Глава 2

Дэниел наблюдал, как Мария провожает полицейских. Она зажгла свет в холле, вежливо благодаря их и одновременно извиняясь. Холди по-прежнему подозрительно смотрела на Дэниела, держа сковороду в руках. Она еще не решила, стоит ли ему доверять.

Он подумал, что пожилая женщина с большим удовольствием огрела бы его своим чугунным орудием.

Лорен и Аманда занялись пасхальными корзинами. Обе успели засунуть шоколад в рот до того, как мать девочек вернулась в комнату.

— Немедленно положите все обратно! — раздраженно приказала Мария, более недовольная собой, нежели детьми. Она вызвала полицию из-за пустяка и чуть не разбила битой голову своему новому домовладельцу.

Вряд ли они произвели на него впечатление хороших арендаторов.

Сверху опять раздался громкий детский плач.

— О, это Рори. — Мария обратилась к пожилой женщине: — Холди, думаю, мне лучше поговорить с мистером Уэстбруком. — На самом деле Марии ужасно хотелось спрятаться в комнате Рори. — Пожалуйста, уложи девочек в постель, а потом загляни к Рори. Наверное, мы его разбудили. Покачай его, пожалуйста.

— Конечно, дорогая, я все сделаю, — с готовностью сказала Холди, бросив еще один недоверчивый взгляд в сторону Дэниела. Она явно не была довольна, оставляя его наедине с Марией.

В последнюю минуту Лорен вырвалась из объятий Холди и подбежала к Дэниелу.

— Передай Пасхальному кролику, что мы сказали «спасибо»! — прошептала она. Ее глаза восторженно сияли.

— Да, конечно, — пробормотал он в замешательстве.

Что он делает, поощряя ребенка в этих глупостях? Прежде всего ее матери вообще не следовало забивать голову девочке всякой чепухой.

Мария Баррет оказывает на него очень странное влияние, решил Дэниел. Очень хорошо, что их общение будет недолгим.

— Быстро в постель, — приказала Мария, и Лорен выбежала из комнаты вслед за Холди и Амандой.

Мария пристально взглянула на Дэниела.

Теперь они были одни.

— Милые детки, — отметил Дэниел в тишине. И добавил, не дождавшись ответа: — И сколько же вас здесь всего?

Его все еще интересовало, существует ли мистер Баррет. Может, он в отъезде по делам?

— У меня трое детей, — ответила Мария. — Холди — наша экономка, и она присматривает за детьми, когда я на работе.

— А мистер Баррет? — Дэниел решил спросить напрямую.

— Мой муж умер, — ответила она.

Дэниел отметил некоторое напряжение в ее голосе.

— Простите, — смутился он.

В неловком молчании прошло несколько секунд.

— Обычно здесь не так… опасно, — заметила Мария.

Дэниел спрятал улыбку, думая о том, как его встретили.

— Надеюсь, это правда, — сказал он. Уголки его губ дрогнули.

— Здесь не опасно, — повторила Мария. Она очень хотела исправить впечатление, которое создалось у ее нового домовладельца. — Мы хорошие арендаторы. Мы заботимся о доме и всегда платим вовремя.

Дэниел кивнул. Он верил ей без всякой причины, кроме искренности, которую излучали ее васильковые глаза. Он снова ощутил странное и пугающее чувство вины.

Он не нес ответственности за Марию и ее семью. И его не должно волновать, как она воспримет сообщение о продаже дома, в котором так хорошо устроилась. В конце концов, она могла бы устроиться где-нибудь в другом месте.

— Пожалуйста, садитесь, — предложила Мария после паузы.

Приглашающим жестом она указала на диван, и ее рука случайно задела его руку. Прикосновение буквально обожгло его. Мария Баррет невероятно пахла, вдруг осознал он. От нее исходил почти неуловимый сладостный запах… Дэниел внезапно ощутил невероятный прилив желания. Он никогда не испытывал этого с Соней.

Да и с кем-нибудь другим, по правде сказать.

— Простите, — быстро сказала она, отдернув руку.

Волнение в ее ярко-синих глазах навело Дэниела на мысль, что это прикосновение могло обжечь не только его. Оба были удивлены.

Дэниел сел на диван.

— Насчет дома… — начал он, заставив себя вернуться к предмету разговора.

— Да, насчет дома. — Мария попыталась избавиться от ощущения пугающего тепла, вызванного прикосновением к Дэниелу. Она заставила себя направить свои мысли в разумное русло.

Влечение к Дэниелу Уэстбруку, хотя и мимолетное, было неразумным.

— Я уверен, вы хорошие арендаторы…

— Ответственные, — вставила Мария. — Я знаю, мы произвели не очень хорошее впечатление, но на самом деле мы совершенно… — она поискала в памяти подходящее слово и заключила: — приличные.

Произнеся слово «приличные», она случайно опустила взгляд. У нее перехватило дыхание.

Все это время — при полиции, при Дэниеле — она была одета вот так! Одна лишь ночная рубашка, которую она подарила себе на день рождения в этом году!

Предполагалось, что эту рубашку, кроме нее, никто не увидит.

Во всем этом безумии она совершенно забыла, во что одета. Краска залила ее лицо.

Мария подняла глаза на Дэниела.

— Извините меня, я сейчас… — Ее слова замерли. Он смотрел на нее, совсем не помогая сгладить неловкость. — Надену халат, — закончила Мария в отчаянии. Она лихорадочно пыталась придумать способ продолжения разговора. Наконец выход нашелся: — Чай. Я приготовлю чай, и тогда мы сможем поговорить о доме.

Она выбежала из комнаты.

Дэниел посмотрел ей вслед. Ему одновременно захотелось рассмеяться — и швырнуть что-нибудь об стену. Что-нибудь тяжелое.

Выселить Марию, когда она держала бейсбольную биту у него над головой, казалось слишком тяжелым. Но у Дэниела было ощущение, что сейчас, когда она предложила ему чаю в гостиной, это не будет легче.

Но ничего другого не остается, независимо от привлекательности Марии Баррет. Дом, магазин, Мария и ее семейство — от всего этого нужно избавиться.

И чем скорее, тем лучше.

Дэниел надеялся только, что Холди не будет поджидать его в гостиной со сковородкой, когда он сообщит ей новость.

Мария сдернула свой купальный халат с крючка на двери ванной. Завернувшись в толстую голубую махру, она оттягивала время приготовления чая.

Она пыталась убедить себя, что не надо стесняться из-за того, что ее видели в короткой ночной рубашке, а также из-за эпизода с битой и вызовом полиции.

Однако она все-таки чувствовала смущение.

Дэниел сидел на диване, молча наблюдая из гостиной, как она спустилась с лестницы и вошла в холл. Его взгляд скользнул по ее халату и вернулся к лицу.

— Я сейчас поставлю чайник, — сказала она с притворной небрежностью, стараясь держать себя в руках, и скрылась в кухне до того, как он успел ответить.

Тут же появилась Холди.

— Рори снова заснул, — объяснила пожилая женщина. — Лорен попросила воды. — Она достала маленький стакан из буфета, наполнила его до половины водой из крана, поставила стакан на стойку и взглянула на Марию. — Чего он хочет? — резко спросила она.

— Он еще не сказал, — ответила Мария. Она разделяла очевидную тревогу Холди.

— Ему нужен дом?

— Не знаю. — Марию охватил страх, точно такой же, как в тот момент, когда она поняла, что Дэниел — новый домовладелец. Она взяла ярко-красный чайник с плиты и стала наполнять его водой. — Я сказала ему, что сделаю чай и тогда мы сможем поговорить. Разумеется, он не собирается жить здесь, в Грэнбери.

Мой собственный дом, сказал он. Это прозвучало достаточно определенно. Может быть, он рассчитывал поселиться здесь?

Господи, неужели он выбросит их на улицу? У нее есть договор, но он истекает в следующем месяце. Было так трудно найти дом, достаточно большой для них пятерых, да еще в хорошем районе.

Старомодный двухэтажный дом Паркера, построенный в стиле королевы Анны, всего в трех кварталах от городской площади, был похож на воплощенную мечту — просторный, с фронтонами, с пышной отделкой, с огромной верандой и застекленной беседкой на заднем дворе. Мария не могла даже мечтать о более подходящем месте для своей семьи.

Паркер, со своей обычной щедростью, сдал им дом по необычайно низкой цене. Даже сама мысль о том, что придется искать другое жилье, отдавалась в ее сердце болью.

— А разве он живет не в Далласе или в каком-то другом большом городе? — с надеждой спросила Холди. — Он вряд ли захочет жить здесь. — Это прозвучало так, как будто она пыталась убедить в этом и себя, и Марию. — Наверное, он не станет возражать, если мы будем снимать этот дом и дальше.

— Может быть, и нет, если только он не хочет продать дом, — предположила Мария, и неприятный холодок пробежал по ее спине колючей дорожкой. Она выключила воду и, поставив полный чайник на плиту, включила конфорку.

То, что Дэниел намерен продать дом, казалось гораздо более реальным, чем то, что он захочет жить в нем. Из скудных упоминаний Паркера о своем внучатом племяннике Мария сделала вывод, что вряд ли серьезный деловой человек Дэниел Джеймс Уэстбрук Третий — подумать только, третий! — поселится в маленьком городке на севере Техаса, городке, который она называла домом весь прошедший год.

Она задумалась о Дэниеле. Консервативный серый костюм, крахмальная белая рубашка и полосатый галстук — даже внешне он совершенно не подходил к здешней обстановке. Деловой костюм создавал впечатление абсолютной непроницаемости, несмотря на красивые карие глаза оттенка теплого виски и аккуратно подстриженные каштановые волосы, мягкие на вид.

Он был довольно привлекателен — около тридцати пяти, высокий, широкоплечий, с четкими, правильными чертами лица. Странный заряд пробежал между ними, когда она случайно дотронулась до его руки. Это ощущение неожиданно захватило ее, как пламя захватывает сухую солому, воскресив прошлые ощущения.

Воспоминание о реакции на Дэниела вызвало у Марии чувство неловкости, и она попыталась прогнать его из своих мыслей. Последнее, что ей нужно в жизни, — так это Дэниел Джеймс Уэстбрук Третий. Она слышала о нем от Паркера, который очень жалел, что у него не было собственных детей и внуков, чтобы оставить им свои владения.

Нет, Мария собиралась избегать Дэниела — сразу же, как только он продлит их договор аренды. Занимать второстепенное положение в жизни человека, ставящего на первое место карьеру, не слишком приятно.

Нужно постараться продлить договор, напомнила она себе.

Лишь теперь она осознала, как ошиблась, когда приняла Дэниела за взломщика. Печать законопослушного гражданина лежала на всем его облике. Дэниел, очевидно, был на работе весь день — в субботу! Он как будто сошел с рекламного плаката — идеальный бизнесмен-трудоголик.

— Чего бы он ни хотел, он, очевидно, считает нас кучкой идиотов, — проворчала Мария. Она облокотилась на стойку и посмотрела на Холди. — Я натравила на него полицию и чуть не размозжила ему голову битой. А он всего лишь пытался попасть в свой собственный дом!

Взглянув на Холди, она вспомнила воинственный вид старушки — сковородка в руке, бигуди на голове и ночной крем, напоминавший боевую раскраску индейцев.

— А ты — ты захватила его в заложники — и чем!.. — Мария не смогла выговорить слово «сковорода». Напряжение этого вечера прорвалось безудержным смехом.

Холди тоже не выдержала, и они обе чуть не рухнули на пол, смеясь над самими собой. У Марии даже закололо в боку от смеха.

— Он, наверное, думает, что мы совершенно сумасшедшие, — смогла наконец выговорить она. — Лорен и Аманда считают его приятелем Пасхального кролика… — Она внезапно посерьезнела. Воспоминание о детях отрезвляюще напомнило о возможных последствиях приезда Дэниела. — Ах, Холди, ему ни к чему заботиться о нас. Мне обязательно нужно поговорить с ним и убедить его оставить нас здесь, а ведь еще и магазин…

Магазин! Сердце Марии внезапно замерло, а потом заколотилось в панике. Что, если он собирается продать и магазин? Она может лишиться и дома, и работы — места управляющего антикварным магазином.

— Ты же не думаешь, что он собирается продать и магазин тоже? — спросила Холди.

— Возможно, он приехал, чтобы продать все. — Произнесенные вслух, эти слова, как ни горько, были похожи на правду.

Пожилая женщина внимательно посмотрела на Марию. Обе они молчали. Возможность продажи дома и магазина угрожающе нависла над ними, как черная грозовая туча. Последующий ливень мог смыть, уничтожить тот славный маленький мир, который Мария создавала весь предыдущий год.

— Жизнь не может быть так несправедлива! — провозгласила Холди в тишине.

Мария видела, что Холди не очень-то верит в собственные слова. Что же касается ее самой, то она с ранних лет узнала, что в действительности жизнь может быть несправедливой. Очень несправедливой.

За последний год они вместе с Паркером проделали огромную работу, чтобы возродить «Магазин Уэстбрука». В ближайшее время он начал бы приносить прибыль. Но не было никакой гарантии, что новому владельцу, если магазин будет продан, потребуются услуги Марии. Дэниел может даже решить, что выгоднее будет просто закрыть магазин, сбросив все товары из него дилеру, и продать помещение в центре города.

В течение двух недель, прошедших со смерти Паркера, Мария тешила себя надеждой, что ничего не изменится. Что наследник Паркера просто оставит все как есть. И пока наследник не появлялся, было очень легко в это поверить.

По крайней мере ей нравилось верить в это.

Двумя неделями раньше, на похоронах Паркера, она видела Дэниела, но со спины и издалека. Из-за большой толпы соболезнующих и быстрого отъезда Дэниела у Марии даже не было возможности выразить ему свое соболезнование. Она думала, что он остановится в «Уэстбруке», пока будет в городе, но он этого не сделал.

Конечно, Мария продолжала ожидать какого-то официального известия от Дэниела — какой-нибудь бумаги, сообщающей ей, куда пересылать чеки и тому подобное, за дом и антикварный магазин. Но ничего не было.

До сегодняшнего вечера. Зато теперь Дэниел прибыл сам.

Мария была в ужасе от того, что его приезд может снова отбросить ее туда, где она была год назад, когда умер Квентин. Одна с тремя детьми, без работы и без дома.

К двадцати семи годам для Марии стало привычным делом начинать все сначала. Она не любила вспоминать, во скольких приемных семьях она жила ребенком. А потом попытки Квентина сделать карьеру бросали их по всей стране.

Когда он умер, Мария решила в последний раз попытаться начать новую жизнь, выбрав для этого Грэнбери. Привлекательный и уютный, с отреставрированной центральной городской площадью, сверкающим озером и очаровательными старинными домами, он казался идеальным местом для того, чтобы растить ее детей.

Она нашла Паркера и его антикварный магазин — ответ на ее молитвы. Квентин, несмотря на многообещающую карьеру, оставил семью в долгах и без страховки.

В Грэнбери Мария попыталась оставить всю боль в прошлом. Аманда пошла в подготовительный класс, Лорен с нетерпением готовилась поступить туда будущей осенью. А Рори, которому сейчас год — он родился всего за несколько педель до внезапной смерти своего отца, — не помнил, что жил где-то еще.

В прошлом году Мария создала новый мир — для себя, для девочек и Рори, и даже для Холди. Старушка настояла на том, чтобы переехать с ними в Грэнбери после смерти Квентина. Она отказалась от большого жалованья, которое платил ей Квентин, и согласилась на гораздо меньшую сумму, которую могла теперь позволить себе Мария, заявив, ЧТО хочет быть там, где может им понадобиться.

Мария не представляла свою жизнь без помощи Холди. Холди была просто сокровищем — и так же, как и дети, она теперь зависела от Марии.

У Марии онемела спина от напряжения. Она не могла разочаровать свою семью. Она не собиралась сдаваться без борьбы.

— Я бы не сказала, что жизнь так уж справедлива, — вдруг сказала она Холди. — Но я точно знаю, что ее можно сделать такой. Если Дэниел Уэстбрук собирается продать дом и магазин, я просто обязана заставить его передумать.

— Вот и молодец, — поддержала Холди.

Мария начала обдумывать план.

— Семья Уэстбрук обосновалась в этом городе больше ста лет назад, — подчеркнула Мария, думая вслух. — Он должен быть сумасшедшим, чтобы порвать такие узы, связывающие его с прошлым. — Мария была рада, что ее слова прозвучали уверенно. Она не хотела заставлять Холди беспокоиться.

— Конечно! — согласилась Холди. — Кроме того, когда этот парень увидит, как ты все изменила в магазине, он будет поражен.

— Надеюсь, что так. — «Уэстбрук» еще не совсем вышел из кризиса — но Мария знала, что дела пойдут успешно. Если только Дэниел не выбьет почву у нее из-под ног. У всей ее семьи. — Я не хочу начинать все сначала — опять.

Холди ободряюще обняла ее.

— Тебе и не придется, — заявила она, отпуская ее. — Это просто невозможно. Ты уже столько вынесла! — Она улыбнулась, ее широкое морщинистое лицо приобрело обычное веселое выражение. — Если ничего не получится, — добавила Холди, подмигнув, — у нас всегда есть под рукой сковородка. — Она взяла стакан с водой. — Лучше я отнесу это Лорен, пока она сама не прибежала за ним.

Холди покинула кухню с таким видом, будто все в надежных руках — руках Марии. Но у Марии не было такого оптимизма.

Мария смотрела вслед Холди. Беспокойство снова накатило на нее, когда она осталась одна. Она мерила шагами кухню, ее босые ноги мягко и неслышно ступали по гладкому деревянному полу.

Ожидая, когда чайник закипит, Мария остановилась перед огромным, от пола до потолка, окном в обеденной нише. Прижавшись лбом к прохладному стеклу, она взглянула в темноту за окном и закрыла глаза.

Она солгала Холди.

Мария хотела начать все сначала. Правда была в том, что она не знала, сможет ли.

Дэниел сидел на диване, постукивая пальцами по колену. В кухне стало тихо после внезапного взрыва хохота, донесшегося и до гостиной.

Пожилая женщина присоединилась к Марии, когда та готовила чай. Пройдя туда и обратно через гостиную мимо Дэниела, она не сказала ему ни слова. Над чем это они так смеялись? Над ним — загнанным в угол сковородкой и битой?

Дэниел решил, что не стоит чувствовать себя уязвленным ситуацией. Он не ожидал найти в доме толпу народу. Но поскольку среди них была прекрасная Мария Баррет, как он мог жаловаться?

Она поразила его своим разительным отличием от женщин, которых он знал, — таких, как Соня. Соня как-то заявила ему, что не собирается заводить детей, чтобы не испортить фигуру. Это привело к окончательному разрыву их отношений.

До тех пор, пока Соня не подняла этот вопрос, Дэниел сам никогда особенно не задумывался о детях, всегда слишком занятый карьерой. Он и сейчас не был уверен, что мог бы стать хорошим отцом, но вполне допускал такую мысль.

Материнство, решил он, очень идет Марии Баррет.

При этой мысли Дэниел встал, вышел в холл и прошел дальше в глубину дома. Осторожно приоткрыв кухонную дверь, ОН с интересом заглянул внутрь. Слова застряли у него в горле, когда он увидел Марию, стоящую у окна, прижавшись лбом к стеклу: длинные волосы упали на лицо, обрамляя нежные щеки, глаза закрыты. Ее плечи опустились, как будто бы груз, лежащий на них, вдруг стал слишком тяжелым. Дэниел ощутил растущее чувство вины. Догадывалась ли она о его планах продать дом? Неужели этот дом значит для нее так много?

Он вспомнил ту решимость, с которой она ворвалась в комнату, защищая своих детей. Огонь в ее синих глазах доказывал, что она никому не позволит причинить вред тем, кого она любит. Глядя на нее сейчас, он чувствовал, что этот огонь не вырвется наружу без серьезной причины.