

— Раз уж я здесь, надо проверить жетон, — пробурчал Дуэйн.

Пока он проверял, Пэрис сказала:

— Я бы хотела сделать так же, как Джулия в «Восемьдесят четвертом», знаете, убежать куда‑нибудь, где за мной никто не будет наблюдать.

— Теперь некуда убежать.

— Да и все равно, — вздохнула Пэрис, — меня бы поймали и отправили в комнату 101.

Тут Дуэйн понял, что Пэрис пытается переиграть сюжет, и не упустил момента.

— Если бы вас послали в комнату 101, я бы помог вам бежать и крысы бы вас не тронули.

Пэрис выглянула в окно посмотреть, куда направлена камера наблюдения, и, убедившись, что объектив нацелен в другую сторону, прошептала:

— Я прочту потом «Скотный двор».

И тронула Дуэйна за руку. Юный констебль воспарил. Это легкое прикосновение воодушевило его: он взял руку Пэрис и сжал в своей. Их пальцы переплелись. Полтинник что‑то крикнул, Дуэйну почудилось нечто похожее на «Тоталитаризм!». Но, конечно, он понимал, что этого не может быть, ребенок вряд ли еще научился говорить «мама» или «гав — гав». Дуэйн и Пэрис немного посидели молча, наблюдая за неуклюжими попытками Полтинника нахлобучить один кирпичик конструктора на другой.

— Завтра принесу каких‑нибудь детских книжек. — Дуэйн окинул комнату взглядом и решил, что в нишах по сторонам от камина отлично встанут книжные стеллажи.

Чарльз выждал, пока Грэм не ушел к себе наверх, и лишь потом распечатал письмо сэра Николаса Сомса и прочел его на пару с Камиллой.

Мой дорогой друг Чарльз,

Сначала о главном: твое письмо надежно заперто в сейфе банка «Коуттс».

Твоя новость об этом малом, Грэме, — просто бомба. Майлз Фернли — Вуд, мужик из «Берка», говорит, что по новому закону бастарды наследуют, мать их, землю!!! Голубые и прочие извращенцы имеют такие же привилегии, которыми пользовались мы с тобой, пока круглоголовые [Одно из прозвищ кромвелианцев во время английской революции XVII в.] не взяли верх. Кстати, что бы сделал Оливер Кромвель с этой новой кромвелианской бандой, которая берет налоги с казино и стрип — клубов, одному Господу известно.

Вчера вечером я видел Джека Баркера на обеде; он облажался по полной. За нашим столом даже поспорили, пьян он или безумен. Справа от меня сидел Джереми Паксмен, а слева парень по имени Рик Стейн, знаменитый, судя по всему, тем, что отменно готовит рыбу [Рик Стейн — английский ресторатор и повар, автор и ведущий кулинарной телепрограммы.]. Паксмен сказал, что его предки были бедняки и чуть ли не ходили по миру. Когда я заметил, что бедность — это естественный механизм отсева зерен от плевел, он обозвал меня мерзостным паяцем и весь остаток обеда говорил только с соседкой напротив, костлявой женщиной с причудливым вкусом в одежде, которая сказала, что работает на Би — би — си! Я услыхал, как она говорила, что у Би — би — си есть серьезные сомнения по поводу правительственной антисобачьей пропаганды.