Через некоторое время она уже смотрела в светло-карие глаза незнакомца, которого ей никогда не приходилось встречать.

Увидев ее, Джеб осторожно приподнял шляпу. Здесь не было редкостью, когда тебя приветствовали с оружием в руках, приглашая зайти в дом. В конце концов осторожность никогда не лишнее. Однако вас нечасто встречала женщина, платье которой все в крови, и глаза такие, словно она только что побыла в аду.

— Мне необходимо подковать лошадь. Надеюсь, что вы окажете любезность и дадите кое-какие кузнечные инструменты, которыми, вероятно, располагает ваш супруг, — Джеб старался говорить как можно спокойнее и негромко. Он понял, что здесь произошло что-то скверное, очень скверное. Однако внутренний голос подсказал ему, что непосредственной угрозы его безопасности не было. Если он не станет совать нос в чужие дела, то с ним ничего не случится. Он знал это по собственному опыту.

Обдумывая просьбу незнакомца, Ханна держала его на мушке, не опуская оружия ни на секунду. Потом она кивнула головой и указала винтовкой в сторону сарая:

— То, что есть у моего супруга, лежит там. Можете взять.

— Весьма признателен вам, мадам, — сказал Джеб и поехал к сараю, но лицо женщины постоянно стояло перед ним. Ему приходилось встречать более симпатичных особ, но никогда он не видел более встревоженного выражения лица.

Он слез с лошади и стал открывать сарай, при этом он невольно обратил внимание, что неподалеку от дома на небольшом холме была вырыта свежая могила. Он оглянулся на хижину, но женщина уже вошла в дом, оставив открытой дверь.

Уезжай, говорил он себе, сделай все, что надо для лошади, и уезжай быстрее отсюда. И все же он не мог уехать, сделав вид, что не замечает, что здесь что-то неладно.

Проклятье. Оставив лошадей — с ним была еще вьючная лошадь — он направился в хижину. На мгновение, немного нервничая, он задержался в дверях, затем прошел внутрь.

Ханна подняла на него глаза:

— Уходите. — Она шила саван для Кэйлеба, для чего нашла самое лучшее одеяло. Она сделала последние стежки, затем закрепила нить. Ханна ощущала на себе взгляд незнакомца. После того, через что ей пришлось пройти, она опасалась его присутствия. Она даже подумала, что вдруг он станет насиловать ее прямо здесь, при мертвом Кэйлебе. Винтовку она оставила у входа, однако она понимала, что это все равно бы ее не спасло. Оружие не заряжено. Кэйлеб отказывался ей показать, как надо это делать.

— Это ваш муж? — осторожно спросил Джеб, предположив, что, возможно, она убила мужа. Тогда следы крови у нее на платье были бы объяснением. В ответ Ханна просто кивнула головой. — Мадам, я буду рад помочь вам привезти сюда ваших родственников или соседей, чтобы они помогли вам.

— У меня нет никого. Никто ко мне не приедет. — В действительности у нее было пять старших братьев. Но разве их можно было найти? Они разъехались, и вот уже несколько лет Ханна не виделась ни с одним из них. Она встретила его прямой взгляд, мечтая, чтобы он поскорее ушел.

Джеб пытался вспомнить, были ли по дороге какие-либо знаки, указывающие на фермы по соседству. Пожалуй, что и не было. Ну и чертовщина!

— Вы уже закончили с этим?

Ханна поняла, что просто так уйти и оставить ее в покое он не собирался. Она стояла и пыталась сообразить, что же еще она должна сделать.

— Я думаю, что да, — ответила она, повернувшись к незнакомцу. Его светлые глаза смотрели с сочувствием и смущали ее. Но она не привыкла к тому, чтобы ей сочувствовали.

Джеб сделал шаг вперед, но молодая женщина сразу же отпрянула от него. Нахмурившись, он произнес:

— Если есть Библия, принесите ее.

Ее муж был на редкость тяжеленным мужчиной. Когда Джеб взвалил его себе на плечо, он даже слегка пошатнулся, направившись к двери. Ханна последовала за ним, осознавая, что муж ее мертв, а этот незнакомец несет его сейчас, чтобы похоронить, а потом… она даже не могла заглянуть в будущее, что же будет потом с ней? Куда она пойдет, и что она вообще станет делать.

Джеб понимал, что испытывает эта женщина. Ведь она хоронила своего мужа, который вчера еще был жив, возможно, любил ее, а теперь он мертв. И вокруг пустота.

Когда он опускал его тело, то делал это осторожно, пытаясь не задеть и не ударить труп о стенки могилы, так как вдруг обнаружил, что могила не была достаточно глубокой. Черт побери! Ему следовало бы убедиться в этом еще до того, как он опустил тело. Не может же он сейчас вынуть покойника обратно. Ханна, глядя на такое, наверное бы не выдержала происходящего.

— Мадам, — обратился он к ней вежливо, подождав, пока она отведет взгляд от видневшихся вдалеке гор. — Вы почитаете Библию сейчас? — Он снял шляпу.

Медленно склонив голову, Ханна открыла изрядно потрепанную книгу. Она нашла излюбленные места Кэйлеба, которые были подчеркнуты жирной линией. Наверное, вполне уместно было зачитать над покойным строки из священного писания, которые он любил при жизни.

Божье возмездие неизбежно. Бог воздаст каждому по делам его. Гнев обрушится на врагов его.

Ее нежный голос зазвучал так ясно и мелодично, что на какое-то мгновение Джеб даже задумался о смысле слов. Но затем, прищурившись, он посмотрел на нее, пытаясь понять, кому она собиралась мстить и за что? Она хотела мстить за то, что окружало ее в реальной жизни или за что-то такое, что существовало в ее воображении? Хрупкость ее облика не обманывала его. У нее хватит сил для мщения. Он помнил ружье в ее руках.

Все это его начинало удивлять. Она замолчала, закончив читать, и сейчас смотрела на него так же настойчиво, как он наблюдал за ней.

— Я закончила, — просто сказала она.

Кивнув в знак согласия, Джеб прокашлялся. Он не мог допустить, чтобы покойный встретился со своим создателем не с чем иным, как только с суровыми словами, произнесенными его женой, и начал цитировать строки из книги Экклезиаста: «Всему свое время…»

Ханна стояла неподвижно — воспоминания вновь овладели ею. Она вспомнила те ласковые воскресные утренние часы, голос отца, звучавший с кафедры ясно и звучно. Этот незнакомец вызвал давно забытые ощущения. На третьем стихе она присоединилась к Джебу, и они вместе произнесли:

Время убивать и время врачевать; время разрушать и время строить.

Когда ее голос умолк, Джеб тоже замолчал. Ханна опять обратилась взглядом к тем далеким годам. Джеб увидел ее опустошенные глаза.

— Идите умойтесь, — сказал он тихо, — и переоденьтесь. Когда я закончу все здесь, может быть, к этому времени вы найдете какие-нибудь полевые цветы, чтобы положить на могилу.

Не сказав ни слова в ответ, Ханна повернулась к хижине. Все казалось ей каким-то нереальным, словно происходило во сне, и вот-вот она должна была пробудиться от страшного сна. Она хотела уже проснуться, но не знала, как это сделать.

Сейчас она была одна здесь, в хижине, где умер Кэйлеб. Она помылась и переоделась в другое, такое же невзрачное темное платье, как та могила, которую она вырыла для Кэйлеба. Все ее платья были невзрачными и однообразными. Кэйлеб всегда сам выбирал ткань для каждого из них. Когда они только поженились, она противилась этому. Ей не хотелось носить такую одежду, ведь она была еще совсем юной и мечтательной. Но Кэйлеб тогда убеждал ее, что она принадлежит ему и поэтому должна его во всем слушаться. Он говорил таким громогласным тоном, и в этом голосе слышалось что-то собственническое. Он внушал ей, что теперь она часть его и что Бог указывает, что, если правая рука мешает тебе, отрежь ее. Ханна была убеждена, что он искренне верит в эти слова. Если она станет камнем преткновения, он поступит с ней так, как если бы она стала камнем преткновения для самого Бога. Она никогда более не оспаривала его приказов.

Вернувшись к утру на могилу Кэйлеба, она увидела, что незнакомец заваливал ее камнями. Теперь можно не беспокоиться, что могила неглубока, и что любой дикий зверь мог бы разрыть ее. Представив себе это, Ханна содрогнулась и заторопилась к тому местечку, где росли полевые цветы. Конечно, они скоро завянут. Всему свое время.

Положив последний камень поверх всей груды Джеб выпрямился и посмотрел на женщину. Она двигалась грациозно, пробираясь через высокую траву добавляя цветы в букет, который держала в руке Она была стройной, даже, наверное, слишком худой но это не умаляло совершенства ее тела. У нее была тонкая талия, высокая грудь, она плавно покачивала бедрами.

Стой! Джеб отмахнулся от этих мыслей. Ведь только что он помог хоронить ее мужа. Если уж на то пошло, он вовсе не был уверен, что это не она отправила муженька в могилу.

Выбрасывая дурные мысли из головы, Джеб отправился в сарай, чтобы найти доски для креста. Там было холодно и темно, но по тому, как там все было аккуратно разложено по полочкам, Джеб смог догадаться, что владелец был аккуратным человеком, знавшим порядок, но ремесленником он был никудышным: едва ли он вообще когда-либо держал эти инструменты в руках. Уэллз навалил заржавшей лошади сена и начал сколачивать крест. Когда он заканчивал, утренние солнечные лучи уже пробивались через открытую дверь сарая.

Джеб заметил, что она наблюдает за ним. Она была самой молчаливой женщиной, которую ему когда-либо приходилось встречать. Он поднял долото и спросил:

— Как звали вашего мужа?

— Кэйлеб. Его звали Кэйлеб Барнс.

Где-то он уже слышал это имя, смутно вспоминал сейчас Джеб. На то, чтобы сделать надпись на кресте, ушло довольно много времени. И все время, пока он возился с надписью, Ханна стояла рядом и молчала.

— Когда он родился?

— Я не знаю.

Слегка удивленный этим, Джеб пожал плечами и высек лишь дату смерти.

— Добавьте к надписи и то, что он был проповедником. — Прищурившись, Джеб посмотрел на нее. Теперь он понял, откуда ему было известно имя. Он вспомнил, как однажды ему пришлось столкнуться с ним, облаченным в черное, метавшим громы и молнии. Джеб также припомнил, что тогда покойный ему очень не понравился.

Ханна прочитала на лице незнакомца недовольство и подумала, что это, наверное, из-за того, что она осмелилась ему указать, как надо делать. Кэйлеб всегда учил ее, что женщина не должна указывать мужчине и должна знать свое место.

— Пожалуйста, — тихим голосом попросила опять она. — В этом была вся его жизнь.

Джеб утвердительно кивнул головой и добавил к надписи слова «Его преподобие». Когда все было закончено, Джеб аккуратно положил инструменты на место.

— Наверное, тяжелый. Мне помочь вам отнести крест?

Ее спокойствие начинало действовать Джебу на нервы. Другая бы вдова сейчас рыдала и вопила. Ей Богу, он бы не желал такой жены.

— Нет, — резко ответил он. — Я и сам справлюсь. Ханна несколько сконфузилась, услышав его грубый тон, и молча последовала за ним.

Когда они дошли до могилы, Джеб установил крест, а она разложила цветы у его основания. Под утренним солнцем цветы уже немного сникли, а к вечеру они, наверное, совсем завянут. Он отступил назад, давая молодой женщине возможность побыть наедине со своим мужем. Однако она повернулась к другой, маленькой могилке рядом и положила на нее второй, небольшой букетик цветов. Прочитав надпись, Джеб почувствовал угрызения совести. Эта женщина слишком много пережила за такое короткое время, потеряв ребенка и мужа. Она нуждалась в сострадании, а не в осуждении.

Она вновь обратила к нему лишенное эмоций лицо, и у него опять возник тот же вопрос: как же все же умер ее муж, и почему на ее платье была его кровь? Вряд ли это был несчастный случай. Его топор с чистым и сверкавшим лезвием находился среди прочих инструментов в сарае. Но, в конце концов, какая разница, как он умер, все равно человек был мертв, и никакие догадки его не воскресят. К концу дня Джеб будет уже далеко отсюда и забудет об этой девушке.

— А сейчас, с вашего позволения, я воспользуюсь кое-какими кузнечными инструментами, — сказал он ей.

— Конечно, — ответила Ханна. Она уже забыла, зачем он вообще появился здесь. Его помощь казалась такой естественной, словно так и должно было быть.

Она повернулась и пошла той своей грациозной походкой, а Джеб делал над собой усилие, чтобы не обращать внимание на то, как волнуется юбка вокруг ее ножек.

— И я мог бы что-нибудь поесть, — сказал он. В конце концов она так многим была обязана ему.

Ханна оглянулась: чем же он так раздражен. Что плохого она сделала?

— Когда вы закончите, все будет готово.

Джеб сомневался, однако она докажет, что он ошибался.

Когда он вошел в хижину, она вынимала из духовки бисквиты. Ловким движением она перебросила яичницу со сковородки на тарелку, в которой уже дымилась обжаренная картошка.

Вытаскивая противень, Ханна обожгла запястье руки, от боли у нее перехватило дыхание, но она ничем больше не показала, что ей больно. Кэйлеб не переносил никаких жалоб.

Джеб поразился такой выдержке Ханны. Неужели она ничего не чувствовала? Может быть, из-за горя чувства ее притупились.

— Подержите в холодной воде, — грубовато подсказал он.

— Что? — Ханна подняла на него отсутствующие глаза.

— Вашу руку, запястье… подержите в холодной воде. — Может быть, она просто слабоумная, а он просто не понял этого сразу.

Изумленная тем, что он вообще заметил ее ожог, Ханна кивнула головой. Однако сначала она поставила перед ним тарелку и налила в стакан холодной воды.

— А кофе у вас есть? — спросил Джеб. Ханна отрицательно покачала головой:

— Извините, но Кэйлеб не пил кофе.

Она поспешила к колодцу… подальше от этого человека. Он вызвал у нее неведомое чувство волнения. Она не могла прогнать желание представить себе его лицо. Волосы незнакомца были слишком длинными, а Кэйлебу волосы никогда не закрывали уши. И его челюсть была почти такой же тяжелой, каким тяжелым и холодным был взгляд его светло-карих глаз.

Ханна послушно зачерпнула воды из колодца и полила на запястье. Это оказалось очень эффективным средством, боль утихла, и она подумала, почему же Кэйлеб никогда не советовал ей делать так. Когда она училась готовить для него, то обжигалась сотни раз.

Джеб быстро поел и вдруг заспешил. Кем бы ни была эта девушка, но готовила превосходно. Он подумал, почему ему так трудно воспринимать ее как женщину. Она была уже замужем, вынашивала ребенка, похоронила мужа, но все равно он почему-то думал о ней как о девушке, точнее как о женщине-ребенке. Он как можно скорее хотел бы уйти от нее, уйти отсюда.

Надев шляпу, он направился к двери. Она стояла у колодца спиной к нему и всматривалась вдаль.

— Я должен идти, — сказал он, прервав ее мысли. Когда Ханна повернулась к нему, Джеб увидел, что у нее неправдоподобно светлые голубые глаза. Джеба как-то никогда не волновали голубые женские глаза, но он мог бы еще обратить на них внимание, если бы они имели цвет осеннего неба. Но ее глаза имели какой-то чуть выгоревший оттенок лета в разгаре.

— Я вам очень благодарна. Я хотела бы заплатить вам, — произнесла она, слегка нахмурившись. А были ли у Кэйлеба какие-нибудь деньги?

— Мне не нужно никакой платы. Я делал то, что сделал бы любой другой на моем месте.

От этих слов Ханне стало легче. Будь Кэйлеб на месте этого человека, он поступил бы точно так же.

По-прежнему стоя у колодца, она наблюдала, как он выводил своих лошадей из сарая, где он их оставлял. Прощаясь с ней, он приподнял шляпу и вскочил в седло.

Ханна смотрела ему вслед, затем мысли ее обратились к ней самой. А что же теперь делать ей?

ГЛАВА 5

Прокладывая милю за милей, его лошадь оставляла за собой столбы пыли. Джеб знал, что дорога в Нью-Мексико будет длинной и нелегкой. Он старался сосредоточиться на том, что ожидало его впереди, но снова и снова он мысленно возвращался к той девушке, которая осталась наедине с двумя могилами. Он вспомнил, что она ответила ему, когда он предложил съездить за ее родственниками. Она сказала ему тогда: «У меня никого нет». По всей видимости, поблизости от их хижины не было даже соседей. Официально резервации Бразос были закрыты, индейцы и военные, похоже, уйдут навсегда. Это закрытие принесло свободу Джебу. Его последнее задание было выполнено, и он отказался остаться на сверхсрочную службу, несмотря на все уговоры и даже угрозы.

Джеб не раз подумывал и о том, как защитить скорбящую вдову. Если она в самом деле горевала о смерти мужа. А что, если она действительно не убивала его?

Этот вопрос внезапно пришел ему на ум. Неужели она сейчас одна, один на один с убийцами мужа, которые знают, как она беззащитна. Никто ведь не узнает, что он убит. Эти мысли не давали ему покоя.

Ей, наверное, страшно сейчас, убеждал он себя. Она должна была попросить о помощи. Перед его глазами возник образ беззащитной женщины с хрупкими плечиками, с бледным лицом, с темно-каштановыми волосами. Однако эфемерная наружность не всегда признак слабости. Вот, например, Кэтрин Слейд, она хороший пример тому. Джеб постарался представить, как повела бы себя Кэтрин, оказавшись на месте этой девушки, но он вообще не мог вообразить Кэтрин в подобной ситуации. Они были совершенно разными. Кэтрин была сильной во всем, в чем должна быть сильной женщина.

Но разве не была мужественной эта девушка, стойко вынесшая смерть мужа, которого похоронила рядом со своим же ребенком, и при этом не проронившая ни одной слезы? А может быть, она вообще была бесчувственной?

Он покачал головой. Какой бы она ни была, ему до нее нет никакого дела.

Но почему он все время возвращается к ней в своих мыслях?

Проклятье! Джеб частенько думал о женщинах, но подобным образом — никогда. Ему нравилось чувствовать их нежное тело, когда он занимался с ними любовью, ему нравилось осознавать, что он удовлетворил женщину, а она его. Но, будь он проклят, если бы ему понравилось чувство, которое было сродни беспокойству.

«И почему я вообще должен беспокоиться, — обращался он к своему гнедому, поворачивая его обратно. — Какого черта, я должен беспокоиться о ней, что она одна и совсем не защищена? Возможно, она и убила этого беднягу, поэтому-то она и одна».

Проклятье!

Джеб вновь подъезжал к невзрачной хижине, и сейчас она ему показалась еще более маленькой и убогой, чем в первый раз. Если приглядеться внимательно, то во всем домике с трудом можно было найти хотя бы две ровные доски. Парадное крыльцо, — вернее сказать, то, что им называлось — все покосилось, и доски прогнулись. Приблизившись к дому, он почему-то не удивился, разглядев хрупкую фигуру девушки, примостившейся на узкой скамейке у двери, с прижатой к коленям винтовкой. Сначала ему показалось, что она вооружилась против него, но затем Джеб заметил, что девушка его узнала, и страх, наполнявший ее глаза, сменился облегчением.

От стыда за то, что он бросил ее одну, испуганную, на произвол судьбы, он еще больше разозлился на себя и гневно произнес:

— Боже мой! И что вы собирались с этим делать?! Ханна заморгала от удивления глазами: Кэйлеб никогда не упоминал Бога всуе.

— Я… я жду их возвращения.

Джеб нахмурился:

— Возвращения? Чьего возвращения?

— Людей, убивших Кэйлеба, — просто ответила она.

Какой же он дурак, подумал про себя Джеб! Как он мог так ошибиться, обвиняя ее в этом преступлении.

— Какого дьявола вы не сказали, что его убили? Ведь вам угрожает опасность. Вы это понимаете?

— Я не думала об этом, — ответила Ханна, не понимая, почему этот человек был в такой ярости.

Ее необычный пристальный взгляд обескураживал Джеба.