4

Вайолет Тоби, соседка, лучшая подруга и советчица королевы, заскочила пожаловаться, что принц Гарри обозвал ее внучку Шанель вонючей итальяшкой и пригрозил, что если он когда‑нибудь станет королем, то засадит ее в Тауэр и прикажет «отрубить ее вонючую башку».

— Ну, это вряд ли возможно, Вайолет, — постаралась успокоить подругу королева, — ведь мы живем в республике. И в любом случае Гарри станет королем только через мой труп.

Вайолет водрузила распухшие лодыжки на обитую тканью скамеечку и расправила на бедрах синее платье в белый горошек. Королева отметила, что рыжие волосы подруги у корней предательски белеют.

— Через твой труп королем будет Чарльз, — уточнила дотошная Вайолет. — А если он попадет под автобус?

— Тогда, разумеется, королем станет Уильям.

— А если Уильям сверзится с лесов, — упорствовала Вайолет, — сломает шею и помрет?

— При таких маловероятных обстоятельствах королем будет Гарри, — вяло ответила королева. — Если, конечно, Уильям не успеет жениться и родить детей.

— Жениться? С какой радости? У него еще и подружки‑то нет.

Королева глубоко вздохнула, представив, как Гарри и его приятели в балахонах дуют пиво из жестянок на балконе Букингемского дворца и салютуют толпе «козой».

— Нужно найти Уильяму жену, — сказала она.

Разговор перекинулся на больные зубы королевы и на зубы вообще.

— Мне подарили вставные челюсти на день рождения, когда стукнуло двадцать один, — похвасталась Вайолет. — Мама с папой купили верхнюю чавку, а остальная родня скинулась на нижнюю.

Она скрежетнула на подругу фарфоровыми зубами.

— Врач‑то не хотел зубы мне рвать. Сказал, они идеальные, но папа ему в ответ: «Нет. Ей надо вырвать все зубы и поставить вставные челюсти. Потом она горя не будет знать с ними».

— Учинить такое зверство! — ужаснулась королева.

— Да папа был прав, — вскинулась Вайолет. — Мне в жизни тугонько пришлось, из— за денег, из‑за мужиков, из‑за нашего Барри, но я ни одного рабочего дня не потеряла и ни одной ночи не промучилась через зубы.

Королева на миг даже позавидовала Вайолет и ее искусственным челюстям. Последняя ночь выдалась гнусной, она промаялась до самого утра, мечтая о том, чтобы мистер Барвелл, королевским указом дантист ее величества, был по — прежнему под рукой. В какой бы точке мира ни находилась королева, при малейшей боли мистер Барвелл вылетал к ней королевским самолетом. А теперь, думала с горечью королева, у нее вообще нет никакого дантиста. Государственный зубник, мистер Пейтел, недавно сбежал из поселка Цветов, а замену ему не нашли.

— Я знаю женщину, которая вырвала сама себе зуб плоскогубцами, — сообщила Вайолет. — Хочешь, перемолвлюсь с ней словечком?

— О боже, нет, это ведь так опасно.

— Да и вовсе не опасно, она сперва кипятит плоскогубцы в кастрюльке.

Дамы сидели в маленькой гостиной королевы, придвинув кресла в стиле Людовика XVI к газовому камину и ожидая, когда по телевизору начнется «Эммердейл». Нынче должны были показать две серии подряд. Всю неделю показывали по две. Население деревни Эммердейл в полном составе отправилось на автобусе на сельскохозяйственную выставку в некое вымышленное графство. В анонсах герои весело распевали песни, а в следующем кадре автобус резко тормозил, чтобы не задавить выскочившую на дорогу овчарку. Потом крупным планом актеры/крестьяне громко вопили, а автобус сползал по откосу прямо на железнодорожные пути. Королеве с Вайолет не терпелось узнать, кто из любимых героев выживет в аварии.

Гаррис и Сьюзен тоже ждали, им было любопытно, что случилось с овчаркой. Собаку Вайолет, мордатого рыжего дворнягу Микки с хвостом — бубликом, к королеве не пускали: чересчур эмоциональный Микки был подвержен внезапным вспышкам необъяснимой агрессии. Так что он сидел на крылечке, терпеливо дожидаясь, когда выйдет хозяйка.

Чтобы закрыть тему зубов, королева спросила, как дела у Барри. Сыну Вайолет уже стукнуло сорок пять, но он как был, так и оставался бездельником.

Вайолет вздохнула:

— К нему ходит социальный работник, психиаторша. Так она мне заявила, это я виновата во всех его бедах. Мол, я запирала его мальцом в шкафу под лестницей, вот с тех пор он и не признает никакой власти, как бы синдром у него от этого случился.

— А Чарльз винит нас с отцом в большинстве своих жизненных неприятностей, — сказала королева. — Утверждает, будто мы о нем мало заботились, но это так несправедливо. Если я находилась в Англии, мы с ним виделись каждый день, да и няня его обожала.

— Наверное, Барри надо где‑нибудь запереть, — сказала Вайолет. — Опять приходится прятать от него спички и зажигалки.

Королева сочувственно кивнула. С Чарльзом не все ладно, но он, насколько ей известно, все же не пироман. Многие свои наблюдения и выводы относительно окружающих королева уточняла словами «насколько мне известно». Ведь даже в ее семье, думала королева, у каждого тьма секретов. У нее и самой есть парочка.

Тут по комнате прокатилась волна эффектной, тревожной музыки, и внимание подруг немедленно переключилось на телевизор. Бегущей строкой внизу экрана поехали жирные красные буквы: «Срочно! Новости!»

— Ну что там еще? — проворчала Вайолет.

Она терпеть не могла, когда в телепередачи вклинивалась реальность. И никогда не смотрела новости по доброй воле. Кому охота знать про войны и катастрофы? Остановить их она никак не может, верно? Тогда зачем травить себя, она уже и так пьет по три таблетки от давления в день.

Лидер Консервативной партии, седой мужчина в сером костюме, ушел в отставку, чтобы посвятить себя своей новой семье, а его место занял другой — моложавый, с ясным лицом и пышной гривой черных волос. Его звали Сынок Инглиш.

— Святые небеса! — воскликнула королева. — Это же Сынок. Его отец держал конный завод в Ньюмаркете, а бабушка была у меня во фрейлинах.

Сынок давал интервью ведущему политическому корреспонденту Би — би — си.

— И что главное в вашей программе, мистер Инглиш? — спросил очкастый репортер.

— Я намерен реставрировать монархию, — объявил Сынок. — Я хочу вновь увидеть Ее Величество королеву Елизавету на троне, я хочу увидеть, как Джека Баркера и кромвелианцев отправят на свалку истории.

Королева молчала, и тогда заговорила Вайолет:

— Ну, я не собираюсь за него голосовать. Я скорее свою собственную руку потушу с овощами, чем еще хоть раз проголосую за тори. И к тому же, Лиз, мне неохота с тобой расставаться.

Через полчаса курьерский поезд летел на жителей Эммердейла, запертых в разбитом автобусе. Но королева все думала про верноподданническое заявление Сынка. И даже мелодраматическая гибель деревенского дурачка, которого играл актер, никогда не нравившийся королеве, не смогла ее отвлечь.

В дальнем уголке сада Камилла ворошила длинным прутом прелые листья в костре. Она всегда любила осень. Ей нравилось убирать летнюю одежду и залезать в мешковатый свитер, джинсы и резиновые сапоги. В былые времена, когда ее роман с Чарльзом еще оставался тайной для всех, Камилла жила только ради лисьей охоты. В дни охоты, проснувшись ни свет ни заря, она начинала ритуал облачения: рейтузы в обтяжку, белая блузка под горло, традиционный красный жакет с медными пуговицами. И наконец, самое приятное — узкие черные сапоги до колена.

Она знала, что хорошо смотрится в седле и что товарищи по охоте считают ее бесстрашной наездницей. Шагая к конюшне с хлыстом в руке, выдыхая в морозный воздух облачка пара, Камилла чувствовала в себе вдохновение и силу, а если не лукавить, то и смутный зуд сексуального возбуждения. С конем между ног, в широком поле и в окружении друзей, которым могла доверить собственную жизнь, она переживала некий экстаз; а как чудесно было вернуться, когда уже смеркалось, в тепло дома, полежать в горячей ванне со стаканчиком и сигареткой, а то и с Чарльзом.

Заслышав неясный звук, Камилла подняла голову и встретила взгляд черно — золотистых глаз, уставившихся прямо на нее. Вот тебе и лиса. Камилла махнула обугленным концом прута и крикнула: «Пшла вон!» И тут заметила, что лиса не одна.

С заднего крыльца соседей донесся хриплый голос Беверли Тредголд:

— Эй, Камилла, мы тут уже все легкие, блин, выкашляли!

Лисы развернулись и растворились в сумраке.

Затушив костер, Камилла вернулась в дом и увидела, что Чарльз сидит в гостиной за маленьким бюро и сочиняет какое‑то письмо. В мусорную корзину рядом со столом уже отправилось несколько черновиков.

Камилла решила не рассказывать про лис — Чарльз и так явно был чем‑то встревожен.

— Кому пишешь, дорогой? — спросила она.

— Молочнику, — ответил Чарльз. — Уже сколько листов извел, переписываю в который раз, не знаю, как закончить проклятую записку.

Камилла взяла листок и прочла:

Уважаемый молочник,

Ужасно неловко Вас затруднять, но нет ли какой-нибудь возможности изменить наш заказ на сегодня (четверг) и получить две бутылки полу-обезжиренного молока вместо обычной одной?

Если это дополнение к нашему обычному заказу ставит Вас в ужасное положение и заставляет перенапрягаться в смысле Ваших возможностей поставки, тогда, пожалуйста, не затрудняйтесь.