— …Я не назвала Сильвии имя Теренса, — внезапно сказала Дайана Слейд, — и не упомянула о письме, связывавшем его с этой демонстрацией. Я произнесла только имя Грэга Да Косты.

Я подошел к окну номера в «Плаза». Она опустила маркизы, спасаясь от солнца, но роскошная отделка комнаты все еще казалась перегревшейся, как расплавившаяся глазировка на пироге, испеченном ко дню рождения. Я некоторое время постоял неподвижно, а потом поднял маркизу и посмотрел на парк.

— Вам известно о том, что у Теренса была связь с Сильвией? — спросила, наконец, Дайана.

— Да. Пол мне говорил. Я тогда принял это за шутку.

— Шутку? — недоверчиво взглянула она на меня.

— Да. Поверить в то, что сэр Галахад превратился в сэра Ланселота… Теренс никогда не интересовался женщинами.

Она расхохоталась мне в лицо.

— Просто его поползновения были гораздо более осторожными, чем ваши, только и всего.

Я был поражен.

— Вы хотите сказать, что он делал авансы вам?

— Разумеется! А что вы подумали?

— Иисусе! И вы их приняли?

— Нет, невыносимый вы человек, нет. Дайте, пожалуйста, мне еще немного этого ужасного виски… Благодарю. Никогда не думала, что кто-то вроде вас мог верить в мою абсолютную преданность Полу.

— Дорогая, мне совершенно все равно, жили ли вы как монахиня, или тащили к себе в постель любого мужика. Меня интересует этот проклятый Теренс О'Рейли. Давайте еще раз подумаем надо всем этим…

Мы поговорили обо всем: об этой дьявольской троице — Клейтоне, О'Рейли и Да Косте, об этом невинном письме, от которого попахивало заговором, о большой вероятности того, что О'Рейли поверил Дайане, что Пол никогда не оставит свою жену.

— Да, это давало Теренсу повод, — согласился я, — а Брюс слишком чокнутый, чтобы в нем нуждаться, но я не думаю, чтобы и Грэг Да Коста, этот отъявленный паразит, захотел бы распроститься со своим ежегодным доходом. Это совершенно немыслимо.

— Но с Да Костой, или без него, они наверняка были в сговоре.

Это было последнее, что мне хотелось бы прояснить. Я бросил на нее быстрый, тяжелый взгляд. Я больше не считал, что она была вовлечена в какой-то сговор убийц Пола. Ее горе казалось искренним, а поведение открытым и честным. Но она была, что называется, крутая девушка, и вряд ли я когда-нибудь смогу чувствовать себя совершенно удовлетворенным, пока она не докажет мне убедительно, насколько у нее веские причины желать, чтобы Пол остался в живых. Как пи посмотри, нельзя пренебрегать тем фактом, что у нее происходили интеллектуальные контакты с Брюсом Клейтоном всякий раз, когда ей не удавалось выпить с Теренсом О'Рейли.

— Вам не нравится это слово — заговор? — спросила она, глядя мне в лицо. — И не думайте, что я не догадываюсь, почему. Если бы высокопоставленный служащий банка, такой как О'Рейли, организовал убийство Пола, разразился бы скандал, очень вредный для банка. Если бы существовал заговор, вы бы замяли это дело, и убийцы Пола оказались бы вне опасности.

— Нет, пока я работаю в банке на углу Уиллоу и Уолл-стрит. — Я уселся рядом с Дайаной. — Но насчет того, что нужно замять это дело, вы правы. Я хочу просить вас ничего не говорить полиции.

— Не говорить полиции!

Она пришла в ужас. Я совсем забыл, что она англичанка. Никакое предложение не могло бы шокировать ее больше.

— Дорогая… — я подбирал слова, пытаясь построить мост между нашими двумя культурами. — Это Нью-Йорк Джимми Уокера, а не Лондон Кинга Джорджа. Здесь каждый за себя, и пусть дьявол возьмет тех, кто принимает бессмысленные решения. Перед нами факты, Брюс Клейтон может откупиться. Грэг Да Коста давно укрылся в Мексике. Теренс О'Рейли достаточно силен, чтобы перехитрить то, что считается в этом городе законом. Полиция не может задержать этих людей. Единственное, что она сможет сделать, это валять в грязи имя банка до тех пор, пока мы все не пойдем просить милостыню на Бовери — и это будет означать победу убийц. Если банк рухнет, они добьются своей цели.

— Но…

— Я их достану! — сказал я. — Это займет лет пять, но я достану каждого из этих проклятых людишек. Пол заменил мне старшего брата, которого у меня никогда не было, и верил мне, когда все считали, что я не больше чем малолетний преступник из высшего класса. Я загоню его убийц в ад, даже если мне придется посадить себе на плечи ту большую собаку, чтобы отправить их туда… Как звали ту собаку? — спросил я, с отсутствующим видом наполняя свою стопку.

— Цербер. — Она, конечно, не могла удержаться от того, чтобы не блеснуть своим классическим образованием, но, когда я увидел, как взволновало Дайану подсказанное ею слово, я понял, что она думала о Поле. Она оглядела комнату и заметно вздрогнула. — Если бы только я была дома! — шептала она. — Если бы я была…

Она остановилась. На лице ее выразился ужас, пожалуй не меньше того, который могла вызвать встреча со старым Цербером.

— Ради Христа! — Половина содержимого моей стопки пролилась на ковер. — Что с вами?

— Стив, Пол подписал это свое новое завещание?

— Да, подписал. А что?

— О Боже, — проговорила она еле слышно и потеряла сознание.

Выходило так, что у нее были самые серьезные причина желать Полу доброго здравия. Получив в собственность ее любимый Мэллингхэм в 1922 году, Пол был согласен возвратить дом ей, а Дайана вела переговоры о честной рыночной цене, которую могла бы за него предложить. Поскольку передача имения должна была состояться в ближайшем будущем, Пол решил из нового завещания исключить всякое упоминание о нем.

— Это значит, что дом переходит к Корнелиусу! — сказал я. — И что же, он его продаст? Такая ли уж это выгодная сделка?

Но по каким-то причинам она, казалось, рассматривала маленького внучатого племянника как гибрид Франкенштейна и Джека Потрошителя.

— Этот коротышка-гомик? — ухмыльнулся я. — Забудьте о нем! Он просто сопливый ребенок. Я бы охотно кастрировал его.

— Да?

У нее был такой вид, словно она была готова вновь потерять сознание.

— Голубушка, положитесь на меня. Поверенный Ван Зэйла у меня в кармане. Я найду акт о передаче Мэллингхэма — вы говорите, что это просто документ о передаче его Полу? А когда я его найду, вы и глазом не успеете моргнуть, как право на него будет передано вам. Однако я не из тех, кто способен упустить выгодную возможность — давайте заключим настоящую деловую сделку. Вы нигде не скажете ни слова по поводу заговора, а я прослежу за тем, чтобы Корнелиус никогда не узнал, что он является владельцем Мэллингхэма. — Я подумал, что она почувствует себя оскорбленой этой демонстрацией силы, но она так беспокоилась из-за Корнелиуса, что безропотно проглотила мое предложение. — Превосходно, — сказал я. Теперь нас связывает бизнес, голубушка… Удивляюсь, почему я называю вас голубушкой.

Я старался снова навинтить пробку на свою фляжку, которую только что долил доверху. Пробка срывалась с резьбы и выскальзывала из моих пальцев. Я замолчал, чтобы всецело отдаться своему занятию.

— Вы из тех мужчин, которые не видят в женщине личность, — с неприязнью сказала она, опрокидывая еще одну стопку виски. — Вы, вероятно, никогда не называете женщину по имени.

— Ерунда, — отвечал я. — Свою жену я зову Кэл, — пробка, наконец, завинтилась. Я поднялся на ноги, пошарил в карманах и вынул ключ. — Мне бы хотелось, чтобы вы ушли отсюда и пробыли в моей квартире до момента, когда нужно будет отправляться на пароход, — продолжал я. — Я не хочу, чтобы вам кто-нибудь задавал нежелательные вопросы. Где Мэри и Элан?

— Они придут с минуты на минуту. Где находится ваша квартира?

— Я напишу адрес. И заеду туда, чтобы забрать всех вас. А сейчас мне нужно вернуться в банк.

Я вручил Дайане адрес. В небольшой прихожей номера было довольно темно, и поскольку оба мы пошатывались от виски, я не знал, кто кого коснется первым, но, в конце концов, задержал ее на долгое мгновение, а она прильнула ко мне. Все обошлось спокойно. Мы даже не поцеловались.

Наконец она тихо проговорила:

— Простите меня, я всегда была так недоброжелательна к вам… Я рассмеялся.

— Вряд ли я вдохновлял вас на добрые чувства! Вы не такой, каким я вас себе представляла.

— Разглядеть человека вовсе не легко, — отозвался я, — особенно когда свет загораживает чья-нибудь большая тень.

Мы помолчали. Прошло добрых секунд десять, прежде чем я открыл дверь в коридор.

— Я когда-нибудь увижу вас снова? — еще тише спросила она, и я понял, что ее опять охватило чувство страха и ощущение одиночества.

— Конечно же! — отвечал я, сжав протянутую мне руку и целуя Дайану в щеку. — В один прекрасный день я появлюсь на вашем горизонте на своем белом коне, чтобы вернуть вам право на владение Мэллингхэмом.

Я видел, как к ней возвращалось мужество, она даже рассмеялась. Видел, как приподнялся ее подбородок, видел живость, появившуюся в ее глазах, и изгиб дрогнувшего большого горячего рта. Увидел в ней ту самую искру, которая зажгла Пола.

— И тогда я вылезу из-под красного ковра, — заявила она, — и откупорю огромную бутыль шампанского!

— Это самая лучшая из всех сделок, о которых мне приходилось когда-либо слышать! — Я все еще держал в своей руке ее ладонь. Наконец я сжал ее в последний раз. — Берегите себя, Дайана. Не исчезайте. Пока.

— До свидания, Стив, — проговорила она, когда я уходил по коридору, а увидев, что я обернулся на повороте к лифтам, тихо бросила мне вдогонку: — Спасибо за то, что помните мое имя.

Глава вторая

Обойдя главный вход в банк, я прошел мимо полицейских и открыл дверь с Уиллоу своими ключами. Тела убитых из кабинета Пола уже унесли. Двое служителей скатывали испачканный ковер, и в заднем вестибюле мне пришлось остановиться, чтобы вытереть пот со лба, перед тем как подняться на второй этаж.

Я вошел в кабинет Чарли Блэра. Оставшиеся в живых шестеро партнеров банка «П. К. Ван Зэйл энд компани» наконец-то оказались одни и могли теперь рвать на себе волосы и позволить себе истерику.

— Господи Иисусе, — говорил Клэй Линден, — какая катастрофа!

Никто не взял на себя смелость ему возразить.

— Как приняла бедняжка Сильвия это известие, Стив? — Чарли Блэр выглядел сильно расстроенным.

— А как думаете вы? — ответил я вопросом на вопрос, усаживаясь в ближайшее кресло. — Что, черт побери, здесь происходило, пока я разносил эту ужасную новость по городу?

— Я говорил с полицейским комиссаром, — отвечал Льюис Карсон, — и с окружным прокурором. И даже поговорил с мэром.

В конце концов я узнал, что полиция все еще продолжала допрашивать служащих в большом вестибюле первого этажа, что к армии лающих газетных собак Уоллстрит присоединились толпы праздных любителей кровавых происшествий и что ценные бумаги упали на три пункта. Все ведущие банкиры уже позвонили, выражая свой ужас и соболезнования.

— И что вы им говорили? — спросил я.

— А что я мог им сказать? — заговорил Мартин Куксон, которому пришлось отвечать на большинство звонков. — Говорил, что убийца большевистский маньяк-одиночка, которого, в свою очередь, тут же убили.

Мы все посмотрели друг на друга.

— Боже мой, здесь есть еще кофе? — вырвался у меня риторический вопрос. — Голова у меня пылает.

Чарли позвонил своей секретарше.

Снова погрузившись в кресло, я рассеянно оглядел комнату. Кабинет у Чарли был большой и комфортабельный, похожий на комнату в одном из знаменитых клубов на окраине города. Вокруг камина, в котором пылали дрова, расположились кожаные кресла, перед солидными книжными полками красного дерева стоял не менее солидный письменный стол того же красного дерева, а на оклеенных строгими обоями стенах висели репродукции картин, изображавших лисью охоту. Сам Чарли, как и его кабинет, был таким же крупным и вальяжным, со своими серебряными волосами, обрамлявшими круглое лицо, с которого не сходило выражение дружелюбия. Ему и Льюису было за пятьдесят, но Льюис отличался такими отсутствовавшими у Чарли качествами, как пуританство, недостаток чувства юмора и сдержанность. Джейсон Да Коста был известен тем, что выбирал партнеров, выглядевших карикатурами на аристократов-янки с Восточного побережья. Даже у старика Мейнарда, которого Джей унаследовал от Люциуса Клайда, были те же голубые глаза, те же утонченные черты лица и та же элегантная дымка седых волос.

Люди Пола были совсем другими. Пол верил в молодость, и поэтому мы были гораздо моложе людей Джейсона, и кроме того, Пол находил какое-то порочное удовольствие в привлечении людей, никогда раньше не приближавшихся к банку, за исключением тех случаев, когда требовалось получить деньги по чеку. Клэй был похож на комиссионера, этакий прилизанный калифорниец с блестящими волосами и в самом модном костюме, походивший на кассовый аппарат. Мартин, со своими редевшими волосами и очками, делавшими его похожим на сову, выглядел как преподаватель колледжа в каком-нибудь городишке, вряд ли знавший разницу между монетой в пять центов и средневековым серебряным четырехпенсовиком. У меня же был вид новобранца морской пехоты из учебного лагеря — так, или вроде этого, называла меня жена в минуты нерасположения.

Я был самым младшим из партнеров, но за мной признавалось старшинство среди людей Пола. Я работал на Пола с восемнадцати лет, тогда как Клэй и Мартин пришли в фирму после слияния с банком «Клайд, Да Коста». Я был любимцем Пола, и как только он сделал меня младшим партнером и взял с собой в Европу в 1917 году, я понял, что он готовит меня к тому, чтобы со временем занять его пост. Однако никто не мог предвидеть, что он умрет, когда его ровесники Чарли и Льюис будут все еще на первых ролях, и я не знал, как следует поступить, чтобы обойти обоих и занять кресло старшего партнера. Видимо, придется на некоторое время затаиться, пока я буду искать способ перетасовать колоду карт в свою пользу, думал я.

Появление секретарши, принесшей кофе, нарушило течение моих мыслей.

Снова вступив в разговор, я обнаружил, что Чарли взялся тщательно восстанавливать весь ход событий.

— …В итоге, так или иначе, демонстрация приобрела более ожесточенный характер, чем входило в намерения Брюса, и он даже отобрал у одного из своих сторонников револьвер, которым тот размахивал перед носом полицейского. В этот самый момент другой маньяк швырнул кирпич в фасадное окно, и Брюс немедленно решил принести извинения за эту выходку Полу. Едва он начал свое извинение, как этот анархист Краснов, прятавшийся в закрытой половине кабинета Пола, выскочил из-за раздвижной двери и открыл огонь. Брюс, у которого по чистейшей случайности в кармане оказался тот самый револьвер, отобранный у демонстранта…

— И вы действительно верите во все это, Чарли, а? — спросил Клэй с ухмылкой торговца-разносчика, поглядевшего на скверный товар конкурента. — Мы же ньюйоркцы, а не старые леди из Дебьюка.

За долю секунды я принял решение. Совершенно очевидно, что все мы подозревали заговор. И не менее очевидно, все одурели от страха. Поэтому на авансцену должен был выйти тот партнер, который возьмет на себя роль лидера в раскапывании тайны этого заговора, нейтрализуя его и выметая весь сор из-под ковра. Я располагал информацией, полученной от Дайаны и Сильвии, которой не было ни у кого. Поделиться этой информацией, как я теперь ясно понимал, означало бы потерять очки, имея на руках выигрышную карту.

— Опомнитесь, Клэй, — обратился я к нему. — Пока есть хоть какая-то ниточка, за которую может ухватиться полиция, какое значение имеет то, что думаем мы? Шестеро из нас знают, что Брюс чокнутый парень и вряд ли мог бы устроить все это. Но уж если вы усматриваете здесь заговор, а не просто выпад заблудшего анархиста, то это для нас было бы очень неприятно.

— Стив прав, — многозначительно произнес Чарли. — Слово «заговор», упомянутое в связи с нашим банком, будет звучать более чем неприлично.

— Отвратительно, — величественно проговорил Льюис.

— Совершенно немыслимо, — пробормотал себе в усы старик Уолтер. Старая гвардия делилась своими соображениями, а молодая начала задумываться глубже.

— Все это очень хорошо, — заметил Мартин, — но…

— Вы все ненормальные, — заговорил Клэй. — Если бы кто-то поверил в миф о том, что русский действовал в одиночку, то нам пришлось бы объяснить, как он проник в здание. Так что же, черт побери, нам придется сказать? Что он спустился с неба на паре оленей и угодил в каминную трубу?

— И все же, — проговорил Мартин, яростно протирая очки с более ученым видом, чем всегда, — как этот парень попал в помещение? Даже если бы мы в своем кругу согласились с тем, что он был в сговоре с Брюсом, все равно нельзя представить, как Брюс мог протащить в здание Краснова. Здесь должен быть замешан кто-то еще. Существовал заговор.

Плотину прорвало. Напуганные, все громко кричали наперебой. Я спрашивал себя, сумею ли и дальше не выболтать информацию, полученную от О'Рейли, когда в дверь постучали.

— Да? — отозвался на стук тяжело дышавший, с багровым лицом, Клэй.

Все мы молча уставились на дверь. Она открылась.

— Простите, джентльмены, — сказал Теренс О'Рейли, — но я пришел исповедаться.

В первый момент я подумал, что он взбесился, как енотовидная собака. Когда же я понял, что он вовсе не собирается исповедаться, мне стало ясно, что он умен, как кобра, и почти так же безвреден. Заговорщики, не менее нашего озабоченные тем, чтобы представить Краснова как убийцу-одиночку, должны были попытаться дать свое неопровержимое объяснение присутствия его в здании. Мне следовало бы понять это сразу, как только я увидел, что формируется заговор.

— Я не обеспечил безопасность, что привело к трагедии, — объявил О'Рейли, — и хочу подать в отставку.

Мы молча смотрели на него. Даже Клэй оставил свои калифорнийские манеры в присутствии постороннего человека и превратился в обыкновенного янки из Коннектикута. Мартин поправил очки. Старик Уолтер казался потрясенным. Льюис надел свою обычную маску отъявленного пуританина. Я был поражен. На долю Чарли выпало мягко проговорить, вытерев с лица пот влажным носовым платком:

— Не нужно мелодрамы, О'Рейли. С нас хватит па сегодня мелодрам. Входите и закройте за собой дверь. Мне это кажется, коллеги, — добавил он, обращаясь к партнерам, — или сегодня действительно под сто десять градусов в тени?

Это замечание разрядило напряжение. Мы сидели по кругу в своих кожаных креслах, рассуждая о погоде, словно компания псевдо-английских джентльменов, а О'Рейли по-прежнему стоял у двери. Наконец, когда мы дали О'Рейли ясно понять, что он, американец ирландского происхождения, находится в обществе аристократов-янки, Чарли, с присущим ему очарованием своего парня, проговорил:

— Извините, О'Рейли, возьмите стул и присаживайтесь. У вас утомленный вид. Ну, так что же насчет провала обеспечения безопасности?

Теперь потел один О'Рейли, но он сохранял достоинство и самообладание.

— Благодарю вас, господин Блэр, но я предпочитаю стоять, — отказался он от предложения. — Я хотел объяснить, что знал этого человека, Краснова. Этим летом каждый уик-энд дом Брюса и Грэйс Клейтонов был открыт для различных интеллектуалов и политических экстремистов. А поскольку я был другом Клейтонов, господин Ван Зэйл предположил, что я бы поступил мудро, поддерживая близкие отношения с ними и не спуская с них глаз. Я сообщил господину Ван Зэйлу об обществе «Граждане за воинствующий социализм», членом которого был и Краснов. Я считал его неуравновешенным, но Брюс питал такое отвращение к насилию, и я решил, что ГВС не представляет серьезной угрозы для безопасности господина Ван Зэйла.