— Тамсин! — прорычал он.

— Я в состоянии найти еще раз твою спальню. Хелен водила меня туда раньше помыть руки. И ноги… — четко выговаривая каждое слово, ответила она и направилась к выходу, высоко держа голову.

Проходя сквозь дверной проем, она слегка задела плечом косяк. Тамсин начала подниматься по лестнице и обнаружила, что необходимо замедлить шаг, иначе ноги промахиваются мимо клинообразных ступенек. Она поднималась, не отрывая руку от шершавой, закругляющейся стены, стараясь изо всех сил сохранять вертикальное положение. Так она добралась до следующего этажа. Дверь с лестничной площадки вела в личные покои Уильяма, состоящие из нескольких комнат. Тамсин миновала первую маленькую библиотеку, в которой стояли книжные шкафы, стол и стулья. Она на ходу касалась пальцами гладкой поверхности деревянной мебели. Открыв следующую дверь и шагнув через порог, девушка попала в спальню. За этой большой комнатой были еще две: прихожая, в которой стояли маленькая походная кровать и шкаф, и крошечная гардеробная.

«Мертон Ригг — замечательный замок, — подумала Тамсин, — но его простая планировка и практичные спальни не могли сравниться со спальнями Рукхоупа». Здесь во всех комнатах были полированные деревянные полы, расписные потолки, побеленные стены, увешанные гобеленами, и добротная, хорошо подобранная мебель. Комнаты были темными, потому что окон было мало, да и те небольшие. Зато было много свечей в настенных светильниках, которые уже горели, когда она вошла. В спальне был выложен камин, и в его чреве играли языки пламени.

Тамсин закрыла переднюю дверь и прошла в спальню. Ей пришлось ухватиться за резную опору кровати, чтобы не упасть. Девушке показалось, что пол уходит из-под ног. Полог кровати и занавеси опускались мягкими волнами с потолка, окутывая кровать в темно-зеленый дамаск. Украшенные вышивкой подушки были сложены горкой у резного изголовья.

Босые ноги девушки ступали по свежим тростниковым половикам, которые покрывали большую часть пола. Маленький, блестящий турецкий ковер был накинут на широкую крышку деревянного сундука, стоящего у изножья. Тамсин увидела разложенные на кровати вещи. Тут было черное парчовое платье, расшитое золотом, и еще одно, из темно-голубого шелка; рядом лежали: плащ, несколько сорочек, чулки и кое-какие аксессуары. Она потрогала блестящие украшения и вздохнула.

Запустив пятерню в разлохматившиеся волосы, она издала еще один вздох. Тамсин проклинала себя за глупость. Она вдруг осознала, что вино, выпитое за обедом, развязало ей язык и она выставила себя на посмешище. Домочадцы Уильяма могли подумать, будто ей недостает хороших манер. Если женщины Рукхоупа и заботились о ней сразу после ее появления в замке, то уж теперь-то они наверняка будут проявлять к ней гораздо меньше внимания.

Деревянный чан стоял на каменной плите у камина. Он был доверху наполнен водой. Тамсин подошла к нему и немного помедлила, прежде чем снять плащ и юбку. Подняв повыше сорочку, она ступила в пахнущую лавром и лавандой воду, от которой шел пар. Горячая влага сняла напряжение с ее ступней и лодыжек. Тамсин стянула через голову сорочку и разжала пальцы, позволив ткани свободно упасть на пол. Она постепенно погрузилась в воду целиком, но для этого ей пришлось подтянуть колени к груди. Тамсин вздохнула и, не спеша зачерпывая ладонями воду, стала поливать ею плечи. Она дышала ароматным паром, надеясь, что он ослабит головную боль, от которой у нее уже начинали ныть виски. Возможно даже, думала девушка, этот чудодейственный пар прогонит туман, который скопился в голове от выпитого вина. Однако ничто не могло избавить ее от убеждения, что она ужасно вела себя за обедом и теперь все будут считать ее дурочкой.

Блюдце с мылом стояло на каменной плите рядом с чаном, и тут же были сложены стопкой несколько льняных простыней, чтобы ей было чем обтереться. Тамсин взяла небольшой кусок ткани, погрузила его в воду и провела по лицу. Из ее груди вырвался громкий, полный сожаления стон.

Часть XVIII

Уильям еще раз постучался в наружную дверь.

— Тамсин? Ты не спишь?

Никакого ответа.

Уильям снова постучался, мягко, но настойчиво. Тишина. Он открыл дверь, пересек темную, тихую библиотеку и постучал в дверь, которая вела в спальню. Девушка не отозвалась. Он открыл незапертую дверь, осторожно заглянул внутрь и увидел только полумрак и горящий в камине огонь.

— Тамсин? — снова позвал он и шагнул в комнату.

Его резанул по ушам пронзительный визг. Следом раздался громкий всплеск воды. Мужчина повернулся к камину. Тамсин сидела в деревянном чане, прикрывая простыней грудь. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, мокрые волосы обрамляли ее изумленное, раскрасневшееся от пара лицо.

— Прошу прощения, — пробормотал Уильям и быстро отвернулся, однако он успел разглядеть освещенные камином полушария ее грудей, точеные плечи и изящные изгибы рук. — Я не подумал, что ты можешь быть в ванне, — попытался оправдаться он. — Ты ведь пошла отдыхать…

— Надо же, а я моюсь! Знаешь, даже цыгане иногда моются! — огрызнулась Тамсин. — Я изгоняла духов, поселившихся в моей голове, с помощью горячего пара и строгой лекции, которую я себе читала. Ты пришел тоже прочесть мне лекцию? Раз уж ты мой муж, полагаю, ты имеешь право находиться здесь.

— Насчет прав мужа мы, кажется, договорились еще на холме. Ты забыла наше соглашение? — напомнил он, отворачиваясь.

— Но это ведь и твои комнаты. Поскольку ты сказал матери, что мы женаты, ты должен теперь делить со мной спальню. Не то могут возникнуть всякие вопросы…

Уильям слышал, как плещется вода в чане.

— Я ухожу, — проговорил он и направился к двери.

— Останься, — попросила Тамсин. — Ты мне нужен здесь…

— Остаться? — Он повернулся к ней, удивленно глядя на девушку.

Тамсин сидела, повернувшись к нему спиной, и намыливала волосы.

— Да. Я должна вымыться, а потом одеться для еще одного обеда… и еще одного бочонка вина. Мне нужна помощь, чтобы подготовиться ко всему этому.

— Я пришлю Хелен помочь тебе. Или служанку, — предложил Уильям.

Девушка замерла на секунду, перестав яростно мылить свою голову, а потом обернулась и посмотрела на Уильяма.

— Я не могу принять их помощь. Только ты должен помочь мне, если хочешь, чтобы я была одета по всем правилам.

Уильям вопросительно посмотрел на девушку, затем в растерянности взъерошил себе волосы.

— Ты хочешь, чтобы именно я причесал тебя и помог одеться?

— Ты лучше справишься с этим, чем я, — пояснила Тамсин и наклонила голову вперед, чтобы смыть с волос и шеи мыльную пену. — Мыться я могу сама, но у меня не получится быстро и легко одеться во все эти наряды, которые твоя сестра оставила для меня. Я потрачу на это всю ночь, а когда закончу, надо мной все будут смеяться. Я не знаю, как это все правильно носят. — Она набрала побольше воды в пригоршню и плеснула ее на голову. — Кроме того, сейчас у меня не хватит на это терпения.

Уильям наблюдал, как она моет голову, и его внезапно осенило. Ее левая рука, вся сейчас в мыльной пене, могла выполнять самые простые операции. Ее можно было сложить ковшиком, чтобы лить воду, ею легко было мыть волосы, но она не справится с более сложными задачами. С помощью этой руки практически невозможно завязать шнурки, затянуть корсет или застегнуть пуговицы. А таких деталей предостаточно в нарядах, которые приготовила для Тамсин Хелен. Естественно, для того, чтобы одеться во все это, одного желания маловато. И уж, конечно, на все эти действия у Тамсин просто не хватит терпения. Уильям знал: чем-чем, а терпением и прилежностью девушка похвастать не может.

«Неудивительно, что она носит такую простую одежду», — подумал он. Сорочки и юбки, плащи… Никаких туфель… Бриджи, рубашки и дублеты были для нее намного удобнее, чем женские туалеты, если учесть и сложить вместе ее увечную руку и независимый характер. Пышные наряды подразумевают наличие ловких пальцев, а иногда даже требуется вторая пара рук, и тогда зовут на помощь служанок. Уильям начал подозревать, что Тамсин Армстронг никогда в жизни никого не просила помочь ей одеться. До сегодняшнего дня.

Он стоял и молча смотрел, как отблески огня играют в ее мокрых волосах, скользят по хрупким контурам ее обнаженной спины и тонким рукам. Пышные выпуклости ее грудей были плотно прижаты к согнутым в коленях ногам. Уильям заметил ее обнаженную левую руку, наполовину погруженную в темные густые волосы. И он вдруг осознал, что во время обеда Тамсин не вытаскивала эту руку из-под стола. Она прятала ее с самого их приезда.

Эта мысль подействовала на Уильяма так, словно его ударили кулаком под дых. Теперь он понял, почему она так мало ела. И почему вино так быстро ударило ей в голову. Она не хотела показывать свою руку. Какой же он был дурак! Как мог не заметить ее мучений? Он мог бы разломить для нее хлеб, мог бы предложить ей несколько нарезанных кусочков со своей тарелки, это позволено даже жениху, а он-то назвался ее мужем! И тогда она не была бы вынуждена сидеть с ними и молча страдать от голода, сохраняя свою сумасшедшую гордость.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Я тебе помогу.

Тамсин снова замерла, прислушиваясь к его ответу, а потом продолжила натираться намыленной тряпкой и смывать пену.

Уильям подошел, встал за ее спиной, а потом опустился на одно колено рядом с чаном. Девушка смутилась немного, увидев его так близко. Он взял ведро, наполненное чистой водой, и поднял его над головой девушки одной рукой, а другую положил на ее мокрые, намыленные волосы. Аромат роз, теплый и таинственный, окутывал его, смешиваясь с паром, поднимавшимся от чана.

— Тебе нужна чистая вода, — сказал он. — Ты потратишь целую ночь на то, чтобы смыть с головы это фламандское мыло.

Сгустки мыльной пены задержались на ее груди у самой шеи, образовав воздушное ожерелье. Тамсин скрестила на груди руки, прикрываясь от его нескромных взглядов, и наклонила голову, чтобы Уильям мог смыть пену с ее волос. Он наклонил ведро, и на ее голову обрушился сверкающий водопад чистой воды. Остатки пены он смахнул рукой, и вскоре ее волосы заблестели, как умытое дождем эбеновое дерево.

Тамсин подняла голову и правой рукой откинула с лица волосы, продолжая левой закрывать грудь. Ее пальцы скользнули по его руке, задержавшись всего на мгновение. Этого короткого мгновения было достаточно, чтобы сердце Уильяма принялось стучать с удвоенной скоростью.

— Спасибо, — сказала ему девушка и вдруг, закрыв глаза, принялась потирать лоб.

— Что с тобой? — поинтересовался Уильям. — Болит голова?

— Немного, — ответила Тамсин.

Она откинула голову на край чана и закрыла глаза. Черные ресницы отбрасывали длинные тени на ее смуглых щеках. С откинутыми назад волосами ее лицо с высокими скулами и тонкими чертами показалось ему еще прекраснее.

Уильям не мог оторвать от нее восхищенного взгляда, думая о том, как проста, естественна и в то же время притягательна ее красота. Естество мужчины налилось тяжестью. Дыхание Уильяма участилось. Обнаженная и мокрая, в отсветах пламени камина, Тамсин казалась ему сейчас обворожительной сиреной, а не земной женщиной. Он был уверен, что она даже не догадывается о силе своего очарования.

Зато Уильям ощутил эту силу на себе. Вспомнив, что он дал обещание уважать чистоту их отношений, он убрал с ее головы руку и отошел, словно расстояние между ними могло хоть немного уменьшить силу его желания. Впрочем, он тут же убедился, что это ровным счетом ничего не изменило.

— Я поела совсем немного, зато хорошо подружилась с вином, — произнесла Тамсин. — Я не привыкла к таким крепким напиткам.

— Знаю, — приглушенно сказал он. — Я объяснил маме, что ты привыкла пить разбавленное вино или эль.

Девушка кивнула, между ее бровей залегла тонкая морщинка.

— О, Уильям, — пробормотала она, закрывая глаза правой рукой с тонкими, изящными пальцами. — Мне так стыдно…

— Ну что ты, красавица, не стоит стыдиться. Моя мама и сестра думают, что ты красива и очаровательна.

— Красива и очаровательна? — переспросила Тамсин. — Если они и сказали это, то только из вежливости. Наверняка они думают, что я — неуклюжая деревенщина! Грязная, невоспитанная, скандальная, одетая в тряпье и напивающаяся в стельку за двадцать минут… Ну и жена у владельца Рукхоупа! Должно быть, именно так они и думают. — Тамсин снова покачала головой и тут же поморщилась, как от сильной боли. — Хорошо, что по правде я тебе не жена, — заключила она.

Уильям провел рукой по ее волосам, стряхнув с них остатки мыльной пены. Он гладил ее по голове, время от времени надавливая на виски, чтобы успокоить боль.

— Не думай об этом, — мягко сказал он. — Хелен весело смеялась над тем, как ты уронила ложку и салфетку. Она сказала, что это было похоже на забавную, шутливую игру. И Сэнди тоже остался под впечатлением. Он просто поражен. Он сказал, что ты выпила достаточно для того, чтобы превратиться в поросенка, а из комнаты вышла, как королева. Ты заслужила его уважение своей силой воли.

Тамсин поморщилась и застонала.

— Я не посмею встретиться с ним лицом к лицу.

Уильям старательно спрятал улыбку.

— Моя мама думает, что ты сокровище.

Тамсин придержала его пальцы и, резко повернув голову, посмотрела на Уильяма.

— Она так сказала?

— Почти. Она смеялась, Тамсин. Я забыл, когда в последний раз видел ее смеющейся так весело… не над тобой, — поспешно добавил он, заметив, как она ужаснулась, — а потому, что она действительно наслаждалась обедом. Она сказала, что если ты дружишь с винными духами, то, возможно, за следующей трапезой тебе следует подкормить их.

— Скажи им, что я не смогу спуститься на ужин, — простонала Тамсин. — Скажи им, что я не смогу спуститься никогда. Скажи им, что ты решил запереть меня в этих комнатах на две недели, как договаривался с Масгрейвом. Ох, Уильям, Уильям, что я наделала?

Ему понравилось, как она произносит его имя, ее голос проникал ему прямо в душу.

— Что же ты сделала, красавица Тамсин? — ласково спросил он. — Рассмешила мою печальную сестру. Заставила маму улыбаться, хотя она носит траур, потому что не так давно снова овдовела. Скажи мне, что же в этом плохого?

— Выставила себя на посмешище. Показала всем, что я не более чем грубая, невоспитанная девица, не заслуживающая того, чтобы называться женой лэрда, — резко сказала она. — Они непременно попросят тебя указать мне на дверь и велят найти себе в жены более подходящую тебе, благородную девушку. И ты не станешь спорить с ними, — добавила она.

— Мне решать, кто будет хозяйкой в моем доме.

Тамсин уставилась на него.

— Я разочаровала тебя. Я видела, какие сердитые взгляды ты бросал на меня. Ты готов был вышвырнуть меня за дверь.

— Я думаю, — покачал он головой, — что ты на все сто процентов дочь Арчи Армстронга.

— Что это значит?

— У тебя острый язык, как у Арчи. Вы оба за словом в карман не лезете, — объяснил он. — Я бы и сам рассмеялся во весь голос, глупая девушка, если бы был уверен, что родные поймут меня правильно. Я думаю, что такая, как ты есть, ты понравилась им гораздо больше, чем если бы носила парчу и кружева и золотой ложкой ела бы суп, как деликатес.

Пока Тамсин молча смотрела на него, он вытащил из стопки кусок льняного полотна и начал вытирать густую копну ее волос.

— А теперь давай-ка оденем тебя. Хелен страстно желала посмотреть, подойдет ли тебе ее платье.

— Должно, — сказала Тамсин, выглядывая из-под полотенца. — Похоже, размер у нас одинаковый.

— Мама предложила Хелен отдать тебе некоторые из ее лучших платьев и других вещей, а себе заказать новые.

— Отдать мне хорошие платья? Такие красивые наряды просто отдать мне? Я… это… это очень мило с ее стороны.

— Я сказал ей, что это хорошая мысль. Насколько я помню, — сказал Уильям, — тебе очень нравятся дорогие, красивые вещи и всякие безделушки.

— Не очень, — пожала плечами девушка.

Уильям улыбнулся про себя.

— Пусть так. Зато Хелен понравилась эта идея. Она проявляла всегда так мало интереса к своей внешности… Думаю, мама была рада видеть, как она сияла сегодня.

— Но она красавица и одевается как принцесса.

— Сейчас она одевается скромно по сравнению с тем, что привыкла носить, — заметил Уильям. — Хелен думает, что она уродлива.

— Из-за оспинок на лице?

Он утвердительно кивнул.

— Она не выходит из дома без крайней нужды, а когда выходит, обязательно надевает траурное платье с вдовьим покрывалом и вуалью. Она редко выходит к посетителям. Я был рад видеть, что ты ей сразу понравилась. — Он взял из стопки еще одну большую льняную простыню и поднялся на ноги. — Готова?

— Да. Отвернись, — сказала она, но в этом не было необходимости, потому что Уильям уже развернул полотно и, держа его в вытянутых руках, стоял, отвернувшись от нее и закрыв для надежности глаза.

Послышались всплески, бульканье, и мужчина почувствовал, как она взяла ткань из его рук. Секунду спустя он открыл глаза и увидел, что она стоит возле него, плотно обернувшись льняным полотном и оставив обнаженными только плечи и руки.

Он не мог отвести от нее глаз. Она была прекрасна, как языческая богиня. От порозовевшей кожи исходил аромат роз, щеки раскраснелись, глаза сияли, как зеленое стекло в витрине, сквозь которое просвечивает солнце.

Сердце Уильяма замерло, его естество снова упрямо дало о себе знать. Казалось, он вновь превратился в зеленого юнца, не способного владеть собой.

— Нам нужна расческа, — проговорил он нетвердым голосом.

Тяжелая масса великолепных черных локонов опускалась ниже пояса. Развернувшись на каблуках, Уильям направился к кровати. Он растерянно смотрел на вещи, которые разложила Хелен, и пытался найти среди них расческу. Уильям не знал толком предназначение некоторых предметов, но расческу из гладкой слоновой кости он обнаружил без труда. Обернувшись, он увидел, что Тамсин стоит рядом с ним, у кровати, придерживая спадающую с тела ткань и с любопытством разглядывая черное платье.

Фактически он уже видел многие части этого великолепного тела. Он вспомнил крепкую стройную ногу в полумраке кибитки, изумительно красивые плечи и лицо, окутанные паром холмики грудей в вырезе блузки. Эти видения всегда заставляли его кровь быстрее бежать по жилам, однако осознание того, что сейчас рядом с ним стоит обнаженная, теплая и желанная женщина, которую отделяет от него лишь тонкое льняное полотно, вызвало в нем непреодолимое желание отбросить эту последнюю преграду и заключить ее в свои объятия.

Господи боже, думал он. Она, его жена, стоит у его постели. Каким же дураком он был, что женился только по цыганскому обычаю да еще пообещал быть целомудренным. Честь боролась в нем с вожделением. Он перевел дыхание и вручил ей расческу.

Тамсин села на край кровати и погрузила зубья из слоновой кости в волосы, но они вскоре застряли, зацепившись за маленькие узелки. Она пыталась распутать их, закусив от усердия нижнюю губу. Время от времени она что-то сердито бормотала. Судя по тону, а также по тому, что Уильям не разобрал ни слова, она ругалась по-цыгански.

— Дай мне, — вздохнув, сказал Уильям и опустился рядом с ней на кровать. Он разделил ее волосы на пряди, а потом начал расчесывать по очереди каждую прядь, терпеливо распутывая узелки руками.

Тамсин откинула голову назад и издала слабый стон. Уильям предпочел бы, чтобы она этого не делала, потому что его мужское естество и так было напряжено до предела. Тем не менее он продолжал расчесывать, распутывать, освобождать густые пряди с поистине ангельским терпением.