— Если ты хочешь пойти против Масгрейва, — сказал он наконец, — это твое дело. Я никому ничего не скажу. И твоя дочь будет находиться в Рукхоупе столько времени, сколько понадобится. Там она будет в безопасности.

— Хорошо, — кивнул Арчи. — Я заберу ее, когда Масгрейв потеряет ко мне интерес и перестанет угрожать.

— Возможно, этого никогда не случится, — с горечью заметил Уильям.

— Верно, — согласился Арчи. Его лицо помрачнело. — Тогда тем более ты должен обеспечить безопасность моей Тамсин. Масгрейв может явиться за мной, когда обнаружит, что я не оказываю поддержку королю Генриху в его темных делишках.

— Да. Он очень хочет заполучить тот список, о котором вы говорили.

— Конечно. Только я не сказал, что он его получит.

Уильям нахмурился.

— Арчи, что ты задумал?

— Если Масгрейв не должен раскрывать свои планы, тогда и я оставлю свои при себе, — ответил Арчи, усмехнувшись.

— Ты — старый мошенник, — Уильям с облегчением улыбнулся. — А твоя дочь — очень строптивая девушка. От нее можно ждать больших неприятностей. По-моему, будет лучше, если я разыщу ее и привезу в Рукхоуп.

— О, я думаю, это мудрая мысль, — заметил Арчи.

Уильям вздохнул. У него в руках было несколько нитей, которые позволяли выстроить план заговора почти целиком. Почти. Армстронги, отец и дочь, были сейчас его лучшей зацепкой для того, чтобы картина сложилась полностью. Однако в настоящий момент Арчи и Тамсин двигались в неизвестных направлениях, причем девушка делала это в буквальном смысле.

— Отправляйся в Мертон, — сказал он Арчи. — А я должен сначала заехать домой, в Рукхоуп. После этого я собираюсь отправиться на поиски твоей дочери.

— Хорошо. Я сообщу, если она все-таки в Мертоне. А если нет, ты можешь спросить любого крестьянина или землевладельца в этом краю, не проезжали ли цыгане. Так ты быстрее найдешь табор. Но предупреждаю: цыгане могут быть сильно недовольны, если какой-то мужчина попытается увезти одну из их женщин.

— Тогда мне придется уговорить ее отправиться со мной по доброй воле.

Арчи некоторое время изучал Уильяма, потом кивнул:

— Я дам тебе один совет, Уилл Скотт. Совет отца. Обращайся с моей девочкой со всем уважением. Не то ты найдешь во мне столь же непримиримого врага, сколь преданного друга имеешь в моем лице сейчас.

— Даю слово. — После паузы Уильям добавил: — Я ведь тоже отец. У меня тоже есть дочь, только ей пока всего восемь месяцев.

— Я думал, ты не женат!

Молодой человек отвернулся и тихо произнес:

— Мать Кэтрин умерла при ее рождении.

— Могу поклясться, — мягко заметил Арчи, — что ты готов отдать жизнь за свою малышку.

— Готов, — просто ответил Уильям.

Арчи удовлетворенно кивнул. Было видно, что последняя часть разговора особенно пришлась ему по душе. Мужчина подобрал поводья и тронул бока лошади, направляя ее в сторону Мертон Ригг.

— Пусть удача сопутствует тебе! — крикнул он через плечо Уильяму. — Тебе не позавидуешь, парень. Вернуть Тамсин, если она этого не хочет, — задачка не из простых. Но если существует мужчина, который сможет уговорить ее поехать с ним, Уилл Скотт, то, думаю, этот мужчина — ты.

Пока Уильям смотрел вслед Арчи, ему в голову вдруг пришла тревожная мысль. Ему вдруг показалось, что Арчи имел в виду нечто большее, чем просто поиски цыганки и ее двухнедельное заточение в Рукхоупе.

Часть VI

Несколько миль Уильям ехал по тропе, проложенной гуртовщиками. Она проходила по гребням холмов и напоминала хребет какого-нибудь гигантского дракона. Это была самая короткая дорога, соединяющая поместье Мертон Ригг и территорию Лидсдейла, на которой раскинулись владения Рукхоупов. Это место Приграничья называлось Спорная земля, так как на эту территорию вдоль западной границы претендовали как Англия, так и Шотландия. В этом месте не действовали никакие законы, преступники и грабители скрывались здесь от властей. Свободные и честные люди редко осмеливались пускать своих животных пастись на этих землях. Мертон Ригг стоял в самой восточной части Спорной земли, прямо на границе Англии и Шотландии.

Лидсдейл, территория которого начиналась в нескольких милях к северу, едва ли можно было считать более законопослушным местом. Его населяли шотландцы, которые привыкли постоянно совершать набеги и воровать домашний скот у своих соседей под покровом темноты. Тридцать лет грабежей и других беззаконий привели часть шотландских земель в упадок. Здесь царили дикие нравы. Постоянные жалобы со стороны как английской, так и шотландской короны приводили к бесконечным попыткам навести здесь порядок, которые обычно оканчивались ничем, либо проливалось слишком много крови как с той, так и с другой стороны.

Разбойники и воры часто выбирали эту дорогу, и Уильям держался настороже. Он знал, что особенно опасно передвигаться по этой дороге в лунную ночь, когда грабители тайно переправляли награбленное через холмы из Англии в Шотландию либо наоборот. Но сейчас, казалось, все было тихо, и гнедой бежал быстрым, легким шагом.

Вот уже около часа Уильям двигался по поросшим вереском холмам. Это были его владения. Дневной свет тускнел, и небо постепенно приобретало густой свинцовый оттенок, переходящий на горизонте в индиго. Ветер усиливался, тучи сгущались, казалось, все говорило о приближении грозы.

Вскоре перед ним возник величественный силуэт замка Рукхоуп, стоящего на гребне холма. Позади замка на многие акры тянулся густой лес, а спереди — крутой склон, переходящий у подножия холма в узкую долину. Этот замок по праву мог называться крепостью. Его толстые каменные стены и местоположение делали его почти неприступным для врагов. С зубчатых башен замка открывался широкий обзор на прилегающие территории, и приблизиться к замку незамеченным было практически невозможно.

Подъехав ближе, Уильям заметил, что решетка наружных крепостных ворот поднята. Он видел, как двое всадников выехали из замка и повернули коней, собираясь спуститься по западному склону. Многие века обитатели замка ездили по этой тропе, так как это был единственный пологий склон из всех, окружающих замок.

Один из всадников заметил Уильяма, скачущего по дороге, и помахал ему в знак приветствия рукой.

Уильям прищурился, стараясь разглядеть всадников. Он узнал обоих. Тот, что помоложе, был его другом, которого он всегда был рад видеть. Другой мужчина, пожилой, был скорее его личным врагом. Правда, вряд ли кто-то мог предположить такое, присутствуя при их встречах. Оба, и пожилой мужчина, и Уильям, тщательно скрывали свою вражду от окружающих, общаясь друг с другом при свидетелях с исключительной вежливостью.

Уильям нахмурился и натянул поводья, останавливая коня. Он решил подождать, когда всадники подъедут к нему.

— Уилл!

Мужчина в свинцовых доспехах вскинул в приветствии руку, облаченную в перчатку. Привлекательные черты его лица обрамляла аккуратно подстриженная рыжая борода и волосы цвета спелой пшеницы. Приближаясь, он непрерывно улыбался. Наконец он остановил своего коня в нескольких футах от Уильяма.

— Приветствую тебя, Перрис, — кивнул Уильям другу. Его приветствие было более прохладным, чем обычно, только из-за присутствия второго мужчины, который как раз в этот момент осаживал свою лошадь рядом с молодыми людьми.

— Мы как раз собирались покинуть Рукхоуп, — сказал Перрис. — Какая удача, что встретили тебя. А то мы уж было думали, что придется наведаться в твой замок еще раз на этой неделе.

Уильям улыбнулся широко и добродушно. Помимо того, что Перрис Максвелл был его другом, он еще приходился ему дальним родственником. Не так давно мать Уильяма была замужем за дядей Перриса, Максвеллом из Брентшау. Связанные родственными узами, молодые люди также встречались при королевском дворе, где Перрис, обучавшийся законам, выступал королевским защитником вдовы короля Джеймса и ее дочери Марии.

Уильям перевел взгляд на мужчину рядом с Перрисом и, чуть склонив голову, сдержанно произнес:

— Малис. Мое почтение.

— Уильям, — склонил в ответ свою седую голову Малис Гамильтон. Его темно-голубые глаза и коротко стриженные седые волосы отливали серебром в неясном сумеречном свете. — Нам повезло, что мы тебя застали. Перрис прав.

Каждый раз, встречаясь с Малисом Гамильтоном, Уильям ощущал некоторую напряженность. Он и Малис испытывали взаимную неприязнь, можно сказать, даже ненависть, хотя их связывала одна общая трагедия. Чувство обиды не оставляло Уильяма. И не только потому, что Малис Гамильтон был членом того отряда, который увозил Уильяма из Рукхоупа в день, когда был казнен его отец. Малис был, кроме того, отцом женщины, которую любил и потерял Уильям. Той женщины, что была матерью его ребенка.

Из-за горькой, нерасторжимой связи между ними Уильям решил, что самое разумное — это по возможности избегать общества этого человека. Сейчас, встретившись с Малисом лицом к лицу всего в сотне ярдов от того места, где был повешен его отец и где Малис захватил в плен юного Уилла, ему с трудом удавалось сдерживать себя, не показывать свой гнев. Но мысль о благополучии дочери, как всегда, помогла Уильяму обуздать свою острую неприязнь к деду малышки.

— Мы прибыли в Рукхоуп этим утром по официальным делам короны, но ты отсутствовал, — глухо произнес Малис. — Твоя сестра Хелен выступила в роли доброй хозяйки, бедняжка.

Уильям едва не задохнулся от возмущения. Намек Малиса на несчастье его сестры, чье лицо было сплошь покрыто рубцами от недавно перенесенной оспы, показалось ему оскорбительным. Он уже готовился дать достойный ответ, но тут вмешался Перрис. Он подъехал к другу вплотную и положил руку ему на плечо, успокаивая его.

— Леди Хелен вряд ли можно назвать бедняжкой, — сказал Перрис. — Господь благословил ее, щедро наделив изяществом и очарованием. Я нахожу, что она восхитительна. Должен признаться, ваше замечание удивило меня, Малис. Вы действительно находите, что она достойна жалости?

Видимая мягкость вопроса на самом деле скрывала вызов. Малис откашлялся в явном смущении и пожал плечами.

— Разумеется, нет. Я вовсе не хотел ее обидеть. Твоя мать сказалась больной и вынуждена была оставаться в постели, — повернулся он к Уильяму. — Она ни разу не спустилась, чтобы оказать нам гостеприимство.

— Возможно, у нее приступ лихорадки, — пробормотал Уильям.

Он прекрасно знал, почему его мать не выходила из своей спальни, и предполагал, что причина ее «нездоровья» не являлась тайной и для Малиса. Леди Эмма не выносила присутствия этого человека даже в тех редких случаях, когда Гамильтон наносил краткие, случайные визиты в Рукхоуп.

— Кэтрин — просто красавица, — перевел разговор Малис. — Она напоминает мне ее мать в таком же возрасте.

— Да, — кивнул Уильям и резко сменил и эту тему. — Вы сказали, что прибыли по официальным делам короны. Могли бы послать гонца.

— Мадам вдовствующая королева посылает тебе свои личные приветствия, — сказал Перрис.

Уильям изумленно посмотрел на друга. В течение нескольких месяцев при дворе он избегал встречаться с ней. И Мария, вдова короля Джеймса, избегала его наравне с остальными, он был в этом уверен.

— Она хотела быть уверена, что это частное послание, написанное ею собственноручно, будет передано тебе в руки, — пояснил Перрис.

Он достал из-за пазухи свернутый лист пергамента, края которого были скреплены печатью красного воска.

Уильям принял пергамент из рук друга, гадая, хорошие или плохие новости скрывает этот кусочек телячьей кожи.

— Я обещал королеве, что найду тебя и передам вызов, поскольку у нас осталось неулажено одно общее дело, — сказал Малис. — И я, конечно, не хотел упустить возможность повидать свою внучку.

— Мадам желает видеть тебя немедленно. Ты должен явиться во дворец Линлитгоу, — произнес Перрис.

Уильям убрал пергамент, решив прочитать его позже.

— Хорошо, — только и ответил он. — Я и сам собирался встретиться с ней. Мы должны кое-что обсудить.

— Да? И что же? — заинтересованно спросил Малис. — Как ты знаешь, мы должны быть посвящены в любые тайны, достигающие ушей вдовствующей королевы.

Уильям немного отпустил поводья, положив руки в перчатках на переднюю луку седла, и тут же почувствовал, как заволновался его горячий конь.

— Я не могу посвятить вас в подробности моего дела, не побеседовав предварительно с королевой, — ответил он Малису. — Но поскольку вы сейчас возвращаетесь в Линлитгоу, я надеюсь, вы передадите ей, что я буду в ее замке завтра, сразу после того, как проведаю свою семью. И посоветуйте Их Величеству как можно скорее перевезти инфанту в более безопасное место.

— К чему? Неужели ей грозит какая-то опасность? — резко возразил Малис.

— До меня дошли весьма неприятные слухи, — осторожно сказал Уильям.

— Слухи о том, что король Генрих хочет похитить маленькую королеву? — фыркнул Малис. — Да эти слухи никогда и не прекращались. Король закипает, как вода в котелке, и говорит то, что ему нравится и что хотят услышать другие, однако это не значит, что он всегда следует своим словам. Несколько лет назад он предложил своим советникам, чтобы они захватили ее отца, короля Джеймса. Да только советники оказались слишком трусливы, ни один даже не попытался.

— Или слишком мудры, — пробормотал Уильям. — Как бы то ни было, пока у нас не будет достоверных сведений, безопасность королевы Марии должна стать задачей первостепенной важности. Дворец Линлитгоу не может сравниться по своей оборонительной мощи с дворцами в Эдинбурге или Стирлинге.

— Вдовствующая королева так или иначе планировала перевезти малышку в Стирлинг, — заметил Перрис. — В следующем месяце там пройдет ее коронация.

— За месяц многое может произойти, — заметил Уильям. — Я полагаю, что ее нужно перевезти туда немедленно и, думаю, лучше тайно или под охраной хорошо вооруженного отряда. Обязательно передайте мое сообщение королеве. В детали я посвящу ее позже сам, как только встречусь с ней.

— Что ж, хорошо, — сказал Малис. — Если ты думаешь, что она тебя послушает… Не могу понять, почему она изъявляет такое горячее желание говорить с тобой. Причиной может быть выговор, который ты, по правде говоря, заслуживаешь…

— Все возможно, — тихо проговорил Уильям. — А теперь прощаюсь с вами обоими.

— Есть еще одно дело, — остановил его Малис. Уильям поднял глаза на своего недруга. — Две недели назад я послал тебе многословное письмо и был разочарован твоим ответом.

— Если ты до сих пор не понял, Малис, я повторю: у меня нет желания жениться ни на одной леди из семьи Гамильтон, которых ты предложил мне на выбор в своем письме.

— Ты должен жениться, причем в ближайшее же время, — с гневом в голосе возразил Малис. — Я не позволю, чтобы моя внучка воспитывалась без матери. У тебя нет причины отказывать моим племянницам, ни одной из них. Первая — вдова с хорошим приданым, другая — ее незамужняя сестра, девица. Мои родственницы вполне подходящая партия для тебя. К тому же все мы знаем подробности твоих… отношений с моей дочерью.

Уильям прищурил глаза и некоторое время ничего не отвечал, выжидая, когда уляжется волна гнева, охватившая его с новой силой. Он снова, уже в который раз, подумал, как беззаботная, ветреная Дженни могла быть дочерью такого отца? Но, глядя на Малиса, он находил знакомые тонкие черты Дженни, видел ее небесно-голубые глаза. Воспоминания о ней были столь же яркими, сколь и мучительными.

Перед самой ее смертью, держа ее за руку и вознося молитву, чтобы у нее достало сил не уходить из этого мира, он пообещал, что помирится с ее отцом. Глубоко в сердце таилось сомнение, сможет ли он сдержать свою клятву. Но в память о Дженни и ради их дочери он должен попытаться это сделать.

— Я ценю твое участие в моей судьбе, — ледяным тоном поблагодарил он Малиса, — но когда я захочу жениться, я сам выберу себе жену.

— Ты мог обзавестись женой еще в прошлом году, — буркнул Малис. — Моя дочь так и умерла незамужней.

— Если бы тогда ты позволил ей быть со мной, сейчас у тебя не было бы повода меня обвинять, — сквозь стиснутые зубы процедил Уильям.

Малис отвернулся, лицо его вмиг осунулось и побледнело.

— Я не думал, что она умрет, — тихо сказал он.

Уильям тяжело вздохнул:

— Роды были слишком тяжелыми…

— А сейчас ты продолжаешь бесчестить мою внучку? По линии Гамильтонов в жилах Кэтрин течет королевская кровь. Ее дядя — регент Шотландии, он стоит вторым в очереди на трон. Девочке нужен дом и мать, подобающая ей по происхождению.

— У нее есть дом. Прекрасный дом. И у нее прекрасная мать.

Губы Малиса крепко сжались, ноздри раздулись.

— Я хочу, чтобы Кэтрин росла и воспитывалась в Гамильтоне. Замок Рукхоуп — ни что иное, как воровское гнездо.

— Я вырос в этом гнезде воров, — процедил Уильям сквозь зубы. — И прекрасно себя чувствовал до тех пор, пока ты и люди графа Энгуса не забрали меня у моих родных.

— Не я приказал повесить твоего отца, — проговорил Малис. — Только Энгус мог отдавать приказы. Я приехал уже после того, как все было кончено.

— Ты не сильно опоздал, — заметил Уильям.

— Это случилось так давно… — тихо произнес Перрис, стараясь примирить разошедшихся мужчин. — Нет смысла говорить об этом сейчас. И вообще не стоит вспоминать об этом. В тот день произошла трагедия. И никто уже не в силах ничего изменить.

— То был печальный день для многих людей, — грустно произнес Малис, удивив Уильяма несвойственным ему проявлением чувств. — Но нас разделяет еще одна смерть, более трагичная, чем гибель Разбойника из Рукхоупа.

Уильям неотрывно смотрел на холмы. Его челюсти были плотно сжаты, руки вцепились в поводья. Он молчал. Он не мог смотреть в ту сторону, где высился дуб, на котором окончил свои дни его отец.

— Дай свое согласие жениться на одной из моих племянниц. И позволь моей внучке иметь дом, который я хочу ей дать, — проговорил Малис. — Возможно, тогда я смогу забыть о том, что произошло. И даже попытаюсь простить.

— Никто из нас не забудет. И не простит, — ответил Уильям, не глядя на него.

— Когда Джен пошла за тобой, она сделала свой выбор. Она умоляла меня полюбить тебя, как сына, — сказал Малис. — Я дал обет в память о ней и ради моей внучки, что выполню ее просьбу, хотя я предпочел бы видеть тебя повешенным за твое распутство. — Его глаза сузились. — Пойми, то, что я собираюсь сделать, я делаю ради ребенка. Женись на моей родственнице, и моя внучка будет расти с матерью, равной ей по крови. Ты и сам много выиграешь, породнившись с Гамильтонами.

— О, я женюсь. Женюсь непременно. Вот только пока не знаю на ком. Так же, как не могу пообещать, что ты останешься доволен моим выбором.

— Что ж, — произнес с угрозой Малис. — Если будешь упорствовать, я подам прошение в суд. Недавно я нанял в Эдинбурге адвоката для рассмотрения этого дела.

Уильям посмотрел на Перриса, который угрюмо кивнул.

— Я знаю этого человека, — сказал он. — Способный малый.

— Жалоба Гамильтона не обоснована, — попытался возразить Уильям.

— Мой поверенный думает иначе, — сказал Малис.

Уильям снова посмотрел на Перриса, искушенного в судебных делах. Тот снова кивнул.

— Ребенок матери, находящейся под опекой и охраной ее родителей, может рассматриваться как принадлежащий ее родителям более, чем собственно отцу ребенка, — пояснил он. — Гражданский суд может вынести решение в пользу Малиса, если он все же подаст жалобу. Да, судьи могут решить дело в пользу Малиса. Но могут решить его и в твою пользу, — добавил он в конце.

— Ребенок Джен незаконнорожденный, — продолжал Малис. — Поэтому по закону Кэтрин принадлежит мне. Я хочу, чтобы она воспитывалась в моем доме.