Бет побледнела, потом вспыхнула:

— Вы, паршивый кобель! Вы смеете…

Зак со смехом перебил ее:

— Ну, ну, для падшей женщины вы впечатляюще играете оскорбленную девственницу. Интересно, что вы еще можете изобразить?

Бет задохнулась, не находя слов от возмущения.

— Между прочим, — спокойно продолжал Зак, я все же дождусь ваших извинений.

— Когда рак на горе свистнет! — выпалила Бет.

Осторожно положив голову на подушку, Зак неприязненно произнес: — И, и без ваших извинений, сестра, я вас искренне прощаю. Ясно, что вы нуждаетесь во всяческом милосердии и снисхождении.

Девушка зло посмотрела на него, но когда открыла рот, то у нее вырвалось только «о!». В ярости она ринулась к выходу.

Зак окликнул ее:

— Мисс Линдер?

— Ну, что еще? — огрызнулась она, уперев руки в бока. Зак спросил с невинным видом:

— Не будете ли вы столь по-христиански милосердны, чтобы проводить меня в ближайший нужник, прежде чем мой пузырь лопнет?

Бет Энн задохнулась, лицо ее стало пунцовым:

— Не вздумайте вставать, у вас разойдутся швы, а мне совсем не хотелось бы, чтобы вы здесь оставались дольше, чем это необходимо.

Зак изобразил на лице напряжение:

— Тогда попробуйте найти другое решение, прежде чем я обмочу ваши чистые простыни.

— Это… удобство под кроватью. Я пришлю Бака помочь вам.

— Лучше поскорее дайте мне эту чертову штуку, пока оба мы с вами не попали в дурацкое положение!

— О, тысяча чертей! — с горящими щеками Бет нырнула под кровать, вытащила оттуда фарфоровый горшок, плюхнув его на матрац, и помогла Заку лечь на бок.

— Спасибо, мисс Линдер, — сказал Зак, со смехом и облегчением, и слова его сопровождались бульканьем в горшке.

Бет Энн замешкалась на пороге, сгорая от стыда:

— Приберегите вашу признательность, преподобный. Я сожалею, что мне приходится услуживать вам.

Она удалилась с презрительной гримасой.

Зак грустно улыбнулся. Конечно, очнуться с огнестрельной раной в плече было не лучшее, что с ним случилось, но он сделал очень интересное открытие: Бет Энн Линдер была не больше ангелом, чем он — проповедником.

Глава вторая

«Каких только мерзавцев не встретишь в тюрьме», — подумал Зак.

Он сидел на кровати, а вокруг него валялись раскрытые седельные сумки. Он осторожно развернул свою последнюю чистую сорочку, вытащил плоский кожаный кошель и достал оттуда помятую и пропитанную потом карточку мисс Бет Энн Линдер. Такие карточки снимают, как правило, странствующие фотографы: без особой выдумки выполненный «мертвый» портрет хорошенькой, кокетливо разряженной, молодой леди. Такие карточки делаются для стариков-родителей или кавалера и хранятся как самые драгоценные реликвии.

А Бет подарила ее своему любовнику. И вряд ли была права. Теперь это было ясно как Божий день.

— Том, сучий потрох! — сквозь зубы пробормотал Зак. — Я всегда знал, что ты вонючий лжец!

«Слава богу, что Том Чепмэн до сих пор в Юме, сидит в местной тюряге», — решил Зак.

В противном случае он нашел бы некоего Зака Медисона и вытряс бы из него всю душу за эту украденную карточку, на которой была запечатлена одна из самых славных любовных побед Тома. Он охотно показывал всем карточку, как будто это был по меньшей мере индейский скальп, и без конца пересказывал историю своего увенчавшегося полным успехом соблазнения. Впрочем, чем еще заниматься в тюрьме после трудового дня, когда черт-те знает как наломаешься?.. Понятно — лясы точить. И Зак слушал Тома, как, впрочем, и все остальные.

В то время Зак отбывал свое шестимесячное заключение за то, что освободил одного поганца-трактирщика от забот о его денежках, отложенных на черный день. Зак стянул их все до последней монеты. Тот гад заслужил это, но если бы Зак знал заранее, что зятем у этого трактирщика был шериф, он бы, конечно, и близко к Тем деньгам не подошел.

Нельзя было думать, что Зак малодушно прозябал в тюрьме, но случались удушливые, пропитанные вонью вечера, когда голос Тома и его фантазии в темноте были единственным для Зака утешением.

Зак повернул маленькую карточку к окну на свет и принялся внимательно изучать то лицо, о котором по ночам грезили десятки заключенных. Было чрезвычайно трудно провести параллель между этим портретом и той язвительной, с острым как бритва языком мегерой, с которой он познакомился вчера. Еще труднее было «вписать» сюда образ той знойной милашки, о которой Том прожужжал в тюрьме все уши Заку и остальным.

Что и говорить, Том с охотой вспоминал свою крошку Бет Энн, такую доверчивую, такую любящую, исполненную страстного желания уехать подальше от своего толстожопого лицемера-папаши. Это желание у нее было так велико, что ради него она готова была поверить во все что угодно, даже в басни Тома, — змеиный язык! — о его любви и привязанности к ней.

— Эй, ребята! — говаривал Том, ухмыляясь так мерзко, как умел только он. — Это было так же легко, как застрелить рыбу из ружья, но в два раза забавнее!

Том не упускал в своих воспоминаниях ни одной пикантной подробности. Его мощный бас падал на слушателей как лавина. И заключенные, помимо воли, рисовали перед своим мысленным взором всякие пошлые картины.

Заку больше других запомнился тот рассказ Тома, в котором он вспомнил о том, как в первый раз сорвал с Бет Энн ленточку, которой та подвязывала свои волосы. Сорвал и восхищенными глазами следил за тем, как рассыпаются по плечам роскошные вьющиеся локоны. Он вспоминал пьянящий вкус ее губ, их непередаваемый аромат, рассказывал о том, как учил ее по-настоящему целоваться: не давить друг другу на плотно сжатые губы, а сплестись языками и… Какая она была робкая, раскрасневшаяся и одновременно заинтригованная, когда он в первый раз залез ей под кофточку. Соски у нее были розовые и нежные, как конфетки, а кожа напоминала мед со сливками…

— По всему телу такая кожа, братцы, по всему телу!

А ее бедра, тянущиеся вверх, навстречу мужской силе. Боже правый! Такие упругие, горячие… Длинные сильные ноги… — Страстное желание в ее глазах… Она опустошила Тома, выжала его, как лимон… Это было так здорово! — Чистый рай, братцы, — всегда заканчивал очередной свой рассказ Том под неясное бормотание и стоны, разносившиеся по всей камере. — Это был мой собственный рай!

Зак провел рукой по горящим глазам и облизал пересохшие губы. Даже сейчас он не мог равнодушно вспоминать живописания Тома. Даже сейчас, когда он познакомился с этой молодой леди. А познакомила их пуля, которая разбила все его иллюзии.

В те бесконечно долгие вечера, любовные излияния Тома исполненные невыносимой пыткой неудовлетворенного желания перемежались упоминаниями о Вольфе Линдере и «Отдыхе путника». Но заключенным подавай только Бет Энн, все остальное для них отходило на второй план. Для всех, кроме Зака. Как и товарищи по камере, он возбуждался от любовных историй Тома. Но этим Зак не ограничивался, и однажды у него в мозгу начала созревать некая идея… Зак даже не понял толком, зачем ему понадобилось украсть эту карточку перед самым выходом из тюрьмы…

Теперь, спустя полгода после своего освобождения, он, к великому сожалению, опять разошелся с законом и вынужден был на какое-то время лечь на дно. Рано или поздно власти озаботятся розыском какого-нибудь нового преступника, типа Тома Чепмэна, и позабудут про невинные шалости Зака Медисона. Им будет не до него и тогда Зак вздохнет свободно. В конце концов он не самый последний мерзавец, даже у него есть в душе какой-то свой собственный кодекс чести… Разве приносят мелкое мошенничество, воровство или даже выдавание себя за блюстителя порядка какой-нибудь серьезный урон человечеству? В поле зрения западного законодательства подобные вещи не разглядеть и в лупу. К тому же Зак никогда не нарушал закона, когда видел, что может добиться своего обыкновенной хитростью. Конечно, когда он отказывался от какого-нибудь «дела», то руководствовался при этом отнюдь не рассуждениями о том, что оно грязное и несправедливое. Но он никогда никому не принес большого вреда и не подминал под себя тех, кто не так ловко, как он, разбирался в вопросах выживания в этом мире. Каждый раз, выбирая цель своей очередной аферы, Зак делал это с величайшей осторожностью. Он уподоблял себя Робин Гуду, который обирал богатеев и мерзавцев и одарял бедных.

«Черт возьми! — думал Зак, — что тут такого? Я просто использую те таланты, которыми меня наделил Господь».

Талантами этими были — хорошо подвешенный язык и внешнее обаяние. Зак очень рано осознал, что быстрее может добиваться своего пряником, чем кнутом. Да, да! Дорожки в игорные дома, гостиные и даже в дамские постели, он проторил исключительно своей всепобеждающей улыбкой! Правда, в последнее время он проникался все более и более чувством неудовлетворенности тем, что Госпожа Удача бросала его из города в город. Зак знал, как плыть в жизни по течению, и умел это делать. Ему нужна была свобода. Он не собирался больше попадаться в ловушки, будь то привязанность к определенному месту, женщине или работе. И он твердо решил, что в тюрьму больше не попадет — Никогда.

Так где же еще переждать, пока зарастет его проторенная жизненная дорога и возникнет новая, как не в «Отдыхе путника», где Зак может решить ту сложную задачу, которую не смог решить Том Чепмэн — наложить руки на золотую жилу Вольфа Линдера? Да, да, господа! Наложить руки на блестящее, сказочное золотишко, вынутое из самого сердца Гор Суеверий. Заку приходилось уже раз или два ковырять земли, и он знал о минералах достаточно, чтобы быть уверенным в том, что сможет на этом прилично нагреть руки. С золотишком Вольфа Линдера можно будет легко приобрести игорный дом в Сан-Франциско и уже на нем сколотить приличный капиталец.

Сосредоточенно нахмурившись и неуклюже двигаясь из-за боли в плече, Зак аккуратно завернул заветную карточку в чистый носовой платок и положил на самое дно своей седельной сумки, где никто не смог бы ее отыскать. Ставки в этой игре были слишком высоки, чтобы позволить себе ошибаться.

Том рассказывал о том, что каждой собаке было известно: у Вольфа имеется богатая жила где-то в Горах Суеверий. Он говорил, что старикашка по временам исчезал на несколько недель, а потом возвращался со своей потрепанной сумчонкой, наполненной самородками, и сдавал их в банк «Дестини Сэйвингс». Многие пытались проследить за Вольфом, чтобы отыскать эту жилу, но старик был хитер, как лиса. Ему всегда удавалось завести своих преследователей черт-те знает куда, после чего он оставлял их наедине с самими собой.

— Дилетанты, так их… — с презрением пробормотал Зак.

И Том тоже был дилетантом. Нет, вы только представьте: вешать себе на шею жену только ради того, чтобы добраться до золота! Можно найти с десяток менее вредных для здоровья способов разбогатеть. Впрочем, такая хорошенькая супруга, как Бет Энн — не такое уж наказание. Особенно если она на самом деле является столь знойной и ненасытной, как расписывал Том. Только у него ничего из этого не выгорело. Хитрюга Вольф устроил все так, что женитьба на Бет Энн ничего не дала бы Тому, и он убрался, не солоно хлебавши.

Эта неудача занозой саднила в глубине его души, и он утолял боль своими россказнями и похвальбой. Зак видел Тома насквозь. Он все понял. По своему собственному опыту Зак знал, что самодовольных лицемеров легко обводят вокруг пальца только умные люди. Несмотря на дилетантские поползновения Тома, которые могли спугнуть Вольфа Линдера, славившегося непоколебимой верой в себя и в своего Бога, старикашка все же оставался вполне пригодным объектом для «работы». И Зак, выдававший себя за преподобного Закхея Темпла, был серьезно на нее настроен.

Он опять отложил свою чистую сорочку, а потом стал рыться в седельной сумке в поисках бритвы. Ночь он провел скверно, все ворочался, пытаясь найти своему телу такое положение, при котором не так бы ныло плечо. Но теперь было утро, и Зак готов был продолжать то дело, которое начал. И поскольку обстоятельства испортили ему первое впечатление, он намерен был сделать все, чтобы овладеть ситуацией.

Прижав левую руку к животу, Зак затянул ремень на своих узких измятых штанах и встал с постели. Машинально перенеся на какое-то мгновение центр тяжести на больную ногу, он охнул и вынужден был схватиться за спинку кровати. Каменный пол стал куда-то ускользать из-под ног и качаться, как корабельная палуба. Проклятье! Он не ожидал, что в голове у него будет такое помутнение… А во рту настолько пересохло, что Зак не удивился бы, если бы выплюнул раскаленный песок.

Он прохромал к мойке. Над фарфоровой раковиной был подвешен кувшин, который нужно было наклонять за шнур. Зак стал пить тепловатую воду прямо из горлышка. Остальное налил в чашку. Сняв кувшин, он поставил его на край мойки, а затем сполоснул лицо и шею одной здоровой рукой. Сладостная прохлада окутала его разгоряченную кожу. Он посмаковал это ощущение, прежде чем начать намыливать щеки.

Господи, каким нелепо-неуклюжим он выглядел в ту минуту! Представьте, каково это: намыливаться одной рукой и при этом видеть пелену перед глазами, которая то исчезала, то появлялась вновь, что невыносимо раздражало. Нахмурившись, Зак намыливал свою физиономию. Покончив с этим, он решительно взялся за бритву и едва коснувшись лезвием щетины, чуть не отхватил себе кончик носа.

Ругаясь про себя, Зак сжал губы колечком и быстро обкорнал свои усы. Пока не потеряешь руку, никогда не задумаешься над тем, как мужику необходимо иметь именно две пятерни для того, чтобы, черт возьми, как следует побриться. Наморщив с досады лицо, Зак резко стряхнул пену с лезвия бритвы в чашку. При этом он случайно задел кувшин, который упал с края мойки прямо на каменный пол, брызнув в разные стороны десятками осколков.

— Дьявол!

Зак смотрел на керамическое крошево у себя под босыми ногами с раздражением и тревогой. Сейчас явится мисс Бет Энн и спустит с него семь шкур.

Только он об этом подумал, как дверь широко распахнулась и молодая леди, — легка на помине! — ворвалась в комнату с накрытым платком подносом. Она стреляла своими вопросами в Зака, как из ружья:

— Что случилось?! С вами все в порядке?! Это… Ой! Стойте, не двигайтесь!

— Не двигаюсь, мэм, — покорно ответил он.

В конце концов, что еще ему оставалось делать? Он балансировал на одной ноге, полуобнаженный, левая рука его была прижата к грудной клетке и сведена болью, а правая была поднята вверх, как у какого-то дешевого испанского танцора! Под неровным слоем мыла у него горели щеки.

Окруженная тонким ароматом горячего кофе и свежего хлеба, Бет Энн торопливо поставила поднос на стол, затем опустилась перед ним на корточки, отогнула край передника и стала собирать туда осколки. У нее был очень красивый передник в розовую полоску…

— Сумасбродный надменный… мужчина! Вы что о себе думаете?! Кто вам разрешил подниматься с постели?! Посмотрите, что вы натворили! Удивительно, если вы еще не поранили себе ноги!

Копошась у ног Зака, девушка мягко взяла за лодыжку его висящую в воздухе ногу и отставила подальше от осколков. Это прикосновение вызвало у Зака дрожь во всем теле.

— Уберите ногу, — приказала Бет, окрашивая каждое свое слово в раздражительные тона. — По-моему, у мужчин понятия не больше, чем у детей!

Хлопья мыла падали с подбородка на обнаженную грудь Зака. Восторженным взглядом он следил за тем, с какой сноровкой и быстротой Бет подмела пол. Волосы не мешали ей работать, они были собраны сзади в толстую косу, которая красиво контрастировала с белизной накрахмаленной блузки. Залюбовавшись ее одеянием, Зак не мог не заметить восхитительное кружево нижней юбки, которая на дюйм выглядывала из-под собранной в многочисленные складки расшитой узорами юбки из набивного ситца. Выглядела девушка на редкость свежо. Ее внешность только усугубляла его убогий вид. Со своим намыленным лицом и взъерошенными мокрыми волосами он выглядел крайне несуразно. И это его раздражало.

— Ну вот. Теперь переставьте свою ногу назад.

Поднявшись с корточек, Бет Энн развязала свой передник и высыпала из него осколки в помойное ведро.

— Вы посмотрите на себя! — воскликнула девушка, с упреком глядя на Зака. — У вас же жар!

Он машинально возразил:

— Вам это кажется, леди.

Подойдя к Заку вплотную и откинув с его лба пряди полос, девушка положила свою прохладную ладошку на его разгоряченный лоб.

— Ну, правильно! Я так и знала! Вы что, хотите умереть исключительно назло мне? А ну-ка, живо в постель!

Господи, ну почему же все женщины начинают разыгрывать из себя матерей, когда мужикам нездоровится? Этот вопрос задавал сейчас Зак, раздраженно глядя на нее. Бет Энн одновременно ругала его и ухаживала за ним. Именно так, по мнению Зака, поступала бы его мать, если бы она у него была. Но поскольку о своих родителях он ничего не мог припомнить, и был голодным сопливым мальчишкой с вороватыми руками и талантом к лести, то все придумывал и воображал. В детстве у Зака был только старик Бун, владелец салуна «Красная подвязка» и платных конюшен в Каллиопе. Старикашка заставлял его работать на себя, а платил только харчами. Зак, сколько себя помнил, пахал на него. Позже в его жизни появилась мисс Гортензия Смолл. Старая дева запомнилась Заку своим ярко накрашенным ртом и постоянными нравоучениями. Именно ей Зак был обязан тем скудным образованием и религиозностью, которые застряли у него в голове.

Улыбка, вызванная воспоминаниями, появилась на лице Зака. Мисс Смолл заставляла его просиживать все воскресенья напролет в церкви на проповедях. Это была, конечно, пытка, которая, однако, окупалась воскресным обедом, которого он ждал всю неделю. Судите сами: жареный цыпленок с картофельным пюре, тушеные зеленые бобы и соус к ним, а сколько стоил только один вкуснейший пирог с кокосом! Мисс Смолл угощала его всем этим изобилием, потому что знала: хоть он и непослушный негодяй, но любит хорошо поесть. Зак считал это взаимовыгодным обменом. Он составлял одинокой старой деве какую-никакую компанию, а она за это его потчевала. Он не жалел о времени, проверенном с ней. Однажды она повела его на какую-то религиозную сходку, где все так уморительно стонали:

— Аминь!.. Аллилуйя!.. — Зак не мог удержаться от смеха и ржал так, как никогда потом в жизни.

Да порой у него случались завихрения, когда ему приходила в голову мысль о том, что иметь собственную семью — это не так уж и плохо, но такое случалось редко. С самого детства Зак научился ценить свободу. Он рос полудиким, но это ему нравилось. Покидая Каллиопу, он ни разу не оглянулся назад. И с тех пор так поступал всегда. Никогда не оглядывайся! Оседлая размеренная жизнь была не для него. К черту ее! Разве соблазнишься на нее, если в каждом новом городе тебя ждет новая увлекательная и опасная игра?

Впрочем, порой, — как сейчас, например, — Зак признавался себе в том, что неплохо бы иметь рядом заботливую женщину.

«Тьфу ты!»

Зак внезапно очнулся от своих дурацких грез и выкинул из головы ту радость, которая разливалась по всему его телу волнующей дрожью от прикосновений пальцев Бет Энн к его опаленной шкуре. Он не такой дурак, чтобы позволить этой бабенке застать его врасплох.