— Богатством?

Его губы обласкали бархатистую кожу ее щеки.

— Конечно. У нас ведь есть наша любовь. А мы забыли… — Дункан захватил ее врасплох, обвив пальцами за талию и бросив на перины огромной кровати.

Элспет рассмеялась, накрепко сцепив руки в кольцо у него на шее. Улыбка еще блуждала на ее лице, а тело уже жаждало ласки. Глаза уже умоляли о любви.

На несколько мгновений оторвавшись от нее, Дункан быстро разделся. Шагнул к кровати.

Он оказался прав. Ни смерть, ни месть, ни ненависть не имели значения в том мире, где жила их любовь.

* * *

— Я хочу спать, — простонала Элспет. — У меня ноет каждая косточка. Ноги болят. Болит спина, болит шея, болит…

— Все, все, хватит, малышка, я понял, — хмыкнул Дункан. Он проспал несколько часов, а сейчас поднялся, чтобы закрыть ставни. С вечера они забыли об окне, и сырой осенний ветер выстудил комнату.

Бросив быстрый взгляд на горизонт в предрассветной дымке, Дункан захлопнул ставни и поскорее вернулся к теплому ложу, манившему пухом матраца и подушек. Элспет проснулась, когда он нырнул под меховое покрывало.

— Иди ко мне, — шепнул он, — я тебя быстро вылечу.

Она неуклюже перевернулась, шумно выдохнула, уронив руку на грудь Дункану.

— Ничего у тебя не получится. Никто не сможет меня вылечить, — жалобно сказала Элспет. — У меня все болит, от макушки до пяток. За эти два дня я прожила целую жизнь. Я чувствую себя дряхлой старухой. Дай мне поспать.

Дункан принялся осторожно разминать ее спину, плечи.

— А по мне так тебе еще далеко до дряхлой старухи, — приговаривал он. — Ты молода и полна сил. И очень, очень умна, малышка. Иначе так и осталась бы там, на утесе, посреди озера.

— О-о-о… Лучше об этом не вспоминать. — Элспет с наслаждением вытянулась под его теплыми руками. — Здорово пришлось поплавать.

Сколько лет твоей бабушке? — неожиданно спросила она.

— Понятия не имею. Лет сто. — Услышав ее сдавленный возглас, Дункан рассмеялся. — Ну, может, и не сто. Семьдесят. Восемьдесят… Очень много.

— А выглядит она хорошо. Такая милая. Крохотная, вся серебристая, прямо фея, добрая и мудрая.

— Точно. — Ладони Дункана скользнули вдоль спины, очертили изящную талию, прошлись по шелковистой коже бедер. — Кстати, бабушка сказала, что даже не надеется увидеть нас до вечера. Так что можешь спать сколько хочешь.

— Будем спать целый день, а? — со смешком отозвалась Элспет.

— Это вряд ли. Но из постели я тебя не выпущу, и не надейся, — пообещал он. Миг спустя Элспет уже лежала на спине. Его губы нашли в темноте и накрыли ее рот.

— Дункан… — Она отвернула лицо. — Ты что, поссорился с Иннис перед отъездом из Далси?

— Опять? Я думал, мы с этим покончили. — Он укоризненно покачал головой.

— Я хочу знать все — почему ты уехал, почему так долго не возвращался.

— Нас было пятеро братьев, — с покорным вздохом начал Дункан. — Пять Братьев из Кинтейла. Юные Фрейзеры напоминают мне моих погибших братьев. Я был самым младшим. Трудно поверить, что их больше нет… — Он откинулся на подушки. — После той страшной ночи нас осталось трое. Чистое наказание, а не ребята, говорила бабушка. Необузданные, неистовые. Смерть мужа и старших сыновей подкосила маму, и она ничего не могла с нами поделать. Но бабушка — она всегда была волевой и упрямой — все твердила, что наши набеги до добра не доведут…

Элспет пристроила головку ему на плечо, прижалась всем телом.

— Я был тогда совсем мальчишкой, — благодарно обняв жену, продолжал Дункан. — Ты знаешь, что здесь в чести благородство и отвага. Но, к сожалению, мы с братьями не знали меры… Ненависть толкала нас на безумные поступки. Мы были не правы, но понял я это только через много лет.

— Ваши набеги вошли в легенду. Так мне сказал Рори. Мать пугала его и братьев «бешеными Макреями».

Дункан невесело усмехнулся:

— Да уж, скота мы у Макдональдов увели немало. И прятали так, что никто из них не смог вернуть ни одного вола, ни одну овцу. Но убивали только тех, кто нападал на нас. Сами мы никогда не нападали на спящих, не трогали женщин и детей. Отца и братьев убили мужчины. Вот им мы и мстили. Все это длилось много месяцев; день и ночь в седле, с оружием в руках… Во время одного из набегов погиб еще один брат. Иннис потребовала прекратить войну с Макдональдами, я встал на дыбы. Тогда вождь Макреев и клана Маккензи — это наши соседи и друзья — приказали нам остановиться. Я не мог пойти против такого приказа, но и остаться в Далси не захотел. Уехал. Без благословения бабушки, не сказав ни слова на прощание…

К тому времени горе уже унесло маму в могилу… Я отправился сообщить о ее смерти родне. Мама была из Керров, приграничного клана. Замуж за лэрда Далси ее выдали по приказу Тайного совета короля Джеймса. Родня матери приняла меня, оставила жить у себя в доме. Керры, если ты помнишь, держали в страхе всю границу своими набегами, так что моя жизнь не слишком изменилась. — Дункан поморщился. Боль в раненой руке не стихала. — За время жизни на границе я видел столько крови, пожарищ, горя, что хватило бы на несколько жизней.

Ладонь Элспет прошлась по колючей щетине на его подбородке, тонкие пальчики наткнулись на сережку в мочке уха.

— А это откуда?

— Мне как-то пришла в голову мысль стать морским разбойником, пиратом. Я уговорил двоюродных братьев, мы осушили несколько кувшинов вина и ввалились в одну таверну, где какая-то старуха за пару серебряных монет проколола всем нам уши. Наутро мы протрезвели и передумали отправляться в море. Уж слишком привыкли к набегам на суше. Ну а сережки остались. Ты знаешь, зачем моряку золотая серьга? На тот случай, если он утонет, и его тело выбросит на берег. Сняв сережку, кто-нибудь похоронит его по-божески, в хорошем гробу.

Элспет улыбнулась:

— Горец, разбойник на суше, мечтавший стать пиратом… Как же это вышло, что ты превратился в законника, сменил шотландскую накидку на плащ цвета смерти, а шотландскую кровь — на рыбью кровь горожан?

Он сверкнул на жену гневным взглядом, но все же ответил:

— Отец всегда говорил, что горцам, если они хотят выбраться из нищеты и бесконечных войн с соседями, нужно учиться. Он выбрал для меня карьеру адвоката и даже частично оплатил учебу в университете Сент-Эндрю, когда мне еще не было и десяти. Набеги с Керрами заставили меня задуматься… Я понял, что ничего хорошего из такой жизни не выйдет и что я только порочу память отца и братьев. В общем, я распрощался с семейством Керр и поступил в Сент-Эндрю. Учился и подрабатывал у известных королевских адвокатов — и у Уильяма Мейтленда, члена Тайного совета, в том числе. Он всегда относился ко мне дружески, несмотря на свое высокое положение.

— Вон оно что, — задумчиво протянула Элспет. — А мы-то с братьями удивлялись, где это королевский адвокат выучился искусству набегов. — Легко прикоснувшись к груди мужа, она провела пальцем вдоль шрама. — Помнишь, как я испугалась в первый раз, когда дотронулась до шрама? Столько в тебе было гнева, ненависти, злости… — Элспет помолчала, поглаживая плотный рубец. — А теперь все страшные образы исчезли… остались лишь отзвуки боли.

— Да, наверное. Последние дни мне нелегко дались, но я, кажется, выплеснул из души ненависть. — Он вздохнул. — В Гленране я столкнулся со своим прошлым.

— Ты прекрасно понимал, что идешь против воли Тайного совета, — и все равно помог нам с набегом.

— Конечно, понимал, но этот набег был мне нужен не меньше, чем вам.

— Ночные набеги — это все-таки игра, — сказала Элспет. — Один клан крадет скот, другой старается вернуть своих животных или увести чужих. А Макдональды превратили эту игру в настоящий разбой. Вина лежит на них, а не на тебе или Фрейзерах.

— Когда Рори схватил тебя… и даже еще раньше, после охоты, когда он тебе угрожал… я был готов его убить.

— Но ведь не убил. И даже там, на берегу озера, ты его не тронул, хотя он лежал, безоружный, у твоих ног.

Дункан снова вздохнул:

— Я не хотел отнимать жизнь еще одного человека. На моей совести и без того слишком много смертей.

— Так говорит закон?

— В каком-то смысле — да.

— Горцы не очень-то чтут придуманные законы. Здесь, в горах, по-прежнему действуют древние неписаные законы родовой мести. А вражда — она ведь только разрушает, сеет смерть, отнимает близких, делает детей сиротами. Но вражду не остановить никакими королевскими указами. Кланы сами должны положить ей конец. — Элспет пожала плечами. — Правда, мне кажется, что этого еще долго ждать.

Дункан изумленно повел бровью:

— Такие речи — из уст амазонки Фрейзеров? Звучит угрожающе. Не забывай, что перед тобой — представитель Тайного совета нашей королевы.

Элспет склонила голову к плечу:

— Я понимаю, каким ты был в юности, Дункан Макрей. Понимаю, кем стал сейчас. И я люблю тебя, неистовый горец, королевский законник, разбойник, пират!

Он прильнул губами к ее лбу, к кончику носа, к прохладным нежным губам.

— И я люблю тебя, Элспет Фрейзер, Та, Которая Видит, бесстрашная амазонка… Жена моя.

— Еще только один вопрос — и я усну, — уткнувшись лицом в ложбинку его плеча, пробормотала Элспет.

— Давай.

— Ты что, действительно считаешь меня ведьмой?

Он улыбнулся:

— Есть в тебе что-то такое, чего не объяснишь ни знаниями, ни логикой… Но я уж скорее назову тебя эльфом или ангелом, чем произнесу слово «ведьма».

— …во второй раз, — добавила она.

— Чем произнесу слово «ведьма» во второй раз, — покорно исправился Дункан. Услышав счастливый вздох и сонное, глубокое дыхание, он понял, что его извинения приняты.

ГЛАВА 22

— Сегодня ночью мне опять снился ворон, — сказала Иннис Макрей. — Как много лет назад, перед твоим отъездом.

Кивнув, Дункан поднес ко рту кружку с виски, приправленным сливками и медом. Он терпеть не мог эту приторную смесь и пил ее только по настоянию бабушки, как придающее силы лекарство. Ему хотелось угодить Иннис, да и выхода иного не было — бабушка зорко следила за тем, чтобы в кружке не оставалось ни капли. Сделав еще один глоток, Дункан опустил кружку на стол. Иннис приказала разжечь в большом зале камин; жар пылающих пихтовых поленьев был особенно приятен промозглым осенним днем.

— И что же он тебе сказал, этот ворон? — поинтересовался Дункан. Вещие, как она утверждала, сны бабушки служили предметом постоянных споров, еще когда он был ребенком. Иннис упорно поступала так, как подсказывали сны.

Теперь-то он ее понимал… Если бы не сны — кто знает, осталась бы в живых Элспет или ее поглотили бы воды соленого озера.

— Ворон и голубка подлетели к окну моей спальни и попросили исполнить их желания, словно я какая-нибудь волшебница, — отозвалась Иннис. — Голубка мечтала о крыльях из серебра и золота. А ворон хотел, чтобы ты стал его хозяином.

— Как это? — изумился Дункан. — Он что же, хотел стать ручной птицей, вроде сокола у охотников?

Иннис пожала плечами:

— Откуда мне знать.

— И ты эти желания исполнила?

— Нет. Сказала, что у меня на это не хватит сил, что я стара и немощна. Голубку я отослала к Элспет, а ворону велела лететь в горы. «Там ты найдешь Дункана, — сказала я ему. — Попроси, чтобы он взял тебя, но только вежливо попроси. А если он откажет — не настаивай и улетай себе с миром».

Ее внук долго молчал, вспоминая видение Элспет. Она всегда опасалась этих черных птиц, считая их предвестниками смерти.

— Ну что ж, — протянул он наконец. — И хорошо сделала.

— Конечно, — кивнула бабушка. — Хочу спросить у Элспет, что означает этот сон. Эласдар сказал, что она обладает даром ясновидения.

Поколебавшись, Дункан пожал плечами:

— Спроси, если хочешь. Час тому назад она была в комнате Магнуса, а где сейчас, я не знаю.

— Твоя жена сейчас с Майри и детьми. Магнусу уже гораздо лучше, хоть рана еще и не совсем затянулась. Прошло еще только две недели, а он все твердит, что хочет вернуться в Гленран.

Дункан потянулся за своей кружкой, пряча улыбку.

— А ты пожалуйся Кирсти. Ей он ни в чем не откажет.

— Да, я тоже заметила, что наша малышка держит его в руках. Магнус, правда, без конца спорит, но ей всегда удается настоять на своем. — Бабушка хитро прищурилась: — А ты слушаешься Элспет?

Он выразительно повел бровью.

— Я?! Чтобы я поступал, как мне приказывают?!

Иннис весело хмыкнула:

— Ага, так я и думала. Настоящий Макрей. Но и ты изменился, Дункан Макрей!

— Я стал мужчиной. А ты в последний раз видела меня еще мальчишкой.

— Упрямым и злым мальчишкой с каменным сердцем!

— Я о многом сожалею, бабушка Иннис…

— Ш-ш-ш… Я дожила до преклонных лет, но и я всю жизнь сражалась со своим упрямым нравом. Годы приносят мудрость и смягчают даже каменные сердца. Я давно простила тебя… Надеялась, что ты вернешься. Но время шло, а тебя все не было. Конечно, я верю легенде. Лэрды Далси всегда возвращаются… Но я боялась, что встречу свой смертный час без твоего прощения.

Дункан задумчиво вертел в руках чашку с питьем.

— И я боялся. Все эти годы я боялся вернуться.

— Меня боялся? — Иннис улыбнулась. Дункану даже показалось, что она довольна. Откинувшись на высокую спинку кресла, бабушка добавила: — Теперь я вижу, что мой внук научился смирять свой бешеный нрав. Гораздо раньше, чем это вышло у меня.

— Последний месяц стал для меня хорошим уроком.

— А-а… Ты об этой девочке Фрейзеров… У нее золотые руки, она умеет врачевать и, насколько мне известно, предсказывать будущее. Макреи и Фрейзеры дружат столетиями. Твой отец одобрил бы этот брак.

— Думаю, да. Элспет — необыкновенная девушка.

— Она мне нравится. — Пронзительные синие глаза снова задорно сверкнули. — В ней что, тоже течет кровь эльфов, как и в Макреях?

Дункан с недоумением посмотрел на нее.

— Наверняка в ней есть что-то от доброй феи. Ведь это она убедила упрямца вернуться в родной дом после стольких лет. Она научила тебя любви. Я же вижу, как сильно ты любишь эту девочку. Вот она, любовь! Сияет в счастливых глазах, горит румянцем на щеках. — Иннис наклонилась и нежно потрепала внука по щеке.

Тот рассмеялся:

— Скорее все дело в твоем великолепном виски!

— Вовсе нет, — покачала головой бабушка. — Вовсе нет.

Дверь с треском распахнулась, и в зал влетел красный как рак Эласдар. Упав на скамью, он издал тяжелый вздох.

— Что такое, мальчик мой? — спросила Иннис.

— Уф-ф. Больше не могу. У меня сердце разрывается. Налей-ка мне, брат, виски… Такой сильный, взрослый парень — и так низко пал!

— Ты это о чем? — уточнил Дункан, протягивая Эласдару наполненную кружку.

— Да о Магнусе же! Он ревет от боли! Неужто никак нельзя ему помочь, Иннис?

— Ах, во-он что. Он не от боли ревет, — отозвалась бабушка. — Пока он спал, Кирсти привязала его к кровати, чтобы не вставал. Так что он если и мучается, то от ярости. Когда я заходила к нему в последний раз, Кирсти заявила, что не развяжет веревки, пока он не пообещает оставаться в постели еще хотя бы три дня. — Иннис пожала плечами. — Ну и девчонка. Личико ангела, золотые руки, а характер — ну прямо дикая кошка.

— Я ж и говорю — здоровенный парень, а так низко пал, — буркнул Эласдар. — Сделай хоть ты что-нибудь, Дункан!

Дункан в притворном ужасе замахал руками:

— Ну нет, уволь! Вот Магнус окрепнет, пусть сам разбирается.

Оба посмотрели на Иннис. Та закивала с лукавой улыбкой:

— Вот-вот, пусть Магнус и разбирается. Надеюсь, он преподаст ей урок. По нему не скажешь, что он будет долго терпеть такое отношение.

* * *

Элспет еще никогда не забиралась так высоко в горы, туда, где склоны, покрытые золотыми осенними травами, становились все суровее, все неприступнее, где струились ледяные водопады, сверкая серебристыми потоками на фоне глянцево-черных скал. Ей еще не приходилось сверху смотреть на облака, пушистые, невесомые, накрывающие горные пики белоснежными шапками.

Сюда привел ее Дункан. Он улыбнулся, глядя на жену с уступа и протягивая ей руку. Элспет забралась наверх, оглянулась. С благодарной улыбкой пристроилась рядом с Дунканом на большом валуне.

— Вон там, у самого дальнего, узкого края озера, — сказал он, показывая на вытянутое неправильным овалом озеро, — стоит крепость Айлин Донан. Там констеблем мой двоюродный брат из клана Маккензи.

Старинная, с зубчатыми башнями крепость казалась совсем крошечной, словно сказочный домик эльфов, неотделимый от этой чарующей панорамы воды и гор, скал и прозрачного неба. А озеро, как ни старалось, не могло соперничать с глубокой синевой глаз Дункана. Элспет улыбнулась, прильнув головкой к плечу мужа.

— Как здесь красиво, — пробормотала она. Два орла торжественно и беззвучно парили в вышине, а на скалах внизу так же плавно скользили две громадные черные тени. — Ты бывал здесь в детстве?

— Очень часто. С братьями. — Он улыбнулся воспоминаниям. — Разоряли орлиные гнезда, спорили, кто быстрее залезет на какую-нибудь опасную скалу… — Обняв жену за плечи, Дункан снова вытянул руку. — А вон за тем крохотным озерцом, видишь? — покоятся отец и братья, рядом со многими поколениями Макреев.

Оба долго молчали, глядя вдаль, на сияющее синевой пятнышко озера.

— Мне их так не хватает… — выдохнул наконец Дункан. — Хорошие они были, добрые. Братья погибли совсем молодыми, не старше, чем сейчас Фрейзеры. Отец был отличным воином, сильным и смелым. Смеяться любил… и сражаться тоже. И очень любил своих детей. — Его пальцы стиснули плечо Элспет, и она накрыла их ладонью. Слезы сострадания обожгли ей веки.

— Твой дом здесь, — прошептала она. — Не в Эдинбурге, даже не в Гленране. Только здесь ты будешь счастлив. Эти горы — часть твоей души.

Дункан не ответил, но ответное пожатие его пальцев было больше чем простое «да». А когда он встал и выпрямился во весь рост, Элспет увидела перед собой истинного горца, черпающего силы из родной земли, черпающего радость из ледяных озер и ветров Шотландии.

— Никогда не уезжай отсюда, Дункан. Далси — сердце твое.

Он опустил на жену синий взгляд:

— Ты — мое сердце. И это наш с тобой дом. Элспет тоже поднялась, протянула ему руку.

Так и стояли они высоко над землей, под самым небесным сводом.

Трепет пробежал по ее телу, глаза заволокло золотым туманом, предвестником видения.

Не догадываясь, что она уже в плену видения, Дункан взял ее за руку. Элспет хотела вырвать руку, но тело перестало ей подчиняться.

«Нельзя! — хотела крикнуть Элспет. — Не прикасайся, или тебе явится то же самое!» — но слова застыли на ее губах.

По склону горы, в сиянии солнечных лучей, уверенно шагал длинноногий темноволосый мальчуган. Вскинув голову, рассмеялся, звонко и счастливо. Но он не видел Элспет и Дункана, стоявших на каменистом уступе. Нет, не видел. Он явился из другого времени. Из будущего.

Элспет видела его глаза — прозрачные, как горные реки, серебристые, как лунный свет в ночи. Она узнала этого мальчугана. Это был ее сын. Сын Дункана.

Видение померкло, мальчуган исчез, словно растворился в золотой дымке. Элспет повернулась к мужу. Лицо его было бледно, взгляд туманен.

— Я его видел! — выдохнул Дункан. — Я видел нашего сына!

Элспет кивнула. Слезинка, задрожав, упала с ресниц.

— Он будет очень сильным и счастливым. Веселым, как его дедушка. Он будет любить эти горы, как его отец.

Дункан раскрыл объятия.

— Я не хочу, чтобы он рос без отца… — глухо пробормотала Элспет, уткнувшись лицом ему в грудь.

— У него будет отец. — Дункан прижался губами к шелковистым волосам. — Обещаю тебе.

* * *

Спустившись с горы, Дункан потянул жену за руку в сторону замка Далси, через горбы холмов в сухих стеблях вереска и пожухлых папоротниках.