Он посмотрел на Поппи и сказал, переведя взгляд на стену:

— Юэн Макколл сочинил эту песню в пятьдесят седьмом. Роберта Флэк записала ее в семьдесят втором. «Колдкат» задействовали ее в «Семидесяти минутах безумия», Джоанна Лоу исполнила ее а капелло. Микс Люка Слейтера и Гарольда Бадда.

Поппи нетерпеливо ждала, когда он перестанет талдычить о глупой песне.

Брайан-младший снова опустил на гостью взгляд и с некой живостью в голосе добавил:

— Это лучший альбом миксов всех времен.

Поппи эта тягомотина надоела. Она взяла руку Брайана-младшего и приложила к своей левой груди. Уставилась ему в глаза и простонала:

— Моя любовь похожа на трепещущее горлышко заключенной в клетку птицы.

Брайан-младший оттолкнул ее, быстро отдернув руку. К верхней губе Поппи прилипла прядка волос. Брайану было невыносимо смотреть на это безобразие. Он подцепил пальцем завиток и убрал за левое ухо Поппи.

Она промурлыкала:

— Думаю, наша радость наполнит землю и будет жить до конца времен.

— Я знаю, что будет не так, — заявил Брайан-младший.

— Что будет не так?

— Наша радость. У нас нет радости, чтобы наполнить ею землю и дать ей жить до конца времен. Вдобавок и то и другое невозможно. Радость не может ни наполнять землю, ни жить до конца времен. Потому что время бесконечно.

Поппи преувеличенно зевнула.

Брайан-младший хотел попросить ее уйти, но не знал как. Он не собирался причинять ей боль, но предпочел бы забыться сном, и поэтому встал, высвободившись из объятий Поппи, и поднял с пола ее ночную рубашку.

Он вручил рубашку гостье со словами:

— Я хочу тебя кое о чем спросить. Поппи мигом перестала сочиться слезами.

Он протянул ей руку, помог подняться и махнул на ровные ряды по десять скрепок, затем показал единственную оставшуюся и спросил:

— Куда бы ты ее положила?

Поппи посмотрела на скрепки, потом перевела взгляд на Брайана-младшего. И пронзительно выкрикнула:

— Воткнула бы в твою гребаную задницу! И голая вышла в коридор.

Брайан слышал, как она забарабанила в дверь соседней комнаты, где жил китайский студент Хо. Брайан обменялся с ним нервной улыбкой в первый день, когда они складывали еду в большой холодильник и пожитки в записанные за ними шкафчики. Потом до него донесся звук открываемой двери, и тут же всхлипы Поппи. Брайан-младший вернулся в постель, но уснуть не мог.

В руке оставалась одинокая скрепка, и он развернул ее, превратив в прямое крошечное копье. Он знал, что если не найдет для этой штуки верное место, то не сможет уснуть до рассвета. Открыв окно как можно шире, он зашвырнул искореженную скрепку в холодную ночь. Прежде чем закрыть окно, посмотрел в чистое небо на сотни мерцающих звезд и быстро отвел взгляд, пока не начал идентифицировать их или задумываться о миллиардах небесных тел, что не увидеть невооруженным глазом.

Брайан-младший проснулся на рассвете в весьма взволнованном состоянии. Он вскочил и отправился на улицу искать скрепку. Экспедиция не заняла много времени. Вернувшись к входной двери, он не смог попасть внутрь — забыл ключ, что случалось с ним по меньшей мере дважды в неделю с тех самых пор, как ему исполнилось тринадцать.

Он сел на холодные бетонные ступеньки и принялся ждать.

Его впустил Хо, поделившись, что спешит по поручению Поппи за завтраком для нее.

— Двойной латте и «завтрак ранней пташки». И в газетный киоск за пачкой «Силк кат» и номерами «Хелло» и «Сан». Я пошутил над Поппи. Сказал, что не могу купить «Солнце». Она спрашивает: «Почему же?» А я — вот шутка — и говорю: «Никто не может купить солнце, потому что оно слишком далеко и очень горячее!»

Круглое лицо Хо прямо-таки сияло.

Китаец радовался собственному остроумию, пока не услышал крик Поппи из приоткрытого окна своей комнаты:

— Эй, Хо! Шевели задницей!

Хо впустил Брайана-младшего в здание и помчался в сторону магазинов.

Глава 11

Когда Ева пролежала в постели неделю, Руби вызвала доктора Бриджеса.

Ева слышала, как мать и доктор беседуют, поднимаясь по лестнице.

— Она с детства ужас какая дерганая. Еще ее отец говаривал, что на ее нервах можно сыграть скрипичный концерт. А у меня совсем плохо с ногами, доктор. Вены на внутренней стороне бедер прямо как виноградные гроздья. Может, у вас получится по-быстрому взглянуть на них перед уходом?

Ева не могла решить, остаться лежать или сесть. Вдруг доктор Бриджес сочтет визит к ней бесполезной тратой времени?

— А вот и доктор, милочка. Когда Еве было десять и она болела менингитом, вы добирались к нам сквозь метель, помните, доктор Бриджес?

Ева понимала, что доктор Бриджес уже давно устал от того, что Руби считала его почти членом семейства Сорокинс. Она села и прижала к груди подушку.

Доктор Бриджес навис над Евой. В твидовом кепи и стеганой куртке он больше походил на фермера, чем на терапевта. Гулким голосом он произнес:

— Доброе утро. Ваша матушка говорит, вы уже неделю не встаете с постели, это так?

— Так, — кивнула Ева.

Руби присела на краешек кровати и взяла дочь за руку.

— Она всегда была здоровенькой девочкой, доктор. Я ведь кормила ее грудью до двух с половиной лет. Совсем испортила свои бедные сисечки. Теперь они точь-в-точь как воздушные шары, которые сдулись в тряпочки. Доктор Бриджес окинул Руби профессиональным взглядом. «Гиперактивная щитовидка, — подумал он, — и красное лицо. Наверное, выпивает. И эти черные волосы в ее-то возрасте! Кого она надеется обмануть?»

— Мне бы хотелось вас осмотреть, — сказал он Еве, а затем обратился к Руби: — Позвольте нам потолковать наедине, пожалуйста.

Руби обиженно встала — она-то собиралась подробно изложить доктору весь анамнез дочери — и неохотно вышла в коридор.

— Когда закончите, вас будет ждать чашечка чая, доктор.

Бриджес вновь переключился на Еву:

— Ваша мать утверждает, что с вами все в порядке… — Он замялся и добавил: — Физически. — Затем продолжил: — Перед визитом я посмотрел вашу карту и обнаружил, что вы уже пятнадцать лет не обращались за консультацией. Можете объяснить, почему вы неделю не встаете с постели?

— Нет, не могу, — вздохнула Ева. — Я чувствую себя уставшей, но все, кого я знаю, такие же «выжатые лимоны».

— И как давно вы чувствуете усталость? — спросил доктор.

— Семнадцать лет. С тех пор, как родились близнецы.

— Ах да, — сказал он, — двойняшки. Одаренные дети, верно?

— Вы бы видели мою гостиную, — донесся с лестницы голос Руби, — она вся заставлена чудесными математическими призами, которые они выиграли.

Доктор не удивился такой новости: он всегда считал, что близнецы Бобер страдают расстройствами аутического спектра. Но Бриджес строго придерживался презумпции неболезни. Если пациенты не жаловались, он оставлял их в покое, причисляя к здоровым.

Руби, делая вид, что протирает от пыли перила, заглянула в приоткрытую дверь и зачастила:

— А еще у меня ужасное давление. Когда в последний раз его мерила, врач в больнице — чернокожий такой — сказал, что никогда ничего подобного не видел, мол, мое давление ниже, чем задница у многоножки. Он даже сфотографировал показатели на свой телефон. — Руби пошире распахнула дверь и продолжила: — Простите, но мне необходимо сесть. — Она качнулась в сторону кровати. — Чудо, что я еще на этом свете. Я ведь уже умирала два или три раза.

Ева раздраженно перебила:

— Так сколько же раз ты умирала? Два или три? Нельзя так наплевательски относиться к собственной смерти, мама.

— Смерть не так плоха, как ее силятся представить, — убежденно сказала Руби. — Просто летишь, летишь по длинному туннелю к золотистому свету… не так ли, доктор? — Она повернулась к Бриджесу, который готовился взять кровь на анализ из вытянутой руки Евы.

Начав набирать кровь в шприц, доктор объяснил:

— Туннель — это иллюзия, вызванная гипоксией головного мозга. Кислородное голодание обеспечивает вам белый свет и чувство умиротворения. — Он поднял глаза на недоумевающее лицо Руби и добавил: — Мозг не хочет умирать. Считается, что яркий свет — сигнал тревоги.

— Значит, на самом деле, пока я была в туннеле, я вовсе не слышала, как Джеймс Блант пел «Ты красива»?

— Остаточные воспоминания, скорее всего, — пробормотал доктор. Он перелил кровь Евы из шприца в три маленькие пробирки, наклеил на каждую ярлык и положил в сумку. Затем спросил у Евы: — На этой неделе у вас что-нибудь болело?

— Сама я физической боли не испытываю, нет, — покачала головой Ева. — Но, пусть это звучит безумно, я словно впитываю в себя страдания и печали других людей, и это сильно выматывает.

Бриджес слегка рассердился. Его кабинет находился неподалеку от университета, вследствие чего у него хватало придерживающихся современного оккультизма пациентов, которые верили, будто кусок лунного камня или хрусталя способен вылечить их бородавки на гениталиях, мононуклеоз и многие другие болячки.

— С ней не происходит ничего особенного, доктор, — встряла Руби. — Это тот самый синдром. Который пустого гнезда.

Ева отшвырнула подушку и закричала:

— Да я считала дни до их отъезда из дома с момента их рождения! Меня словно захватили в плен двое инопланетян! Единственное, о чем я мечтала все эти годы, — улечься одной в постель и оставаться там сколько захочется!