— Миссис Бобер, боюсь, я одна из презираемых вами неголосующих, — призналась Джанет. — А теперь позвольте взять у вас кровь на анализ, который нужен доктору Проказзо.
Она затянула жгут вокруг предплечья Евы и сняла колпачок с большого шприца. Ева покосилась на иглу.
В последний раз иглу такого размера она видела в документальном фильме о бегемотах в Ботсване, причем животному перед уколом делали местную анестезию.
— Будет самую чуточку больно, — кровожадно пропела сестра Спирс, и тут завибрировал мобильник на поясе ее форменного халата. Увидев на дисплее номер мистера Келли, она разгневалась. Все еще наполняя шприц кровью пациентки, второй рукой она поставила телефон на громкую связь.
Ева услышала вопль, словно мужчину на другом конце линии жгли заживо.
Потом раздался другой вопль, женский:
— Спирс? Если вы не вернетесь через пять минут с морфием и не облегчите папины муки, я положу ему на лицо подушку и задушу его, чтобы он больше не страдал!
Сестра Спирс спокойно ответила:
— Я ввела вашему отцу положенную в его возрасте и при его состоянии здоровья дозу трамадола. Передозировка опиатов приведет к чрезмерному угнетению нервной системы, коме и смерти.
— Именно этого мы и хотим! — заорала женщина. — Пусть он перестанет мучиться! Пусть он лучше умрет!
— Это будет отцеубийством, и вы сядете в тюрьму.
У меня здесь рядом свидетель.
Джанет посмотрела на Еву, ожидая ее кивка. Ева наклонилась к телефону и крикнула:
— Вызовите «скорую»! Пусть вашего отца заберут в интенсивную терапию. Там врачи облегчат его боль и потом спросят сестру Спирс, почему она оставила пациента в таком состоянии.
От воплей миссис Келли, несущихся из телефонной трубки, у Евы сжалось сердце.
Сестра Спирс вонзила иглу глубже и тут же выдернула ее, одновременно дав на телефоне отбой.
Ева вскрикнула от боли.
— Да вы натуральная садистка! Почему бы просто не дать пациенту то, что ему необходимо?
— Вините Гарольда Шипмана, — бросила сестра Спирс. — Этот участковый врач убил морфием больше двух сотен пациентов. Нам, добросовестным профессионалам, теперь нужно быть осторожными.
— Но терпеть же невозможно!
— Мне платят, чтобы я терпела, — сурово отрезала сестра Спирс.
Глава 19
В последующие дни Александр частенько навещал Еву. В перерывах между другими заказами он вынес из комнаты радио, телевизор, прикроватные тумбочки, телефон, картины с морскими пейзажами, модель Солнечной системы с отсутствующим Юпитером и, наконец, книжный шкаф «Билли», который Ева когда-то купила в «Икеа».
Дома у Александра стоял точно такой же шкаф, хотя книги были совершенно другие.
Книги Александра представляли собой увесистые тома безупречной сохранности, размером с небольшие чайные подносы. Это были книги по искусству, архитектуре, дизайну и фотографии. Вместе фолианты весили так много, что книжный шкаф пришлось прикрутить к стене длинными саморезами. А библиотека Евы состояла в основном из художественной классики Англии, Ирландии, Америки, России и Франции. В ее стеллаже теснились и потрепанные томики в мягких обложках, и первые издания серии «Фолио». «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера присоседилась к «Тому Джонсу» Генри Филдинга, а апдайковский «Кролик вернулся» расположился рядом с «Идиотом» Федора Достоевского. Бедная простушка «Джейн Эйр» затесалась между диккенсовским «Дэвидом Копперфилдом» и «Счастливчиком Джимом» Кингсли Эмиса. «Маленький принц» стоял плечом к плечу с «Дочерью священника» Джорджа Оруэлла.
— Многие из этих томиков я храню еще с отрочества, — объяснила Ева. — Большинство книг в мягкой обложке купила на лестерском рынке.
— Так вы их, конечно же, сохраните? — спросил Александр.
— Нет.
— Вы не можете так просто их отдать.
— А вы согласны приютить их? — спросила Ева, будто речь шла о сиротках, ищущих дом.
— Я бы с радостью, но второй книжный шкаф мне не по зубам. Я живу в наперстке, — пожаловался Александр. — Но Брайан и дети… Неужели они не захотят сохранить вашу библиотеку?
— Нет, они приверженцы чисел и не доверяют словам. Так вы возьмете книги к себе?
— Ладно.
— И вы мне без обмана пообещаете их прочесть? Книгам нужно, чтобы их читали. Страницы необходимо иногда переворачивать.
— Боже, да вы же влюблены в эти книги. Так зачем с ними расставаться?
— С тех пор как я научилась читать, книги были для меня обезболивающим. Я не помню роды, зато помню роман, который тогда читала.
— И что же это за роман?
— «Море, море» Айрис Мердок. Я была на седьмом небе, когда взяла на руки близнецов, но — вы, наверное, сочтете это ужасным — спустя примерно двадцать минут захотела вернуться к чтению.
Они посмеялись над этой осечкой материнского инстинкта.
Ева спросила Александра, не отвезет ли он книжный шкаф Брианне в Лидс. Она перебрала украшения и отложила все ценные вещи: кольцо с бриллиантом, подаренное ей Брайаном на десятую годовщину брака, несколько золотых цепочек семьсот пятидесятой пробы, три серебряных браслета тонкой работы, жемчужное ожерелье с Майорки и платиновые серьги в форме вееров со свисающими ониксовыми капельками, которые купила себе сама. Потом Ева нацарапала записку на листке, вырванном из блокнота Александра.
......Моя дорогая девочка,
Как видишь, я посылаю тебе фамильные драгоценности. Мне они больше ни к чему. Все золото — семьсот пятидесятой пробы, а металл, похожий на серебро, — платина. Возможно, эти вещицы не в твоем вкусе, но я прошу тебя их сохранить. Знаю, ты поклялась никогда не выходить замуж и не рожать детей, но, возможно, ты все же передумаешь. Однажды у тебя может родиться дочь, которой понравятся какие-то из этих украшений. Скажи Брайану-младшему, что я отправлю ему кое-что столь же ценное. Буду рада получить от тебя весточку.
С любовью, мама.
P. S. Весь жемчуг — настоящий, а бриллианты огранены в Антверпене (они чистейшей воды, без примесей). Поэтому, прошу тебя, как бы мало у тебя ни было денег, не поддавайся искушению продать или заложить эти украшения, не спросив меня об их истинной ценности.
P. P. S. Советую тебе положить драгоценности в банковскую ячейку. Прилагаю чек на расходы по ее аренде.
У Евы по-прежнему оставалось много всякого барахла. Под кроватью пылились четыре ящика, в которых лежали:
— сумочка от «Шанель» с золотой ручкой;
— бинокль;
— трое часов;
— золоченая пудреница;
— три вечерние сумочки;
— серебряный портсигар;
— зажигалка «Данхилл»;
— кусок гипса с отпечатками ладоней и ступней близнецов;
— секундомер;
— сертификат о том, что Ева прослушала продвинутый курс первой помощи;
— теннисная ракетка;
— пять факелов;
— маленький, но тяжелый бюстик Ленина;
— пепельница из Блэкпула (вместе с башенкой);
— стопка валентинок от Брайана. На одной из них было написано:
......Я буду любить тебя до конца света,
Брайан.
P. S. Конец света наступит примерно через пять миллиардов лет (когда Солнце в конце главной последовательности превратится в красного гиганта).
Там же хранились:
— швейцарский армейский нож с сорока семью всякими инструментами (использовался только пинцет);
— шелковый шарф от «Эрме» с белой лошадью на синем фоне;
— пять пар дизайнерских очков в футлярах;
— трое электронных часов;
— дневники;
— альбомы с вырезками;
— фотоальбомы;
— два детских альбома.
Александр сказал, что завтра вынесет ковер и начнет красить. Перед тем как выйти из комнаты, он спросил:
— Ева, а ты сегодня что-нибудь ела? Она покачала головой.
— Как он мог уйти на работу и оставить тебя голодной?
— Брайан тут ни при чем. У нас разный распорядок дня. — Иногда Ева в глубине души жестко критиковала поведение мужа, но ей не нравилось слушать, как его осуждают другие люди.
Александр спустился на кухню, нашел банан, полпачки сливочного печенья и пять треугольничков плавленого сыра. А еще разыскал фляжку и наполнил ее какао.
Когда Брайан вернулся с работы, Александр мыл чашки, из которых они с Евой пили. Александр следил, как Брайан пробирается мимо черных пакетов и коробок в вестибюле.
— Думаю, скоро буду брать с тебя плату за постой, — проворчал Брайан. — Ты уже, похоже, окончательно сюда переселился. Того гляди, придется покупать тебе открытки ко дню рождения.
— Я работаю на Еву, Брайан.
— А, так это называется работа? И как же она тебе платит?
— Выписывает чеки.
— Чеки! Никто больше не пользуется чеками, — фыркнул Брайан. — Надеюсь, ты не оставишь здесь все это дерьмо.
— Большую часть я отвезу в «Оксфэм» [Международная организация, борющаяся с бедностью.]. Брайан рассмеялся:
— Ну, раз Ева думает, что поможет бедным, пожертвовав им свои старые трусы, — пускай. Все знают, что так называемые «благотворители» разъезжают по Могадишо на «ламборджини», бросая голодающим горстки риса.
— Как хорошо, что я не ты, мужик, — ухмыльнулся Александр. — Должно быть, твое сердце похоже на скукоженный консервированный орех, вроде тех, что продают на Рождество. Ме-е-ерзость!
— Я один из самых сострадательных людей среди наших знакомых, — возразил Брайан. — Каждый месяц с моего банковского счета автоматически перечисляются десять фунтов, которых хватает африканской семье на прокорм двух водяных буйволов. Недолго осталось до того момента, когда мои подшефные начнут экспортировать моцареллу в рамках программы честной торговли. А если пытаешься напугать меня своим карибским жаргоном, то зря стараешься. У меня есть приятель по имени Азизи — он африканец, но хороший парень.
